Он изменился с прошлого лета. Теперь Гилас выше, шире в плечах, да и голос звучит ниже. Казалось, перед Пиррой не тот мальчик, которого она знала, а кто-то совсем другой. И вот что удивительно: в одежде из грубо выделанных овечьих шкур Гилас похож на иноземца больше, чем раньше. До этого Пирра не замечала, сколько в нем акийского.
– Ну что, нашел сестру? – смущенно спросила Пирра.
– Нет, – ответил Гилас, ломая ветки об колено. – Слышал, у тебя мать умерла. Соболезную.
– Не хочу об этом говорить, – резко бросила Пирра.
– Ладно.
Пирра даже пожалела, что Гилас так легко сдался. Чем больше она старалась не думать о матери, тем навязчивей становились эти мысли. Чувства сплелись в запутанный клубок из гнева и горя. Вот бы Гилас помог Пирре его распутать!
Между тем Эхо вытянула одно крыло и, чуть ли не с остервенением щелкая клювом, принялась чистить перья.
– Дать ей воды? – вдруг спросил Гилас.
– Ей мясо нужно, но, по-моему, она не умеет охотиться.
– Что верно, то верно. Твоя соколиха напала на вороненка и получила хорошую взбучку от его родителей.
Мальчик и девочка робко улыбнулись друг другу.
Гилас рассказал, как заметил Эхо кружащей над Така Зими.
– Я сразу понял, что ты там.
Пирра подошла к соколихе и протянула ей палец.
– Спасибо, Эхо, – произнесла она.
Птица легонько клюнула ее в палец и снова занялась своими перышками.
От потрескивающего костра по пещере растеклось приятное тепло. Сыр они поделили на двоих. Гилас положил немножко у основания камня, где сидела Эхо. Соколиха настороженно глянула на мальчика, но, к удивлению Пирры, спрыгнула с камня и склевала сыр.
– Не знала, что она его любит, – заметила Пирра.
В голосе девочки прозвучали нотки ревности.
– Завтра попробую поймать ей мышь, – сказал Гилас.
Он спросил, как Пирра подружилась с Эхо, и девочка все ему рассказала. Потом спросила, как Гилас выживал после того, что произошло на Талакрее, и он поведал о своих морских странствиях с командой беглых рабов.
– Скучаешь по ним? – спросила Пирра.
– По Перифасу – да. Но с ним я иногда почти забывал про тебя, Исси и Разбойницу. А я не хотел вас забыть.
Стоило Гиласу упомянуть маленькую львицу, и Пирра сразу притихла.
– Гилас… – Она запнулась. – Разбойница…
– Жаль, что она сейчас не с нами. В последний раз я видел ее на другой стороне Горы, и…
– Разбойница жива?! – вскричала Пирра, напугав Эхо. – Я думала, ее смыла Великая Волна и она утонула!
– Благодаря Разбойнице я узнал, что Вороны на Кефтиу, – произнес Гилас. – Вытащил их стрелу из раны у нее на плече.
– Вороны подстрелили Разбойницу? Как она?
– Не знаю. А жаль.
Тут оба умолкли, думая о Воронах и слушая, как ели стонут на ночном ветру. Пирра вспоминала кровожадный взгляд Креона, когда тот целился в нее из лука. А Теламон поклялся разыскать Гиласа и убить его.
– Тебе очень не хватает твоей печати? – вдруг спросил Гилас. – Ты все время потираешь запястье.
– Мне ее надели, когда я родилась. Как-то непривычно без нее.
Пирра спросила, носит ли Гилас с собой львиный коготь, и он вытащил из-под безрукавки кожаный шнурок, на котором висел ее подарок. А потом Гилас в свою очередь спросил, пользуется ли Пирра ножом, который он для нее сделал.
– Э-э… Нет, – протянула Пирра. – Когда корабль отплыл от Талакреи, я его за борт выкинула.
– А-а, – протянул Гилас.
– И твое соколиное перо я тоже выбросила. – Пирра искоса взглянула на мальчика. – Семь лун, Гилас. Семь лун я просидела взаперти в Така Зими, и виноват в этом ты.
Гилас сидел, обхватив руками колени, и угрюмо глядел на огонь. Отблески пламени играли на его светлых волосах и озаряли выразительные черты его волевого лица.
– На Талакрее ты клялась, что никогда меня не простишь, – произнес он. – Это было последнее, что ты мне сказала.
– Ты силой усадил меня на корабль и отправил обратно в неволю.
– Я хотел тебя спасти.
– Ты не дал мне выбора. Просто решил за меня.
– Каждая минута была на счету! И когда я усаживал тебя на корабль, даже представить не мог, что Кефтиу пострадает сильнее всего. Я же не знал, что придет Великая Волна, а вслед за ней Чума! – Гилас помолчал. – Но ты права. В Така Зими тебя отправили из-за меня. Прости.
Пирра опустила взгляд:
– Если бы не ты, я сгорела бы заживо или стала пленницей Воронов. Я рада, что ты нашел меня.
Подняв голову, Пирра увидела, что Гилас смотрит на нее. Что означает выражение его золотисто-карих глаз, понять было трудно.
– А я рад снова тебя видеть, Пирра, – тихо произнес он.
Девочка залилась краской.
– Правда?
– Да. Очень.
Пирра покраснела еще сильнее и закусила губу.
– Я… тоже рада тебя видеть.
Снова повисло молчание.
По концу палки полз жук. Вот-вот свалится в огонь. Но Гилас взял палку и отнес его на безопасное расстояние от костра. А потом мальчик вышел, бормоча себе под нос, что сейчас наберет еловых веток – надо же им на чем-то спать.
Пока Пирра дожидалась возвращения Гиласа, от тепла ее начало клонить в сон. Мысли стали вялыми, спутанными. Вот она опять в подвале, над головой раздается треск пламени, а сквозь щели под крышку люка просачивается дым…
Вдруг Пирра вздрогнула и проснулась.
– Усерреф! – воскликнула девочка.
Эхо тоже закричала, и в пещеру вбежал Гилас.
– Что случилось?
– Как же я раньше не подумала? Усерреф вернется, увидит, что осталось от Така Зими, и решит, что меня нет в живых!
Гилас озадаченно уставился на нее:
– И что с того? Ты ведь жива.
– Нет, ты не понимаешь! Когда я болела, заставила Усеррефа поклясться, что если я умру, он заберет кинжал и уничтожит его. Значит, теперь… Бедный Усерреф!
Пирра живо представила, как египтянин с ужасом глядит на дымящиеся руины Така Зими. Усерреф будет совершенно раздавлен. Он ведь всю жизнь посвятил тому, чтобы оберегать Пирру!
– Пирра! – окликнул ее Гилас. – Ты меня слышишь? Я спросил – где сейчас кинжал?
Девочка сглотнула ком в горле.
– Я его спрятала, как только мы приплыли на Кефтиу. Но мать в тот же день отправила меня в Така Зими, и я не успела достать кинжал из тайника…
– Так где он? – перебил Гилас.
– В Доме Богини.
– В Доме Богини… – повторил Гилас. – А он сейчас стоит пустой. Никто его не охраняет. Воронам остается только зайти и взять кинжал.
– Им ни за что не найти мой тайник, – возразила Пирра. – Даже если десять лет на поиски потратят. Да и вообще, они ведь не знают, что кинжал там. Думают, он у меня.
Мальчик и девочка погрузились в задумчивое молчание.
– Нельзя его там оставлять, – наконец произнес Гилас. – Пока кинжал существует, он представляет угрозу.
– Верно. Мы должны добраться до кинжала раньше Воронов и уничтожить его.
«Да, вот только как?» – подумал Гилас. Легче сказать, чем сделать. В кузнице на Талакрее Акастос говорил ему, что кинжалу Короносов не страшна даже самая жаркая печь, созданная человеком. Его способно уничтожить только божество.
Но где искать богов? Они покинули Кефтиу, все до единого.
– Мало того, если Вороны нас выследят, мы приведем их прямо к кинжалу, – добавила Пирра.
– Мне тоже эта мысль в голову пришла, – кивнул Гилас. – Но придется рискнуть.
Их взгляды встретились.
– Вот только как искать Дом Богини? Пирра, я понятия не имею, где мы. А ты знаешь?
18
Гиласу приснилась Исси, и он проснулся с ноющей болью в сердце.
Было еще темно, Пирра крепко спала. Гилас тихонько собрался на охоту. Чтобы скрыть свой запах, он обмазался золой, потом взял пращу и крадучись ступил на снег.
Небо начинало светлеть, лес постепенно пробуждался. С ели на него глядела лесная куница, над головой трещали две сойки. Значит, Вороны далеко: будь они поблизости, вся живность попряталась бы.
В тусклом сером свете Гилас увидел, что повсюду кипит жизнь: вот в снегу остались тонкие, похожие на ножевые разрезы следы от совиных крыльев – это хищница нырнула вниз за полевкой. А вот следы барсука: кажется, будто здесь проходил маленький, но очень деловитый медведь. Но следов львиных лап нет.
Сердце заныло еще сильнее. Как же Гилас скучает по Разбойнице! И по ее оживленному фырканью, когда она хотела что-то сказать ему на львином языке, и по неудачным попыткам подкрасться к нему незамеченной. Почему-то, когда Разбойница была с ним, казалось, что Исси тоже рядом. Чутье подсказывало: если Гилас будет приглядывать за Разбойницей, то и Покровительница Зверей позаботится о его сестренке.
Охота шла удачно. Гилас подстрелил зайца, жевавшего ивовую кору, и двух куропаток. Голову зайца Гилас водрузил на дерево в качестве подношения богу Горы Дикти, лапы оставил Покровительнице Зверей, а одну из куропаток, не удержавшись, положил под кустом для Разбойницы.
Невыносимо думать, что она где-то бродит совсем одна! А если Гилас не найдет ее, львица так и останется одна на всю жизнь. Вот только долго она не протянет. Льву без прайда не выжить.
– Разбойница! – тихонько позвал Гилас.
Скользнувшая мимо ласка мельком взглянула на мальчика, а ворон опустился на ветку с протяжным «Кар!».
– Разбойница, ты где?
Тут ворон расправил крылья и взлетел. С ветки посыпался снег.
– Где ты?
В голосе Гиласа звучало столько тоски, что Пирра спряталась за валуном. Только бы он ее не заметил!
Лишь через некоторое время Пирра подошла к нему. Гилас сидел на корточках на снегу и ощипывал куропатку. Он выглядел таким печальным и уязвимым, что Пирре стало его жаль.
– Хорошо выспалась? – спросил Гилас, не поднимая головы.
Девочка ответила не сразу. Слабость еще не прошла, но о своей немощи она говорить не хотела. Вместо этого спросила, не видел ли Гилас Эхо.
Гилас ножом указал на скалу:
– Там сидит, добычу высматривает.