Я не буду напоминать тебе о том, что ты тщетно пытаешься забыть, прогнать от себя. Ты закрываешь глаза и не хочешь принять очевидного. Ничего удивительного – это нормальная реакция любой матери… Ты не желаешь признавать, что твой сын – необыкновенное существо. В этом его проклятие, но и его сила. Он изгой, обреченный на изоляцию своим редчайшим даром, и этого уже не поправить материнскими слезами. Мне хорошо знакома твоя боль, я ведь тоже мать здухача. Я преодолела ее и смирилась… Твой сын – здухач.
Дина снова дернулась.
– О Господи, кто?! Скажите хоть что-нибудь такое, что я могла бы понять!
– Для этого ты здесь и находишься, но понять все до конца ты не сможешь. Даже он сам не знает еще почти ничего о природе той силы, которой обладает. Эта сила сверхъестественна и капризна. Она входит в тех, кого сама выбирает. Ее нельзя приобрести по собственной воле, и она неисчерпаема. Ее источник неизвестен. Она управляет здухачем чаще, чем он управляет ею. Я еще не встречала человека, который полностью подчинил бы ее себе, а я долго живу на свете. Может быть, слишком долго… Здухачи пользуются силой, но никто не понимает, как это происходит. Избежать ее влияния не удавалось даже старикам, не говоря уже о маленьком мальчике…
Дина саркастически кивала, находя в сарказме последнее убежище:
– Сейчас двадцать первый век, бабушка, если вы забыли…
Цыганка поднесла палец к ее виску.
– Я слежу за временем, дочка. А ты постарайся выключить свой ум, приспособленный только для того, чтобы расчленять реальность. Слушай меня сердцем. Сердце соединяет все, что разбито умом на части. Сердце склеивает осколки. Любовь заживляет швы и сращивает края ран. Ты вся изранена; никто не поможет тебе, кроме тебя самой… Слушай, детка, слушай внимательно – ведь ты этого хотела. Сила действует, когда тело здухача спит. Дух выходит из него и странствует свободно. Не только в ЭТОМ мире. Для него не существует преград, однако его странствия по большей части случайны. Сила выбирает места, эпохи, измерения. А он – будто слепая крыса в бесконечно сложном лабиринте – готов сражаться в любую секунду, однако не знает, с кем и ради чего. В этом смысле он марионетка, но даже мне не известно, куда, к КОМУ тянутся нити. По правде говоря, я и не хотела бы это знать. Посмотри на меня. Мне много лет. Поверь, я видела ужасные вещи, но клянусь духом моей матери, Я НЕ ХОТЕЛА БЫ ЭТО ЗНАТЬ!..
Дина долго молчала. Она не могла переварить услышанное, как невозможно при всем желании переварить проглоченный стальной шарик. Этот «шарик» жег внутри, словно был раскаленным или, наоборот, обледеневшим. Он причинял физическую боль. И в то же время Дина все еще отказывалась верить в его существование…
– Да, во сне… – наконец проговорила она. – Я видела это… Он…
– Не надо, – прервала ее Нина. – Не мучай себя. Я знаю, как проявляет себя сила… Гораздо хуже то, что другие здухачи пытаются его убить. Насколько я понимаю, пытаются давно. Войне не видно конца…
– Вы хотите сказать, что… – Дина запнулась, оглушенная внезапно открывшейся перед нею истиной. То, что дремало в подсознании, выбралось на поверхность, как молодая гадюка из гнезда. В глубине души Дина знала все это, знала уже несколько лет – чуть ли не с тех самых пор, когда ураган в парке едва не покончил с нею и с младенцем, – но старательно воздвигала стену между собой и болезненной правдой.
Старуха кивала, будто прочла ее мысли.
– Теперь ты, кажется, уловила главное: степень опасности. Они – я даже не знаю, кто ОНИ, потому что по ТУ сторону здухачи не имеют постоянных обличий, – либо уничтожат его, либо вовлекут в свой круг. Стихийные бедствия – еще не все, на что они способны.
– А вы? – почти истерично воскликнула Дина. – На что ВЫ способны? Сами-то вы – кто? Для чего вам нужен мой сын? Во что вы его втягиваете?..
– Ты имеешь право задавать вопросы, – спокойно сказала бабушка Нина, и ее спокойствие погасило разгоравшийся пожар истерики. – Конечно, мы тоже здухачи. От ТЕХ мы отличаемся лишь одним: по какой-то случайности мы оказались на твоей стороне. Могло быть иначе; тогда ты сидела бы не здесь…
Как видишь, я с тобой вполне откровенна.
– А шприц? – быстро спросила Дина. – На кой черт нужен шприц? Я же видела!..
– Ну, это очень просто. – Бабушка Нина грустно улыбнулась. – Ты слушала невнимательно. У здухачей есть одна слабость. Они могут действовать лишь тогда, когда спят. Только дух спящего обретает свободу. Чтобы освободить его, люди тысячи лет ищут различные способы. Но и сегодня шприц – самый простой и быстрый. До сих пор не придумано ничего лучшего. Я не припоминаю никого, кто научился бы погружать себя в сон без внешнего воздействия… Теперь ты знаешь все, что тебе нужно знать.
– Для чего? – В голосе молодой женщины осталась только горечь.
– Чтобы принять решение.
Дина оцепенела. Тело налилось свинцом; сердце едва трепыхалось под этой сдавливающей тяжестью; потолок, казалось, придавил голову…
– Неужели нет никакого другого способа? – в отчаянии проговорила она. Выбор, который стоял перед нею, был слишком тяжел. Впрочем, на донышке разума покоился готовый ответ. Она уже знала, каким будет ее решение, причем знала давно. Еще с того времени, когда в ней зарождалась новая жизнь. Она до последних дней ощущала нерасторжимую связь со своим сыном. Связь, которая теперь была под угрозой.
И все эти люди… Для чего они находятся рядом? Не для того ли, чтобы окончательно разрушить ее хрупкое существование?.. А если она сделает выбор, то как будет жить с этим ПОТОМ? Легче умереть самой, чем приговорить к смерти одного из любимых людей…
– Другой способ? – переспросила цыганка. – Может быть, и есть, но он не годится для нашего случая.
– Почему?! – Дина подалась вперед. В ней промелькнула слабая искорка надежды. – Я справлюсь!
– Дело не только в тебе. И даже совсем не в тебе… Пойдем. Ты должна кое-что увидеть.
С того момента, как Дина фактически доверила бабушке Нине судьбу своей семьи, в словах и жестах старой цыганки появилась спокойная властность. Она приняла на себя ответственность за чужие жизни и осознавала, что это всегда дорого обходится.
Вместе они прошли в ту часть дома, где Дина еще не успела побывать. Бабушка Нина привела ее в маленькую спальню, в которой помещались только кровать, тумбочка и нечто, похожее на игрушечный алтарь. Свет единственной лампочки был приглушен абажуром. В этом тусклом свете все казалось серым и безжизненным.
Дина остановилась на пороге, потому что шестым чувством ощутила близость смерти. Старуха жестом поманила ее к себе. Преодолевая отвращение, Дина вошла и замерла у изголовья кровати. Потом заставила себя опустить взгляд.
Сколько можно играть в прятки с собственным подсознанием? Рано или поздно ужасные вещи все равно становятся очевидными – рядом с тобой, поодаль от тебя или… в зеркале.
То, что неподвижно лежало перед ней, было человеческой руиной. Дина с трудом узнала глухонемую девушку в обтянутом кожей скелете землистого цвета. Правда, теперь никто не назвал бы несчастную девушкой. Существо без возраста и пола, почти мумия, оболочка, из которой кто-то одним вдохом, длившимся целую ночь, высосал жизнь. Глаза оставались открытыми, только это ничего не меняло – они казались двумя обломками раковины, покрытыми грязным перламутром. Но кое-что осталось на самом донышке выжженного сосуда и теперь дотлевало внутри, словно замурованное заживо, и слабо дышало сквозь ноздри, как через отверстия в глиняной стене…
Дине было страшно, но теперь она не могла оторвать взгляда от тяжелобольной или умирающей. Второе, пожалуй, было намного ближе к истине. Но как называется смертельная болезнь? Да и болезнь ли это вообще?! Бактериологическое оружие? Какой вирус убивает за сутки? Может, и есть такой, однако в этом доме никто и не думает об опасности заражения…
А видимые симптомы? О них почти нечего сказать. Крайняя изможденность и абсолютно пустой взгляд, направленный в потолок. На появление двух женщин лежащая никак не отреагировала. Вряд ли она ощущала хоть что-нибудь.
Дина не могла понять, действительно ли она улавливает запах тления, витающий в комнате. Во всяком случае, через минуту ей стало дурно, и старой цыганке пришлось поддержать ее под локоть. Потом Нина сказала:
– Прошлой ночью она спасла тебя и твоего сына.
Дина была потрясена тем, что увидела. Но еще больше тем, что абсолютно чужой человек пожертвовал ради нее всем.
– Неужели… Неужели ей нельзя помочь?
Старуха покачала головой.
– Вряд ли. Слишком много энергии потеряно. И утечка продолжается; я не могу перекрыть канал. Одной ногой она уже ТАМ и, кажется, сама не хочет возвращаться… Такое случается. Этот мир далеко не лучший… Мне очень жаль. Меня и Цезара не было рядом, чтобы прикрыть тебя и твоего сына. Внезапная атака. Несчастная приняла весь удар на себя.
Дина зажмурилась, чтобы сдержать рыдание. Цезар неслышно приблизился сзади, взял ее под руки и вывел из комнаты, где умирала Мария. Проводил по длинному коридору, напоминавшему теперь переходы морга, и снова усадил в кресло. Предложил выпить, но она отказалась.
Бабушка Нина пришла и села напротив; ее лицо превратилось в маску, не выражавшую никаких эмоций. Она не могла себе этого позволить.
– Я виновата… Это все из-за меня… – прошептала Дина. – Я идиотка. Я ведь пыталась сбежать…
– Глупости, – оборвала ее цыганка. – Я показала тебе Марию не для того, чтобы ты до конца жизни терзалась чувством вины. Это противостояние отличается жестокостью и безжалостностью; бедняжка знала, на что шла. А ты, кажется, не знаешь до сих пор… Ты спрашиваешь, есть ли способ. Есть. Этот способ – война. Прошлой ночью ты побывала в эпицентре сражения, почувствовала, каким может быть нападение здухача, а ведь это еще цветочки… Сейчас силы почти равны, и если твой сын будет с нами – в чем я, кстати, не уверена, – то мы скорее всего победим. Однако цена победы может оказаться слишком высокой. Например, с ним случится то же самое, что случилось с Марией. Я не говорю о миллионах других жизней. Как тебе такой исход?