При этом мужчины не носили ни пятнистой камуфляжной формы, ни высоких ботинок, ни укороченных автоматов. Они были одеты как обычные рыбаки и все их снаряжение состояло из безобидных с виду удочек да рюкзаков. Наткнувшись на них, никто не заподозрил бы, что видит перед собой опытнейших бойцов спецназа ГРУ, привлеченных СВР для дополнительной охраны объекта. В ухе каждого спецназовца торчал маленький микрофон, но в эпоху всеобщей телефонной мобилизации никого этим не удивишь. Правда, вся не святая троица была вооружена бесшумными беспламенными мелкокалиберными пистолетами для ближнего боя, но пистолеты не афишировались, как не афишировались специальные ножи разведчиков и зачехленные саперные лопатки, притороченные к рюкзакам.
Зачем лопатки? Ими можно копать червей, делать ступеньки на крутых спусках к воде, рыть ямы для мусора, рубить хворост. А вдобавок спецназовец способен снести такой лопаткой полчерепа врагу, превратить ее в смертельно опасное метательное оружие или рубить пальцы пленным, упрощая и укорачивая тем самым процесс допроса.
Сегодня, правда, убивать и допрашивать было некого и незачем. Спецназовцы просто неотвязно сопровождали сына Верещагина и сообщали о всех его действиях и передвижениях руководству. В ту секунду, когда Степка выбрался за ограду, была объявлена боевая готовность номер один, и отмена ее предвиделась не раньше, чем завершится самовольная отлучка.
– Внимание, – прозвучало предупреждение в наушниках синхронной связи, – появился черный джип. Движется наперерез мальчику с северо-запада. Просека в квадрате Б-6.
– Вас понял, – шепнули вразнобой спецназовцы, слегка меняя конфигурацию своего треугольника.
– Джип остановился примерно в ста пятидесяти метрах, – продолжал голос минуту спустя. – Из него вышли двое: пожилой мужчина и девушка. Он остался на месте, она идет по просеке к тропинке. Блондинка в джинсовом комбинезоне и солнцезащитных очках. Скорость ходьбы явно превышает прогулочную.
– Берем или кладем? – деловито спросил старший прапорщик, замыкающий группу.
– Подпускаем.
– Как?
– Оглох? Даем девке возможность контакта. Вмешиваемся только в случае возникновения прямой угрозы жизни.
– Чьей? – совсем запутался прапорщик.
– Пацана, – прошипел его собеседник. – Ты что, ухи переел? Контролируй ситуацию. Если мужик пойдет за напарницей, пусть один из твоих орлов устроит инсценировку угона джипа или еще что-нибудь в этом роде. Не мне тебя учить.
– Понял. – Прапорщик машинально кивнул, хотя собеседник не мог видеть ни его движения, ни виноватой мины. – А если девка его куда-нибудь потащит? В смысле, пацаненка, а не мужика?
– Непременно потащит. – Из одного конца канала связи в другой пронесся скабрезный смешок. – Но, думаю, недалеко. И ненадолго. Это, кстати, от тебя зависит. Удерживай их в радиусе 200–300 метров.
– На поводке?
– На поводке ты будешь бегать, если пацаненка упустишь. Понял?
– Так точно, – буркнул прапорщик, ужом просачиваясь сквозь бурелом.
– Через часик спугнешь их. – Голос в наушнике смягчился. – Гостью с территории охраняемого объекта гони в три шеи. Пацана заворачивай домой. А для пущей важности представься и удостоверением козырни. У нас тут ведь не проходной двор.
– Не проходной, – подтвердил прапорщик.
Он вспомнил, как орава подростков беспрепятственно покинула территорию ведомственного объекта, и скривился. Паршивая охрана, паршивое задание, паршивое настроение. Хотя девка из джипа очень даже ничего.
Беззвучно приминая траву, прапорщик залег на краю старой просеки и связался с бойцами. Одного отправил к джипу, второго – в обход открытого пространства. А сам все это время не сводил глаз с пацана и девки, стоящих напротив. Странная пара. И сама история странная. Темная, как то болото. Муть мутная.
– Мальчик!
Окрик вывел Степку из мрачной прострации, в которой он пребывал на протяжении неизвестно какого времени. Он терпеть не мог, когда его называли мальчиком. Но та, которая позволила себе это, могла бы обратиться к нему как угодно, а он бы и не пикнул. Несмотря на то, что на ней был дурацкий комбинезон – одежда, которую Степка тоже недолюбливал. Потому что все остальное было по высшему разряду: прическа, глаза, лицо, фигура…
– Что? – спросил он, контролируя голосовые связки, которые запросто могли сорваться на постыдный петушиный фальцет.
– До Макаровки далеко? – спросила девушка.
Она шла по просеке, смело раздвигая коленями заросли крапивы. А чего ей бояться в таком наряде? Ни комар жалом не пробьет, ни злобный рыжий муравей не прокусит. Степка вдруг представил себе нежную-нежную девичью кожу под грубой джинсовой тканью, и его словно током долбануло, а потом мелко затрясло. Судя по груди и плечам девушки, комбинезон она носила на голое ну или, может быть, на полуголое тело. Сильное, гибкое, загорелое.
– Не слыхал… – Несмотря на все старания, Степкин голос все-таки предательски сорвался. – Не слыхал я про Макаровку.
– Плохо, – сказала девушка, остановившись в трех шагах. – Значит, я заблудилась.
– Тут научный городок рядом. – Степка показал подбородком направление. – И станция рядом. – Он повернулся в сторону реки.
– Далеко станция?
– Километра три. Но придется речку переплывать.
– Пловчиха из меня никудышная. – Облокотившись на ободранный сосновый ствол, девушка сунула в рот травинку. – Брод есть?
– Брод? – переспросил Степка. – А кто его знает.
– Ты не местный?
– Приезжий.
– А нос почему распухший? Дрался?
Какое ее дело? Что за манера лезть в чужие дела? Степка же не спрашивает ее: «А почему под комбинезоном ни кофточки, ни лифчика? Трахалась?»
– Так, – поморщился Степка. – Дал одному.
– За дело хоть? – спросила девушка.
– За дело.
– Тогда правильно. – Она улыбнулась, продолжая мочалить стебелек сахарными зубами. – Я Рита. А ты?
– Степан, – буркнул Степка.
– Проводишь до речки?
– Запросто.
– Но сначала я немного передохну, если не возражаешь. Наверное, сто километров намотала по вашим лесам. Уф-ф… – Рита поискала глазами подходящее место для привала. – Пойдем на поляну? Видишь, за кустами проглядывает? Там и цветы есть, наверное…
– Разве ж это цветы, – пренебрежительно протянул Степка.
– А я люблю полевые.
– Лесные.
– Ну лесные.
Рита согласилась с такой легкостью, что Степке показалось, что они знакомы целую вечность. Ну и дела! Такая классная телка, и никакого напряга! Везет же тому, кто у нее в бойфрендах числится.
Они вышли на поляну и сели в тени, вытянув перед собой ноги. Те, что принадлежали Рите, были заметно длиннее Степкиных. Заметив это, он согнул ноги в коленях и тоже принялся жевать травинку. Девушка бросила на него быстрый изучающий взгляд. Как будто гвоздь в висок забила. И еще один. И еще.
– Чего уставилась? – грубо спросил Степка.
Понимая, что ничего ему здесь не перепадет, не обломится, он не считал нужным корчить из себя кадет-юнкера на светском приеме. Кто он Рите, и кто она ему?
– Возраст определяю, – донеслось до его левого уха, порядком разогревшегося от близости комбинезона и того, что под ним скрывалось.
– Определила? – равнодушно спросил Степка.
– Шестнадцать? – предположила Рита.
Пустяк, а приятно.
– Почти угадала, – процедил Степка, жуя пахучий стебелек.
– Неужели семнадцать?
Как ответить? А никак. Достаточно передернуть плечами: понимай как знаешь. И Рита не стала докапываться до истины. Она и так знала о сидящем рядом подростке гораздо больше, чем ему того хотелось бы. А еще он был ей противен. Обычное явление. Работают не ради удовольствия, работают ради денег и карьерного роста. Что касается Риты, то у нее имелся дополнительный стимул. Грин-кард с перспективой полноценного гражданства США. За такой приз можно и марсианина приласкать, не то что лопоухого подростка с расквашенным носом.
Трудовая деятельность Риты начиналась в московском модельном агентстве, только выпускали ее не на подиумы, а на всевозможные «поляны», накрываемые организаторами корпоративных вечеринок и презентаций. В прошлом году провести вечер в обществе русских красавиц пожелали сотрудники Гуманитарного центра защиты демократических свобод, треть которых являлась по совместительству гражданами Соединенных Штатов Америки.
Был хеллоуин. Девушек нарядили в меховые костюмчики монстров на застежках, снабдили шлемами-тыквами со светящимися глазами, обучили незатейливым куплетам и запустили в арт-холл шестизвездочного московского отеля «Мэрриотт Роял Аврора».
Весьма влиятельные и весьма состоятельные люди были частыми гостями «Авроры». Стандартный номер без завтрака стоил здесь 525 долларов за ночь, однако дороговизна не отпугивала, а напротив, привлекала тех, кто стремился всячески подчеркнуть или просто прочувствовать свою исключительность. Постояльцы отеля всю свою жизнь положили на то, чтобы стать не такими, как все, так что роскошь, недоступная простым смертным, возвышала их в собственных глазах. Бороться за демократические свободы в арендованном за 10 тысяч долларов зале – это круто! Развлекать столь состоятельных борцов – престижно и выгодно. Даже если меховые шкурки сбрасываются по команде распорядителя. И даже если заниматься групповым сексом с тыквой на голове не очень удобно.
Рита получила причитающийся гонорар, познакомилась с сотрудниками Гуманитарного центра поближе, выполнила несколько мелких поручений, принесших крупную прибыль, и сама не заметила, как оказалась в полной власти людей, интересующихся не гуманизмом и не эротикой, а совсем другими вещами. Заметив же, немножко испугалась, но не огорчилась. И, верная подписке о лояльности Разведывательному управлению США, стала совмещать приятное с полезным. Прежде она зарабатывала исключительно за счет внешних данных и некоторых внутренних органов. После налаживания контактов с ЦРУ основным источником доходов сделалась информация. Все мужчины, с которыми Рита оказывалась в постели, говорили. А американцы заботились о том, чтобы ее клиенты говорили на интересные темы.