«Потому, — отвечал адвокат, — что настойка эта лечебная, специально от таежного энцефалита предназначенная, который в сибирских краях свирепствует не меньше, чем муха це-це в Африке или бери-бери в Индии. И не палач это на этикетке, а стрелец, человек который стреляет, охотник, одним словом. Сибирские охотники от энцефалита исключительно этой настойкой и спасаются. Потому сибиряки и пьют во все времена и всегда, зная наперед, что энцефалит в природе везде и повсюду присутствует и неподготовленного подстерегает. И наоборот, допустим спикирует вредоносный клещ на принявшего защитную дозу охотника, чтобы свежей крови насосаться, а у охотника кровь наполовину водкой с перцем разбавлена. Тут клещу и крышка, а у охотника никаких последствий. Что из этого следует? Если хотим жить — следует выпивать систематически и много. Совершенно не случайно — любимый тост русских, а сибиряков в особенности — «За здоровье». Его я и предлагаю почтенным господам англичанам и с ними переводчику: «Выпьем за наше здоровье. А иначе — все помрем».
Тост убедил, все дружно чокнулись эмалированными кружками и выпили. Англичанам уха понравилась, «Стрелецкая» видимо тоже, потому, что предложили повторить. С ответным спичем выступил сэр Роджер Смит, сравнивший русскую действительность с широкой полноводной рекой, которая внешне спокойна и медлительна, но в массе своей несет огромную мощь и скрытые от поверхностного взгляда возможности и тайные опасности для того, кто пытается пересекать ее течение. Лично он такого больше никогда делать не будет и другим отсоветует. Спич не все поняли, но все выпили. После второй оказалось, что языкового барьера между сотрапезниками как бы не существует и надобность в переводчике почти отпала. Карась у англичан оказался «карпо», комар — «москито», а значит: «Giue me а repellent», — тоже понятно. Водка — «рашен уодка вери гуд», а значит, пора наливать еще — чего тут не понять, даже Аборигену, который к английской речи проявил необъяснимые способности и воспринимал ее явно осмысленно.
В паузе между тостами, адвокат успел познакомиться с переводчиком, который оказался инженером-технологом. «Вот это мы и делаем ракеты, перекрываем Енисей, и даже в области балета мы впереди планеты всей», — пошутил переводчик. «А я посчитал что Вы профессиональный полиглот, — поспешил удивиться Романов. — так Вы ловко с ними общаетесь. А я вот ни бум-бум». «Спецшкола с английским уклоном в основе, а в институте удалось закрепить. А Вы какой язык изучали?» — «Русский — в семье, командный — в армии, матерный — на работе», — отшутился Романов и вспомнил свои экзамены по ин. язу на заочном юридическом «ликбезе», устыдился себя и ощутил, что краснеет.
Вспомнилось, как преподавателем на их факультете оказалась бывшая Володькина одноклассница Катя Довнарович, которая, пока он служил в армии и нарабатывал производственный стаж, успела закончить иняз, поступить в аспирантуру и заделаться преподавателем.
После первой же лекции Володька пригласил Катю в кафе, где объяснился в любви к ней и в нелюбви к языкам, в особенности к иностранным. Катя Володькины залеты еще со школы помнила, понимающе усмехнулась и пообещала: «Все будет нормально, Вовчик, ты только лекции посещай». Иностранный язык во времена железного занавеса считался предметом обременительным и необязательным и никто не мог предполагать, что пробелы в образовании Володьке придется осознать на пустынном пляже но не в Майами-бич, а в центре Сибири, в десятках километров от цивилизованного общества. Представился редкий случай пообщаться без лишних свидетелей с ребятами «оттуда», а на память кроме слов «дринк» и «брекфаст» ничего не приходит. Хотя отдельные слова и смысл фраз разобрать можно. Может благодаря тренировке и интуиции, в изощренном адвокатской практикой подсознании Романова во время спича Роджера Смита возникло ощущение, что сэр на русских сильно за что-то обижен, хотя и старается сделать хорошее лицо и скрыть досаду.
О своих подозрениях Романов и спросил у переводчика.
«Еще бы ему быть довольным, — засмеялся тот. — Он ехал в Сибирь овец стричь, а уезжает сам остриженным». — «Как?» — не поверил Романов.
«Очень просто, — снова хохотнул переводчик. — Год назад шеф нашей конторы посетил в составе областной делегации Англию с целью изучения передовых технологий в сфере обслуживания. Считается, что у британцев с этим все в порядке. В числе прочих прелестей капитализма, показали нашим олухам и столовую «фаст фуд» — быстрого обслуживания. А на наших заводах именно с этим и напряженка. Как обед — так бесконечная очередь к раздаче, жара, теснота, шум, скандалы и недовольство. Шеф посмотрел на английский «фаст фуд» и загорелся такое же оборудование купить, да еще, чтобы «на халяву». Едва он о своем пожелании обмолвился, как коммерсанты ему: чего изволите заказать? На какую сумму, в фунтах или долларах? А Роджер Смит уже готовый контракт подсовывает: очень выгодные условия, почти бесплатно. Наши и уши развесили, забыли, что у британских акул бесплатной одна наживка бывает. Взяли контракт на прочтение. Переводчики, как водится, обычные лингвисты, инженера среди них ни одного, юристов тоже. С грехом пополам, но текст перевели. На первый взгляд, в контракте сплошная выгода: оборудование Смит поставляет бесплатно, сам выезжает на запуск и опробование. А за это в течение пяти лет половину прибыли от эксплуатации оборудования должен получить Смит с компанией. Конечно, как полагается, если стороны не выполнят взаимных обязательств в положенный срок — предусмотрена выплата неустойки виновной стороной.
Наш шеф с иностранными дельцами ранее никаких дел не имел, клюнул на внешнюю благопристойность и респектабельность партнера и подписал контракт, особо в детали не вникая. Может, купился на обещания, а может, думал, что англичанин лопухнулся. Смит же, наоборот, все детали контракта заранее обдумал и как ему казалось, все предусмотрел и тоже был абсолютно уверен, что русского облапошил на все сто. Так или иначе — время пошло.
Точно в установленный срок, ни днем раньше, прибывает к нам из Англии заказанное оборудование. Отведенного контрактом времени на монтаж — в обрез. А у нас, как водится у русских строителей время монтажа на четыре этапа размечено: спячка, раскачка, накачка, горячка. Пока помещение освободили, пока оборудование на объект доставили, пока распаковали — уйму времени потеряли. В конце концов выяснилось, что оборудование есть, а монтажных чертежей и технологических схем к нему — нет и по всему видно, что и не бывало. Попробовать бы самим разобраться, да боязно: все оборудование электроникой нашпиговано, принцип работы неизвестен, да и в контракте оговорка, что фирма за поломки, допущенные некомпетентными специалистами во время монтажа, ответственности не несет и запасными частями не обеспечивает. Делать нечего — не пожалели денег на телетайп, запрашиваем фирму: так мол и так, мистер Смит, комплект техдокументации ВЫ позабыли вложить, просим ее выслать и дату окончания монтажа, предусмотренную контрактом, отодвинуть на то время, какое документация будет в пути. Пока мы ответа ждем — время идет. И работает оно на Смита и К0, поскольку если мы условия контракта не выполним и в срок линию не смонтируем, то неустойку фирме обязаны выплатить в три раза большую, чем само оборудование стоит. Наконец, дождались: обычной почтой приходит ответ. В своем письме Роджер Смит выразил недоумение, почему вопрос о техдокументации вдруг взял да и возник не вовремя, когда оборудование давно уже на месте стоять должно к прокрутке готовое. Ведь контрактом предусмотрена исключительно поставка оборудования, а о техдокументации в нем нет ни слова. Да и быть не может, поскольку у них, в Европе и Австралии, оборудование фирмы Смита монтируют исключительно дочерние предприятия фирмы, которым принадлежат эксклюзивные права на техническую документацию. В одностороннем порядке он, Роджер Смит, нарушить договора с дочерней фирмой не вправе, но не возражает, если Заказчик, то есть мы, самостоятельно обратится в дочернее предприятие с предложением о покупке комплекта документации или заключения договора на шеф-монтаж. Одновременно напомнил, что срок окончания монтажа, предусмотренный контрактом, наступает через 12 дней после подписания настоящего письма. И именно в этот день, он, Роджер Смит, собственной персоной надеется прибыть в Тюмень для пробной прокрутки оборудования. С уважением, и прочее, прочее.
Пока письмо до нас дошло, пока прошло через канцелярию, пока переводчик перетолмачил его с английского — декады как не бывало. Шеф как прочел письмо, как глянул на штемпели и календарь, так побагровел и взвился до потолка: «Негодяи! Работать не умеете! Завтра мистер Смит прибывает, а у вас еще не у шубы рукав! А что мне в обкоме скажут? Погубить меня думаете? Не выйдет. Я сам найду виноватого».
Надо заметить, что шеф в коридорах власти бока пообтер до блеска и усвоил накрепко, что начальник, будь он трижды дурак и простофиля, за собственные ошибки отвечать не должен и виноватым в них быть никогда не может, как не может быть виновен господь бог в непорочном зачатии девой Марией. «За все отвечают заместители и те, кто ниже их», — эту аксиому шеф усвоил твердо и навсегда. И, чтобы не подвергать ее справедливость сомнению и не создавать ненужного прецедента, срочно препоручил окончание монтажа, встречу и переговоры со Смитом своему первому заму, а сам экстренно отбыл в длительную командировку на Севера.
Ознакомившись с делом, первый зам уяснил всю безысходность ситуации и схватился за голову: в торгово-технологическом оборудовании он ровным счетом ничего не смыслил. И по примеру шефа, тоже стал искать крайнего: «Кто у нас за общепит отвечает?» — «Инженер-технолог Заголовцева», — доложили исполнительные помощники. «Раз инженер, то пусть и организует монтаж, — обрадовался заместитель. — Пригласите ее ко мне через полчасика, на инструктаж».
И свалили всю заботу на хрупкую женщину, которая хотя и отдала полжизни общественному питанию, хотя и закон