Взорвавшуюся котельную восстановить не успели, а потому гостиница «Умрихино» стояла пустая и холодная. Пришлось ревизора поселить в здании райкома партии. Пока огромное здание райкома строили, район разукрупнили и партработников вместе с аппаратчиками исполкома оказалось меньше, чем кабинетов. Чтобы хоть как-то заполнить брешь, отвели на первом непрестижном этаже место для комсомола, а в конце коридора, рядом с женским туалетом, — райкому профсоюза сельского хозяйства. Вот там, на раскладушечке, и проживал наш ревизор во время командировки. Днем проверял, как вносятся и расходуются профсоюзные взносы и другие средства, а вечером попьет чайку, сходит в клуб на прошлогодний фильм — и на боковую. Зато утром…
В ночь накануне праздника на улицы райцентра выпал снег глубокий и пушистый. А еще по случаю подготовки к празднику приказом начальника милиции в райцентре были введены повышенная готовность личного состава и усиленные наряды: мало ли что! Вон в соседнем Ялуторовске перед Первым мая какой-то Шепеленок расклеивал рукописные воззвания от имени фашистской партии города. Стоило огромного труда его вычислить и отловить, зато теперь он отдыхает в психолечебнице неподалеку от Умрихино. Там всех с такими вывихами собирают: и диссидентов, и демократов, и анархистов. Говорят, есть даже самозванный сын Троцкого, не при свидетелях он будь помянут. Так вот, по случаю предстоящей смены караулов, дежурный по райотделу предварительно позвонил на пост № 1 в райкоме: все ли там в порядке и на месте ли большой портрет генсека? Постовой от звонка моментально проснулся, доложил в трубку, что все в порядке, будет исполнено и так точно. После чего, положив трубку на аппарат, решил для верности убедиться, все ли так, как доложено, и не похитил ли злоумышленник портрета генерального секретаря. Тревога закралась в сознание еще до выхода на крыльцо: дверь, им лично закрытая, на засов, оказалась отпертой. Выйдя на крыльцо, сержант возвел очи к этажам райкома и убедился, что все флаги полощутся и портрет на месте. Но когда он опустил их к грешной и слегка прикрытой снежком земле, то оторопел: в утренних сумерках между густыми елями у стен райкома непозволительно голая и костлявая спина мелькнула и скрылась за углом. Сначала сержант решил, что ему мерещится, но фантастическая ширина черных сатиновых трусов местного промкомбината на фигуре заставляла поверить в реальность увиденного. Он потер глаза, проверяя, не остатки ли это сна, а когда отнял ладони от глаз, увидел, что голая фигура мелькнула меж елок повторно, отпечатывая на снегу вполне отчетливые следы босых ног. Ближайшее рассмотрение следов показало, что босоногих меж елками бегало не меньше десятка. «Хоть одного, да возьму!» — решил постовой, решительно снял шинель, широко распахнул ее и встал наизготовку за углом райкома. А ничего не подозревающий йог-ревизор, не торопясь, обежал очередной круг чтобы попасть прямо в тесные милицейские объятия.
«Попался, который кусался!» — обрадовался сержант, сбив старика подсечкой хромового сапога и заворачивая в шинель. Растерявшийся йог только беспомощно бился в колючем сукне, выплевывал снег и пытался кричать, что он красный партизан и неприкосновенное лицо, и даже пробовал укусить руку службиста вставными челюстями. Однако на особо важные посты ни хлипких, ни умных не ставят никогда. А потому сержант без долгих раздумий приволок увязанного в шинель на пост, укушенной рукой набрал номер дежурной части и доложил, что возле райкома в зарослях елок обнаружены голые партизаны, что один уже задержан, кричит и пугает Колчаком. А по следам на снегу видно, что всего их не меньше десятка.
Немедленно весь наличный состав райотдела во главе со служебнорозыскной собакой Карацупой был срочно мобилизован, погружен в «газик» и направлен на нейтрализацию формирования злодеев, обосновавшихся в райкомовских елках. А тем временем дежурный по райотделу Ермаков, заикаясь от волнения, рапортовал своему непосредственному начальнику: «По сообщению сержанта Груздева, в елках возле райкома обнаружены партизаны. Один задержан сержантом. На операцию по поиску остальных выслан усиленный наряд и готовится подкрепление…» Начальник милиции слушал дежурного и морщился: болела голова со вчерашнего — перебрал. Информация о партизанах никак не укладывалась в извилинах. Язык не поспевал за мыслями и потому он спросил первое и самое простое, что пришло в голову: «Ермаков, ты сегодня что пил?»
- Только чай.
- А вы мне и чаю выпить не даете, — обиделся начальник. — Где он, этот ваш задержанный?
- Только что привезли, — поспешил доложить Ермаков. — Он очень буйный и в одних трусах.
- Первому сообщили? — с угрозой прервал его начальник.
- Как можно без Вас, — успокоил его подчиненный.
- Пойдем посмотрим, а потом решим, что делать, — принял решение начальник.
В неотапливаемой, как и весь райотдел, камере оказалось не то что прохладно, а почти как на улице, и помещенному туда йогу, вместо того чтобы обижаться, биться о стены и двери, кричать и доказывать, что он ревизор и красный партизан, лучше бы успокоиться и заняться чем-нибудь приличествующим йогу — например, принять позу лотоса и погрузиться в нирвану. Но бедняга не унимался, буйствовал и произвел на начальника милиции дурное впечатление. «Какой же он красный, — укоризненно сказал он дежурному, отходя от дверного глазка, — скорее всего он синий, и кожа у него совсем гусиная. Ладно — пусть потешится часок, небось успокоится. — Значит, он партизан, да еще и ревизор?» Задумался начальник милиции. Так крепко, что в результате раздумий решил позвонить своему старому приятелю по охоте, главному врачу той самой психолечебницы, что находилась неподалеку на выселках.
Главного врача звонок разбудил некстати: накануне к нему приезжала комиссия из области. Все, как один, случайно оказались охотниками и с ружьями при себе. Пришлось, вместо проверки, вывезти их в лес на зайчишек. Зайчишек малость погоняли, а выпили совсем не малость, и чем все это закончилось, главврач абсолютно запамятовал — да и немудрено: после стольких лет с психами…
«Петр Павлович! — загудел в трубку баритон начальника милиции. — У тебя все дома?» — «Минутку, Павел Петрович, гляну, — предупредил главврач и заглянул в соседнюю комнату. Жена и дочь мирно спали в своих кроватях. — «Все дома и спят, — ответил главврач. — А что случилось? И что у тебя за шутки милицейские, Павел Петрович?» — главврач склонен был разыграть обиду. «Да ты не нервничай, старина, — я не про твой дом спрашиваю. Ты мне ответь: у тебя в дурдоме все на месте? Партизан не убегал? Нет? А ревизор?» — продолжал гудеть в трубку начальник милиции. «А что случилось, собственно?» — попробовал уточнить главврач. «Да ты понимаешь, — хохотнул милиционер, — мои ребята в елках голого мужика поймали, так он кричит что приехал с проверкой. У тебя ревизоры были?» — «Вчера еще были. — Екнуло сердце у психиатра: с ревизорами что-то случилось. — Были». — «Значит, это твой, — обрадовался начальник. — Мы тебе его через час доставим. Иначе у нас он долго не протянет — холодно».
Завернутого в шинель, ревизора-йога привезли в психолечебницу. При одном взгляде на трясущегося старика, главврач определил: «Наш контингент. В общую палату его. После праздника разберемся с диагнозом, а сейчас некогда». Нужно было опохмелиться и прийти в себя.
«Вам это даром не пройдет», — пообещал красный партизан. Он не бросал слов на ветер. Но жаловаться на свое незаконное задержание и помещение в психолечебницу дальновидно не стал. Нашелся другой повод поквитаться. К своему удивлению, в палате он встретил Миронова, которого знал по работе. Трех праздничных дней, когда врачи пациентов не трогали, Колонтайцу и ревизору хватило, чтобы объясниться и наметить план освобождения. Между тем, после праздника ревизора хватились в райкоме профсоюза, обнаружив в своем кабинете неубранную раскладушку, слегка стоптанные сапоги, брюки и китель ревизора. Но самого ревизора ни в комнате, ни на этажах, ни в женском туалете не обнаружили. В последней надежде позвонили в милицию. Там обрадовались: «Так это оказывается, ваш? А мы его уже в дурдом отправили…»
Ревизор сдержал свое слово: история с Колонтайцем стала достоянием широкой гласности и в устах народа приобрела неисчислимые и удивительные подробности, вроде того, что начальник милиции по пьяни бегал вокруг райкома в трусах, а Колонтаец его задержал, за что угодил в психушку: только дурак может мешать начальнику милиции. Но главное, то, что красный партизан не растратил высоких связей среди ветеранов партии, которые организовали разбирательство, в результате которого главврача сняли, Ермакова перевели служить на Север, а Колонтайца из психолечебницы выпустили, старательно забыв снять с учета и отменить диагноз: «параноидальное развитие личности — навязчивая идея». На прежней работе, кадровик небрежно протянул ему трудовую книжку: «Вы уволены по непригодности. Сами понимаете, что мы не можем оставить Вас ни в какой должности».
Колонтаец оказался опять один в чужом и враждебном мире: без жилья, без работы, без семьи и даже без друзей, которые стали его чураться. Со всем этим у Миронова возникла неразрешимая проблема: кто же решится принять на работу параноика с навязчивой идеей грабить? Хорошо еще, что в оргнаборе оказались неразборчивы и приняли в Неганскую экспедицию геодезистом: в тайге банков нет. На тяжелой работе стал забываться и оттаивать Колонтаец. Его заприметил начальник, и снова забрезжила на его жизненном горизонте звездочка надежды на удачу. Но разгореться так и не успела.
В поселке Нега произошла цепь загадочных преступлений, венцом которых стала пропажа кассира экспедиции вместе со всей ее месячной зарплатой, по пути из банка. На расследование был направлен тот самый капитан милиции Ермаков, который среди работников экспедиции сразу опознал Колонтайца и наметил его в разработку, как одного из подозреваемых.
Тринадцатого августа он вызвал Колонтайца на допрос и долго мытарил, все выспрашивая про ограбление магазина, колхозной зверофермы и пропажу винтовки. Колонтаец, конечно, догадывался, что все усилия Ермакова пришить ему дело — дохлый номер, но все-же насторожился и испугался основательно: пребывание в психушке еще не забылось. А когда ровно через тринадцать дней загадочно исчезла вся касса экспедиции, Колонтаец разволновался уже не на шутку: психушка, а то и хуже, снова замаячила — из всей команды вербованных он единственный носил ореол грабителя банков. Значит, если кому и шить ограбление кассира — то только ему и никому больше. А в справедливость Миронов давно уже перестал верить — не мальчик. Сидеть же в камере даже предварительного заключения, для подследственных, Антону не улыбалось. Ведь она так и называется — предварительного, что заранее предполагает последующую окончательную посадку в нее заключенного.