Паша налимов взялся варить сам. Вспоров рыбам брюхо, он вынул из каждой печень-максу и растер ее со снегом в тарелке. Затем, когда уха в котле закипела, заправил ее растертой максой. Навар получился густой, белый, душистый. «Нет в мире ухи вкуснее, чем из налима, — думал Антон, хлебая уху. — Беда только, что картошки нет и сухари вместо хлеба». Это Антон начинал скучать по привычной пище. Рыба — она и есть рыба, каши не заменит. На одной рыбе не проживешь — домашнего хочется. А впереди зима долгая.
Глава девятая. В снегах
Как давно снятся нам только белые сны,
Все иные оттенки снега занесли. —
Мы ослепли — темно от такой белизны…
В. В. Высоцкий
Промышлять налимов больше не пришлось: мороз сковал реку окончательно. И наутро не только палкой, но и топором пробить лед оказалось непросто. Пришлось Колонтайцу подолбить не только прорубь для забора воды, но и лунки для подъема сети отдалбливать. Зато когда подняли сеть, в ней оказалось штук двадцать толстомордых красавцев-язей, каждый килограмма по два. «Маловато, — как бы огорчился Няшин. — Однако язь уже в Обь пошел. Дней десять будет катиться. Теперь, Антон, рыбалка станет твоей ежедневной работой, пока ход рыбы не кончится. А я тем временем буду путик обустраивать, ловушки выставлять, может, пушнины напромышляем».
Рыбу выбрали и сеть задернули обратно под лед. На открытом льду мела поземка, и ветер пробирал до костей. И как это Няшин на таком холоде работает голыми руками и не боится окунать их в воду — уму непостижимо. Но ничего не поделаешь, эту науку придется постигать теперь и Колонтайцу. Таежная свобода, это не сахар к чаю. За эту радость тяжким трудом платить приходится. И никто за тебя твою работу не сделает и на завтра ее не отложишь. На промысле — если не успел, значит, навсегда опоздал и упущенного не воротить.
Однако лиса в капкан Няшину все-таки попалась самой мордочкой. Норкой, как говорят охотники. Паша подвесил ее за задние ноги и мигом спустил шкурку чулком. «Учись, пока я жив, — подмигнул он Антону. — Однако ты парень фартовый: первая шкурка в этом сезоне и сразу лисья. Если бы так и дальше, то можно жить». Но дальше попадались одни лишь зайцы. За рекой, где в осиннике косые натоптали торные тропы, Няшин учил Антона промышлять их петлями. В тесных местах, где заячья тропинка пролегала через кустарник или между деревьями, ставилась петля из тонкой проволоки. На бегу зайчишка ее не видел и попадался. Много ли зверьку надо. Однако шкурка у него копеечная, и Паша приходил с добычей не очень довольный. На зайцах много не заработаешь, а сезон ловли ондатры они с Колонтайцем пропустили за решеткой. Каждый раз Паша с Орликом уходили все дальше и дальше по ловушкам. Но большой удачи не было. Однажды удалось добыть колонка, другой раз — некрупную выдру. Тетерева и зайцы в счет не шли. Лисьи следы попадались редко и давние. Поэтому Орлик, убегая по лисьему следу, возвращался с виноватым видом. Сезон не задавался.
Антон далеко от избушки не удалялся. И вовсе не потому, что боялся тайги. Нет, к ней он давно привык, еще во времена армейской службы, а затем преддипломной практики, когда он, студент лесотехнического института участвовал в многодневной экспедиции по таксации и оценке запасов спелой древесины вдоль трассы будущей железной дороги Тавда — Сотник. Места там были самые медвежьи и ничем не уступали угодьям Няшина. Работа геодезистом-топографом в экспедиции закрепила полученные ранее навыки по ориентированию в лесу. Цепкому глазу топографа стоило один раз увидеть местность, чтобы она закрепилась у него в памяти надолго. А на знакомых местах не заплутаешь. Значит, и бояться нечего. Нет, в недалеких отлучках Колонтайца крылась иная причина: легкая одежонка. Ватные брюки и телогрейка, даже если под нее одеть все рубахи и свитер, а поверх — брезентовый плащ, — от сибирской зимы защита слабая. Однажды Колонтаец увлекся охотой на тетеревов, слетевшихся поклевать березовых почек и не заметил, как затянуло небо и запуржило, хоть глаз выколи — ничего не видать. В такую погоду надо в избе сидеть, а не по лесам шататься. Собьешься с дороги — и никто тебя уже не найдет, поскольку до весны закоченевший труп зверье растащит. Долго блудил по сугробам Колонтаец, стал совсем уже было замерзать, да, на счастье, пурга улеглась так же внезапно, как началась, а за рекой, в сумеречном небе обозначился дымок юрты: Няшин вернулся и затопил печь. Это великое дело возвратиться с мороза в теплую избу и протянуть к теплу озябшие руки. Именно потому, охотники, покидая избушку, не забывают заложить в потухшую печь сухие дрова и растопку. Чтобы вернувшись с мороза не тратить времени на розжиг печи. Иногда от этого жизнь зависит. Еле живой от мороза и голода возвратился в тот раз Колонтаец. И едва отогревшись, поспешно стал строгать ножом одну из мороженых щук, и жадно поедать прямо сырой, чего раньше никогда не делал. Голод — не тетка, ждать не станет. Ослабевший организм немедленной подпитки требует, а ждать горячего долго и некогда. С этого дня Антон приучился к строганине. Однако вывод из случившегося товарищи сделали: пока хорошую одежду не достанут, Антону следует промышлять поблизости от избушки и заниматься домашним хозяйством, чтобы основному охотнику Паше на это времени не терять.
Вынуть из-подо льда сеть, выбрать рыбу, нарубить дров, проверить заячьи петли, ободрать зайчишку, протопить юрту и сварить что-нибудь к возвращению Паши — малый перечень ежедневных дел Антона. Дрова приходилось искать вдалеке от юрты: поблизости сухостой давно вырублен. Тонкие сухие стволы приходилось доставлять волоком и ставить их конусом, подобно чуму, поблизости от избушки. Поставленные таким образом стволы хорошо просыхают на ветру, а, главное, их не заносит снегом. Понадобятся дровишки, можно взять бревешко и разрубить его на поленья. Заодно и сам согреешься. Ханты так делают. Паша возвращался всякий раз поздно и усталый. Помощь Колонтайца приходилась ему как раз кстати и экономила силы. Но с промыслом не везло и однажды он сказал Колонтайцу: «Болота промерзли — будем переходить в мою зимнюю избушку. Эта у меня летняя, для рыбалки. А еще есть большая, зимняя, для охоты. Она в хвойной тайге и там можно белковать. А где белка, там и куница, и соболь водятся. Туда пойдем. Но сперва я один туда на несколько дней сбегаю, оттуда привезу тебе одежду и лыжи. А заодно ловушки расставлю. Орлик со мной пойдет».
Проводил Антон Няшина и остался совсем один. Язь по реке прошел, вода пожелтела, сети покрылись слизью и их пришлось снять. Зайчишки поразбежались или Антон их повыловил, однако попадаться совсем перестали. Зато однажды прилетели куропатки в неисчислимом количестве. Расселись на кустах и березах, как большие белые хлопья снега и не улетали после выстрела, только порхали с ветки на ветку. Антон нащелкал их из винтовки штук десять, потом опомнился — пожалел патронов. Вспомнил, что куропаток здесь всегда петлями ловят. У Няшина волосяных петель висело на гвоздике штук сорок. Антон попробовал их расставить на излюбленных куропатками местах и в первый же день поймал трех. Потом еще четырех. Постепенно приходило умение и иногда попадалось до десятка птиц. Едой Антон был обеспечен теперь надолго, если не до лета, то до весны — точно. Но мясная пища ему приелась и хотелось хлеба. Мука в лабазе нашлась, но следовало изобрести закваску, без которой хлеба не испечь. Поразмыслив, Антон задумал извлечь ее из остатков ржаных сухарей. Выбрав сухарь побольше, Антон размочил его в подслащенной воде и окунул в жидкое тесто. Банку с закваской он поставил поближе к печке, для того, чтобы лучше забродила. Теперь оставалось постоянно поддерживать в избушке тепло, чтобы не застудить закваску. Удержать тепло в юрте оказалось делом непростым. Стоило отлучиться, как дрова в печурке прогорали и тепло вытягивало в трубу. Ради хлеба пришлось пожертвовать охотой.
Антон валялся на нарах, посматривал за печуркой и размышлял о разном, главным образом о себе, своем настоящем и будущем. Со времени побега у него впервые выдалось время поразмышлять. Спешить было некуда, никто Антона не погонял, не дергал, не ставил задачи. Еды, правда самой простой и грубой, хватало. Принести дров и натопить воды из снега, сварить суп из куропатки с перловкой, заварить чай из смородины с клюквой — вот и вся забота. Остальное время оставалось свободным. Донимали думы, и приходила тоска. Тесное пространство, темнота и духота полуземлянки давили. Хотелось в баню, в кино, к знакомым. Еще хотелось читать книги и петь под гитару женщинам. Все это вдруг оказалось так же недостижимо, как луна над кромкою леса. Если детально разобраться, то сегодняшнее положение Антона ничем не лучше, чем в заключении, из которого он бежал, и отличается только тем, что здесь не с кем общаться и вдобавок надо самому себя обслуживать: добывать пищу, готовить, заготавливать и доставлять дрова и воду, топить печь, убирать мусор. В камере об этом не надо было заботиться: государство беспокоилось о своих узниках. Не случайно профессиональным «бичам» зимой в КПЗ нравилось и на волю они отправлялись с неохотою. По всем статьям, выходило, что Антон добровольно стал узником зоны особо строгого режима. Вот тебе и раз: из камеры попал в другую, еще худшую. Удивительно, что ханты всю жизнь в таких условиях живут и еще радуются. Вот, что значит сила привычки к суровым условиям. Случись на земле ядерная зима, одни только северные народы и выживут. Впрочем человек и к тюрьме привыкает. Кому тюрьма, кому мать родна. Значит, не следовало бежать, а стоило дожидаться правосудия? Минутку, какого правосудия? Разве в психушке есть правосудие? В психушке есть только насилие санитаров, смирительные рубашки, аминазин и понимающие глаза докторов: «Все понимаем, батенька, но ничего не поделаешь, приходится подчиняться, чтобы быть как все. Ты вот не захотел быть как все, теперь лечишься. Вот мы тебя, ненормального, и подравняем под общую мерку. Куда ты денешься. Нормальные — это те, которые ничем не выделяются. В нашем обществе одни психи отличаются. Поэтому и мы тоже стараемся — ни вправо, ни влево, никуда». З