ли верить рекламе «Товарищества сахарных заводов», сахар в изобилии и без ограничений, чай, чайного товарищества «Караван» из Китая, чай товарищества «Два якоря» с собственных чайных плантаций на Цейлоне. «Остерегайтесь подделки! — предупреждает чайная компания, — обращайте внимание на фирменный торговый знак — два якоря!» Переворачиваю страницу за страницей — чего только не предлагает сибирякам торговля: муку, дрожжи, американские ружья «Ремингтон», паровые молотилки «Вестингауз», и прочее и прочее и прочее. Нет, неплохо жили сибиряки во время первой мировой войны и ни в чем не знали дефицита. Торговый дом тюменского ювелира Лейбы Брандта, что на улице Царской в Тюмени, предлагает желающим украшения из золота и драгоценных камней, парфюмерию, женское белье, пишущие машинки Ундервуд, велосипеды Дукс, фотоаппараты Цейс, шляпы, галстуки, ботинки — всего не перечесть. Вездесущая торговля предлагала северу губернии промышленные и колониальные товары, а взамен везла оттуда великолепную рыбу, пушнину, дичь для столичных ресторанов, кедровый орех, ягоды и древесину. Главной артерией товарообмена служил водный путь вокруг которого кормились и богатели пароходчики и судостроители, купцы-оптовики и мелкие лавочники, прибрежный рабочий люд. А сейчас на север идут караваны со строительными материалами, оборудованием и техникой, а навстречу нам попадаются чаще всего баржи с металлоломом с северных строек.
На втором Матушевском перекате все проходящие суда дают протяжный гудок сиреной — приветствуют серый железобетонный обелиск воздвигнутый в память о погибших на барже смерти. Фарватер здесь узкий и неглубокий, даже расхождение и обгон судов запрещены лоцией. Непонятно, как могла затонуть здесь баржа. И если выбирать места для затопления, то только не на этом перекате — есть места поглубже и капитанам они известны. Тем не менее, памятник стоит именно здесь. И именно рядом с ним лихие головы разместили загон для скота, как будто другого места на берегу не нашлось. В окружении навоза и грязи, а не цветочных клумб оказался памятник погибшим. Видимо не очень дорожат памятью борцов за счастье и светлое будущее человечества местные жители, если допустили такое. Возможно потому, что сами счастья не ведали, к человечеству себя не причисляли и о будущем не задумывались. И навоза вокруг обелиска просто не замечают, потому что привыкли всегда так жить и по-другому жить не хотят. Впрочем, неуважение к чужим могилам и памятникам никогда не остается безнаказанным. Может быть, это простое совпадение, не берусь умничать, но вот в газетах пишут, что обнаружили медики у коренных жителей Матушей аномально высокий уровень онкологических заболеваний. Воистину — проклятое богом место. Или паранормальное явление.
Один мой знакомый парапсихолог всплеск необычных событий, привязанных к одной конкретной местности, объясняет изломом между Покровкой и Тобольском невидимого каркаса физических полей Земли и повышенной напряженностью энергетического поля, которое влияет на животных, людей, исторические события, появление в месте излома леших, полтергейстов, неопознанных летательных объектов и даже пророков, к числу которых относил Григория Распутина и Менделеева.
По его теории в местах энергетических всплесков всегда наблюдается появление людей ясновидящих, способных распознавать явления и предсказывать будущее. Явление Менделееву периодической таблицы во сне и предсказание старцем Григорием гибели всей царской семьи вскоре после его, Распутина, смерти — будто бы события одного ряда. Насколько это верно, не берусь судить, но так или иначе, личностью Григорий Ефимович был неординарной не только для Сибири, но и в масштабах общероссийских, если не больше. Не случайно интерес к его личности с течением времени ничуть не утихает, а лишь обрастает всевозможными вновь возникшими фактами и событиями его жизни, в том числе и конъюнктурными спекуляциями, к числу которых может быть отнесена книга В. Пикуля «Нечистая сила». Не ясно кого имел в виду Пикуль под именем нечистой силы, возможно, что и международные масонские ложи, на пути устремлений которых к мировой бойне оказался мудрый сибирский старец, поплатившийся за это жизнью.
Во всяком случае, Григорий Ефимович к этой нечистой силе не может быть причислен. Более того, у местного населения о нем сохраняются теплые воспоминания и уважительное отношение, как к мученику за веру. Были написаны даже иконы с образом святого великомученика Григория с портретным сходством с оригиналом. Одну такую икону мне довелось увидеть в умирающей деревне Шешуково, в которую меня завели рыбацкие тропы. В последнем жилом доме всеми покинутой деревни одиноко жили старики Кузнецовы с коровой и собакой. Из всех других домов заливаемой вешними водами деревни, он единственный был возведен на подклети, а потому годился для проживания в половодье, подступавшему в худшие годы к самому полу. Из всего нищенского обихода и немудреного имущества только и гордости было у хозяина, что икона святого великомученика Григория, якобы написанная столичным богомазом с натуры — еще при жизни Распутина. Я видел эту икону и даже держал в руках. Несомненно, что это был новодел давностью около полувека, исполненный рукой великолепного мастера. Почти фотографическая тонкость письма просто поражала: отчетливо различались каждая волосинка бороды и радужная оболочка глаз. И тем не менее это было письмо маслом по деревянной доске. «Нравится? — спрашивал меня Виктор Кузнецов. — Городские мне за нее большие деньги предлагали, но я не согласился: святостью не торгуют. А когда угрожать стали — спустил с цепи Казбека». Наивный Виктор. В захолустье своем не понимал он, что уже появились и развелись в стране нелюди, способные продать не то, что святого, а и своих детей и родителей. Не уберег его преданный Казбек. В декабрьскую ночь неизвестные убили их всех троих и спалили дом. А где теперь икона — никто не знает. Да никто и не искал. Не только икона, само упоминание, сама память о старце считались опасными и ненужными. По указанию Московских идеологов, местные ревнители атеизма раскатали родовой дом Распутиных в Покровке, устоявший перед нашествием белых, красными освободителями, анархистами Хохрякова, комбедовцами и учениками неполной школы. Но перед указанием Партии не выстоял и развеян в прах, к сожалению односельчан, посещавших развалины в надежде отыскать сувенир на память о знаменитом земляке. Случалось и находили. Но чаще возвращались ни с чем. Об одной такой истории мне рассказывал товарищ по лодочной станции. Не поленюсь ее пересказать.
Тюменский бармен Михаил Левшаков, после десятилетней разлуки, приехал под Новый год погостить к родственникам в родную Покровку, при этом лелея тайную надежду скупить десяток икон старинного письма, чтобы потом с выгодой перепродать ценителям.
Одержимый этой идеей, он шагал по улицам старинного села и мысленно проникал сквозь потемневшие бревенчатые стены, заранее намечая возможные объекты коммерции. Во дворе брата его неприветливо встретил угрюмого вида кобелище, впрочем, беспрепятственно пропустивший Михаила в дом. «Он у нас с норовом, — пояснил брат, помогая Михаилу раздеваться, — незнакомых в дом впускает, а обратно ни за что!» Вечером, сидя за праздничным столом, где у самовара собралось все семейство, Михаил откровенно скучал. Бесшабашного разгула, к которому он успел привыкнуть и надеялся встретить в своей деревне не получалось. «Оскудела земля сибирская, — думал он глядя на ломящийся от угощений стол. — Измельчал сибиряк, пить не может, а в красном углу вместо икон держит портрет Мальцева. В иной московской квартире больше икон найдешь, чем во всей Покровке. Бесплатно съездил, даже дороги не окупить…»
Налегая на привезенный с собой «Маринер Джин», к которому большинство земляков отнеслись до обидного равнодушно, Михаил попытался завести разговор с сидевшим напротив здоровенным розовощеким парнем, в котором с трудом распознал своего племянника, некогда тщедушного подростка. Под тонкой белой рубашкой племянника буграми перекатывались мускулы. «Культурист!» — уважительно погладил Михаил плечо своего племянника. «Нет, мы другому богу молимся». - отшутился племянник и отвернулся к рядом сидевшей девчонке, влюбленносияющей голубыми глазами. «А все чудотворная! — полез с разъяснениями к Михаилу дедок Степан, подобный Михаилу любитель выпить, — Как нашел он ее на развалинах Гришкиного дома, так и начал здороветь. Поутру и на сон грядущий он всегда со своей чудотворной. Поясные поклоны кладет и креститься ей научился. У него хорошо получается…»
- Икона Гришки Распутина! Ей же на черном рынке цены нет! — ударило по мозгам Михаила. В захмелевшей голове горячо заворочалась жадная мысль: добыть во что бы это ни стало! «А где он хранит ее, знаешь?» — зашептал он на ухо деду Степану. — «Как не знать, — прошамкал дедок, — в амбаре, в сусеке хранится, чтобы не сперли. Вещь это старинная, по нынешним временам редкая. Молодежь ею сильно интересуется…»
- Она! Чудотворная! Может XVI век! Если антикварам толкнуть, на пару «Жигулей» хватит! — в воспаленном мозгу Михаила чередовались радужные картины с его участием.
Когда после встречи Нового года, и по-тюменски, и по-московски, старики, наконец, угомонились и улеглись, а молодежь отправилась кататься на санях с крутого берега, Михаил, в нетерпении едва одевшись, выскользнул на двор. Луна сияла, снег серебрился и хрустел под шагами. Замирая от скрежета ржавых дверных петель, Михаил отворил амбар. Внутри было просторно и сухо. Лунный свет через дверной проем падал на крышку старинного мучного ларя. «Сусек!» — обрадованно екнуло сердце. Воровато оглянувшись, Михаил приподнял крышку и запустил внутрь руку — она провалилась в пустоту. Зажигалкой он осветил внутренности ларя — кроме ржавой двухпудовки с раздувшимися чугунными боками внутри ничего не оказалось. «Перепрятали!» — отчаялся Михаил и решительно направился к выходу, но на пути наружу возник здоровенный рыжий кобелище, с недвумысленно оскаленными клыками. Весь его внешний вид внушал мысль о беспочвенности мирных переговоров. После того, как кобель предупредительно рыкнул, Михаил едва успел захлопнуть дверь перед его носом. Сквозь щели было видно, как кобель поскребся лапами в двери, а потом свернулся возле нее на крылечке. Как видимо — до утра. «К большому холоду» — отметил Михаил про себя.