- Вот такие и погубят Отечество, — плюнул вслед буровикам Романов. — Построят канал для желтолицых. На обустройство государственной границы средств не хватает, Дальний Восток от китайцев защитить не можем, Даманский им едва не отдали, БАМ достроить не умеем, мяса досыта не едим. А на канал деньги и людские ресурсы находятся, стоит только придумать очередную «стройку коммунизма». Загудит нищета, затрясет лохмотьями: «Даешь!» Пока канал строим, китайцы до Урала докатятся, канал им как раз кстати придется: со Средней Азией водой приторговывать. Они это умеют лучше нас. Из Москвы один только коммунизм виден, а проблемы Сибири не просматриваются. Лучше бы за демографией наблюдали, а то рождаемость в стране совсем упадет и строить канал будет некому.
- Вот об этом, братан, не волнуйся, — вставил Колонтаец. — В нашей стране для строительства каналов рабсила всегда найдется. Та же самая, что Беломор построила, Кара-Кумский и Волго-Донской каналы. Срочные рабы — зэки, временные рабы — стройбатовцы и добровольные — комсомольцы. Меня же тревожит другое. Если заберут из Оби и Иртыша часть воды, меньше тепла достанется Ледовитому океану, начнется второе оледенение, подвижка на юг зоны вечной мерзлоты. Это приведет к похолоданию и потере части сельскохозяйственных угодий. Неизбежное при этом осушение торфяных болот приведет к лесным пожарам, гибели животного и растительного мира, задымлению атмосферы на громадных территориях Обского и Иртышского бассейнов. Непроницаемая для солнца атмосфера будет препятствовать прогреву земли и похолодание продолжится дальше на юг. Плотины на Оби и Иртыше воспрепятствуют не только ходу рыбы на нерест, но и весеннему ледоходу. Огромные массы льда вместо того, чтобы уходить за весенней водой на север, будут медленно таять, охлаждать воздух и сдерживать наступление весны. Возникнет цепная реакция: закачанная в канал масса холодной воды с севера понесет за собой холод в южные области, ухудшая и без того неблагоприятные условия земледелия. В результате, сельское хозяйство юга Сибири и Северного Казахстана потеряет больше, чем планируется получить дополнительно. И вот я о чем думаю: разобьет человек чужое окно — его в тюрьму садят. А разорит природу целого региона — его награждают и садят в Президиум — вершить судьбы. Велики чудеса твои на Руси, Господи. Дай нам счастье не дожить до поворота вспять сибирских рек. Поплыли отсюда, братва, дальше на Север. Там найдем очищение от скверны издержек цивилизации, задумавшей погубить себя. На нашем Севере, по своей и не по своей воле, всегда собирались лучшие и здоровые силы. Может, среди них и нам отыщется место. Отдать носовой! Курс на север, вперед — полный!
Глава двадцать третья. Лагерь
В дорогу — живо! Или — в гроб ложись!
Да, выбор небогатый перед нами.
Нас обрекли на медленную жизнь.
Мы к ней для верности прикованы цепями.
И если бы оковы разломать —
Тогда бы мы и горло перегрызли
Тому, кто догадался приковать
Нас узами цепей к хваленой жизни.
В. В. Высоцкий
Ночная вахта потому и зовется «собакой», что вахтенному и штурвальному надо обладать собачьими чутьем и зрением, чтобы вести судно в сплошной тьме среди изменчивых очертаний береговых кромок и не вылететь на отмель, не налететь на топляк, не врезаться в яр. Сложное и опасное это дело — ночная проводка судов. Поэтому собачью вахту всегда стоят по двое: чтобы рулевому не задремать и из соображений общей безопасности. Один из ночных вахтенных — всегда сам капитан, значит — Колонтаец. На пару с ним, в порядке очередности, выпало стоять мне. Чтобы не дремать под монотонный стук дизеля и не скучать от безделья, я постарался разговорить Колонтайца и стал расспрашивать о его прошлом, предполагая бурную жизнь и захватывающие приключения. Удалось мне это не сразу: сначала Антон отвечал короткими рублеными фразами, словно нехотя, но постепенно разговорился, как это часто бывает между случайными попутчиками, которых судьба свела на краткий миг в купе или каюте, чтобы дать выговориться и излить душу, да и развести в разные стороны навсегда и навеки. Утром мы будем в Тобольске — и я выхожу. Запомнилось мне не все, но и того, что осталось, оказалось больше, чем достаточно для одного человека. За давностью дней и событий, услышанным могу поделиться и с вами.
В Москву Миронов прибыл вполне легально, с паспортом и в хорошей одежде, которая, подобно пропуску, помогла открыть ему многие двери. Известно — в Москве встречают по одежке, а провожают… Иной раз и в наручниках. Но Миронова Бог и Компартия на этот раз миловали — наручники отложили на другой срок. На его счастье в приемной ЦК КПСС, куда удалось-таки после долгих мытарств попасть Миронову, оказался толковый и добросовестный инструктор у которого хватило терпения до конца выслушать всю Колонтайцеву «Одиссею», начиная с детдома. По счастливому стечению обстоятельств, зерна его повести падали на благодатную почву. В недрах ЦК уже давно вызревала идея ликвидировать рудимент хрущевских реформ — Управления охраны общественного порядка облисполкомов и заменить их, более привычными и послушными Центру, Управлениями внутренних дел МВД. Аргументы к преобразованию систематизировались и накапливались многими отделами ЦК, в том числе и общественной приемной. К тому же, начальник областного управления охраны общественного порядка своей самостоятельностью лично вызывал раздражение обкома партии и на него подбирался компромат, достаточный для его замены на более удобного. Миронов появился как нельзя более кстати. Его выслушивали и записывали не один раз, в разных кабинетах, каждый раз более высокого ранга. Слушали, молчали, не обещали ничего и просили зайти еще раз завтра. Все это время Антон жил в гостинице для колхозников на ВДНХ, питался пирожками и терпеливо ждал решения своей судьбы.
Тем временем, партийная машина неустанно крутилась в заданном направлении: раздавались звонки, и шли телефонные переговоры, из архивов поднимались дела, анализировались судебные решения, запрашивались и составлялись справки. В результате всего выяснилось, что, сын незаконно репрессированного и полностью реабилитированного красного командира, Антон Аркадьевич Миронов сам стал жертвой милицейского произвола и судебной ошибки, за которые привлекать уже некого: ответственные давно на пенсии. А пенсионеров тревожить у нас не принято. Да и наказать их уже никак нельзя — законом не предусмотрено. А чтобы и разговор об этом не возникал — обнаружилась серьезная вина самого Миронова: побег из-под стражи и побег из мест заключения. Вот за это наказание должно было неотвратимо последовать.
И никому неважно, что он ни в чем не виновен: бремя ответственности перед Законом полагается нести беспрекословно, а если кто с чем не согласен — может обжаловать в установленном порядке и в установленные сроки. Сумеет заключенный доказать свою невиновность — хорошо. Не сумеет — ему же хуже. Однако и суды разных инстанций не промах — своего прошляпившего судью никогда не сдадут, всегда найдут зацепку, чтобы хотя бы уже отбытый заявителем срок признать обоснованным и законным. Но чтобы судимость была снята, судебная ошибка признана и принесены извинения — такого не помнится. Будь доволен, что унес ноги и не попадайся впредь. Пускай этот человек будет нести по жизни клеймо судимости — это никому неважно. В нашей стране каждый третий такой.
Между тем, на запросы ЦК по поводу личности Миронова стали приходить разноречивые ответы. Управление исправительно-трудовых учреждений сообщило, что гражданин Миронов А. А. в списках заключенных у них не значится, так как он погиб в результате несчастного случая при задержании во время побега. Химлесхоз подтвердил, что рабочий Вздымщик К. И. Жуков по работе характеризовался положительно, план перевыполнял, но уволился по собственному желанию и отбыл в неизвестном направлении. Таким образом, факты, изложенные Мироновым, подтверждались.
Прокуратуре поступило строгое указание: в связи с вновь обнаружившимися обстоятельствами, возбудить уголовное дело по факту гибели заключенного Миронова А. А., во всем разобраться и доложить. Там «взяли под козырек» и колесо правосудия завращалось дальше. Во вновь возбужденном деле Миронов фигурировал уже как пострадавший и как главный свидетель, а в роли подследственных оказались начальник колонии и технорук. Власть переменилась. Документы Жукова у Миронова отобрали, приобщили к делу и стали думать как поступить с ним самим — к делу не подошьешь и обратно в колонию возвращать нельзя — не выживет, замордуют опера. Выход нашелся: Миронова этапировали в Тюмень, где, без лишних проволочек, областной суд пересмотрел в сторону смягчения приговор районного суда в отношении Миронова и освободил его от дальнейшего отбытия наказания в колонии, но одновременно, за совершенный побег, приговорил гражданина Миронова к трем годам лишения свободы условно, с обязательным привлечением осужденного к труду на стройках народного хозяйства областного центра. Это для того, чтобы он всегда был под рукой у прокуратуры и не уклонялся от помощи следствию. Такой гнет — не хуже заключения: чуть, что — заерепенишься или начнешь выпрягаться — тебя обратно за колючку направят.
Так Миронов-Колонтаец не по своей воле стал рабочим треста «Севернефтепромстрой».
Между тем, в колонию, где раньше отбывал наказание Миронов, прибыла бригада облпрокуратуры и первым делом занялась инвентаризацией в ведомстве технорука. В результате выявилось много интересного: излишки на складе ГСМ, запчастей и особенно бензопил. Последнее технорук объяснить ничем не сумел. Эксгумированный труп мнимого Колонтайца в мерзлоте хорошо сохранился и не составило особого труда определить, что характерной татуировки с медведем на его бедрах нет. Зато на запястье левой руки обнаружилась наколка в виде жука, по которой кадровик химлесхоза опознал Костю Жукова. Дело приобрело скверный для руководства колонии оборот: по обвинению в умышленном убийстве с целью сокрытия хищения государственных средств был арестован технорук, а начальник колонии отстранен от должности до окончания следствия. Что с ними дальше стало — неинтересно. Одно ясно, что из-под тяжелой лапы ЦК ускользнуть не удалось. Заодно с ними уволили на пенсию и начальника Управления охраны общественн