- Зря, конечно, — подтвердил Романов. — С хорошим адвокатом можно было и оправдаться.
- Откуда мне было знать? Я же по первой ходке шел и до этого никаких дел с уголовкой не имел. Считал, что если не виновен — то и доказывать не надо. Однако, если назвался груздем — полезай в кузов. Суду и без адвоката все ясно: милиция зря дело шить не будет. Она же рабочекрестьянская. Как меня судили — вспоминать не хочется. Ни одному моему слову не поверили. Но, как кореша меня уверяют, народные заседатели сжалились: по совокупности, всего два года поселения дали, хотя прокурор просил значительно больше. Майор на чтении приговора лично присутствовал и сокрушался что мало дали. Половину я уже на местной лесопилке оттянул, еще год чалить осталось. Однако, мне идти пора.
Войтюк вынул из нагрудного кармана большие старинные часы- луковицу и с шиком щелкнул серебряной крышкой. Крышка открылась и в недрах часов зазвенели крошечные колокольчики: «Ах мой милый Августин, Августин»…
Володя от неожиданного зрелища даже о рыбалке забыл: «Какие у тебя Виктор, редкие часы. Я таких ни у кого не видел».
- Швейцарские, Мозер, — подтвердил Войтюк. — Часы старинные, замечательные и идут великолепно, но не очень удобные: все время боюсь потерять. Или выроню, или вытащат. В моем положении наручные гораздо практичнее. Да только негде их взять.
- А давай поменяемся, — предложил Романов. — Я тебе за брегет предлагаю свою «Ракету», в позолоченном корпусе и с браслетом.
- Правда, позолоченные и с браслетом? — неуверенно протянул Виктор. — Можно посмотреть?
Романов снял с руки и протянул часы Войтюку. Тот осторожно взял, повертел, посмотрел клеймо, приложил к уху. Неизвестно, что он услышал, но в результате согласился, что можно и поменяться. «Я тебе в придачу еще и удочку дам», — обрадовался Владимир.
- Идет, — согласился Войтюк, передавая Романову брегет. Затем смотал удочку, собрал рыбу и удалился в сторону поселка.
Романов посидел еще минут десять и тоже прекратил ловлю. Солнце уже поднялось, на палубе катера показался Колонтаец, который зачерпнул ведром забортной воды и, умываясь, шумно фыркал. Это значило, что предстояло отчаливать и завтракать.
Дизель застучал на режиме прогрева. Романов поднялся на борт и взялся за приготовление ухи. Когда уха закипела и Нижние Аремзяны остались позади, Романов вспомнил о часах и решил полюбоваться приобретением. Однако обнаружил, что стрелки застыли, и часы молчат. «Забыл завести», — сообразил Владимир, поставил стрелки наугад и подкрутил головку. Часы весело замурлыкали. Довольный Владимир представил себе как удивит удачным приобретением Колонтайца и погрузил часы в специальный карманчик, который на его пиджаке так кстати оказался.
Спустя пару часов, Романов поднялся в рубку и эффектным жестом достал брегет: «Не пора ли менять вахту?» Крышка часов откинулась, колокольчики пропели, но стрелки снова застыли. Пружина короткая, догадался Романов. Надул его прохвост Войтюк. Колонтаец терпеливо сдерживая смех, выслушал всю историю надувательства и резюмировал: «Володенька. Ты же опытный адвокат, а дал провести себя как последнего лоха. Понимать надо, что жулик, он и в домоуправлении, и на поселении жулик. Если протухшую рыбу заморозить — она перестает пахнуть. А слегка оттает — снова вонять начинает. Так и этот Войтюк, оттаял. И не такой уж он невинный, как тебе представился. Значит, выдали ему по заслугам и впереди он еще не раз схлопочет. А часы эти сохрани, как предупреждение против излишней доверчивости и жлобства.
- И что мне теперь с ними делать? — жалобно простонал Романов.
— А сделай из них грузило для новой донки. Ты же свою этому проходимцу отдал. Хорошее грузило получится. С музыкой.
Эпилог
Спасите наши души,
Мы бредим от удушья…
В. В. Высоцкий
Сквозь сон Колонтаец различил посторонние шумы в работе двигателя, вздрогнул и немедленно проснулся. Я бы сказал — полностью пробудился, как будто и не спал. Судовым специалистам знакомо чувство нормальной работы механизмов, когда и корпус вибрирует, и машины шумят, а на душе спокойно и сну ничто не мешает. Кажется, спит капитан мертвым сном и ничто не подымет беспробудного, а стоит внезапно негромко забрякать какой-нибудь железке, как он моментально вскакивает, чтобы определить причину вероятной неисправности, а то и аварии. Вот и Колонтаец немедленно поднялся, чтобы разобраться, отчего это спокойно работавший движок вдруг взвыл во время Володькиной вахты.
На палубе, под хмурым небом, легкий ветерок гнал по Иртышу неторопливую рябь, но волны у форштевня и за кормой катера как не бывало. «Ход потеряли», — догадался Миронов, глядя как вахтенный рулевой Романов безуспешно дергает взад-вперед рычаг реверса, и спустился в машинное отделение.
В машине, самоуспокоившийся движок облегченно рычал на средних оборотах, муфта на редукторе вращалась, но гребной вал застыл намертво. «Приплыли, — проворчал все понявший Миронов. — Хуже некуда: шпонка на гребном валу провернулась. Своими силами не устранить». И со спокойным видом поднялся в рубку, чтобы задать Романову ехидный вопрос: «Ты в бога веришь?» — «В Нептуна верю», — уклонился от прямого ответа Романов. «Нептун» — был его подвесной лодочный мотор, достоинствам которого Володька почти поклонялся. «Значит, ему и молись, — предложил Миронов. — Проси, чтобы нас вместе с катером навеки в кусты не занесло. Оттуда нам ни самим не выскрестись и искать нас никто не станет — некому».
Романов оценил обстановку и загрустил, осознав всю правоту капитана. Слева в Иртыш влилась на редкость полноводная в этом году Конда. Да и сам Иртыш в нынешнюю навигацию по части воды не подкачал — разлился как никогда, затопив не только прибрежные пески но и всю пойму, из которой густо торчали высокие таловые кусты, осины и тополя. Меж ними свободно струились течения, способные занести обездвиженный катер в неведомые дебри, да там и оставить обсыхать, когда вода схлынет. Такое не раз случалось с мелкими посудинами. Спасение от этого якорь, но капитан решил с ним повременить — авось, вынесет на стремнину. Впереди виднеется пристань Тюли, она же Выкатное, она же Три Конды. А там может кто и на буксир прихватить согласится — до Самарово рукой подать, километров шестьдесят, не более. «Господи — пронеси через мели, донеси до пристани», — неслышно взмолился Романов и был услышан, может, Саваофом, а может, и Нептуном.
Видимо есть на свете справедливость и высший разум, не давшие безвременно погибнуть двоим романтикам. Легонький ветерок подхватил суденышко с красным крестом на флаге и понес его через весь трехкилометровый плес наискосок, мимо зарослей и стоящих на рейде кораблей, наперерез течению, чтобы прибить катер прямехонько к просмоленному борту дебаркадера пассажирской пристани «Тюли». Осталось только пришвартоваться. Что Колонтаец с Романовым поспешно и сделали.
- Выходит, бог есть! — заявил Колонтаец Романову.
- Конечно есть, и бог здесь я! — медно откликнулось над головой. Худая личность в синей спецовке и выгоревшей фуражке младшего комсостава речфлота направила на прибывших раструб мегафона: «К причалу швартоваться нельзя, здесь метеоры причаливают. Отваливайте!
- Легко сказать — отваливайте. А как это сделать на аварийном судне? Пришлось вступать в переговоры: «А вы здесь кто такой будете?» — «Начальник пристани Трушин», — последовал ответ. Если начальник — значит власть. Хотя и непонятно — чего начальник. Это когда-то давно на пристани «Тюли» была бункеровочная база с запасом дров и угля для пароходов. Теперь ни дров, ни угля, ни самих пароходов не осталось. Один пассажирский дебаркадер качается на мутной волне, одинокий и сиротливый. Вечно закрытая касса, заколоченный досками зал ожидания, пустующий склад багажа, каюта начальника пристани — вот и все хозяйство. А сам начальник единолично несет круглосуточную вахту и за себя и за сокращенного по ненадобности матроса. На надстройке дебаркадера пришпилена черная классная доска, по которой мелом накарябано расписание прибытия и отбытия рейсового Метеора линии Тобольск-Ханты-Мансийск. Из расписания Владимир сразу уяснил, что на сегодня никаких судов на пристань уже не ожидается. Следовательно, отваливать можно и не торопиться, а попробовать как-нибудь разрешить ситуацию. На это обстоятельство, он, используя все свое адвокатское красноречие, попытался было обратить внимание начальника пристани. Но не тут то было. Тот стоял на своем: «Не положено, отваливайте, отдавайте концы», — и так далее. Прояснилось одно — начальник был не то, чтобы пьян, но абсолютно не трезв. А значит, с ним можно было найти общий язык. Для достижения контакта, Колонтаец добыл последнюю бутылку из неприкосновенного запаса, рискнув пожертвовать своим здоровьем во имя общей цели. Романов же облачился в приобретенную на Тобольском рынке довоенную форменную фуражку капитана Рыбфлота, с роскошной кокардой в виде красного вымпела в окружении золотой «капусты», сунул в зубы явно пиратскую трубку, нацепил темные очки, повесил поверх тельняшки здоровенный охотничий нож, и уж затем спустил с борта и приготовил моторку, чтобы на ней добраться до стоящих в отдалении на рейде судов и попросить о буксировке своего катера до Самарово. Наверное, Володька считал, что в этом своем наряде он будет особенно неотразим и не получит отказа.
Из-за затянувшегося на все лето половодья, колхозные буренки оказались без кормов и для их спасения окрисполком мобилизовал все наличные плавсредства на заготовку веточного корма — таловых веников. Делалось это так: мелкосидящий катер затаскивал плоскодонную баржонку в гущу торчащих из воды таловых кустов, привлеченные рубщики рубили стволы не сходя с барж, а вязчики отламывали с них ветки, вязали веники и складывали для последующей сушки на зиму. Команды катеров в это время скучали от безделья. К ним и направил моторку Романов.
Колонтаец с Трушиным удобно расположились в каюте начальника. Запах портянок и вяленой рыбы, не первой свежести постель, покрытый масляной краской казенный стол, пара увесистых табуреток, бачок с водой — вот, пожалуй, и все. «Небогато живешь», — посочувствовал Колонтаец, чтобы начать разговор. «Куда уж лучше — все так живут, — не понял иронии Трушин. —