— Не говори «нет»… Прошу тебя, умоляю, пожалуйста, не говори «нет»… — шептал он между торопливыми жадными поцелуями.
Она не сказала «нет», позволила отвести себя в спальню, позволила стянуть с плеч бретельки сарафана… Этот тоненький сарафанчик сводил его с ума весь вечер. По идее, кисее полагалось быть прозрачной, но мелкий и частый рисунок мешал разглядеть что-либо. Она легко перешагнула через кольцо кисеи, упавшее к ногам. Ноги у нее бесподобные, отметил про себя Никита: длинные и стройные, с точеными лодыжками и аккуратными коленками. Впрочем, он был как в тумане, его мысли блуждали, он ни на чем не мог сосредоточиться.
Наверное, не надо было торопиться. Никогда раньше Никита так себя не вел, не терял головы до полного беспамятства. Но в эту минуту он себя не помнил, ему нужна была эта женщина, немедленно, прямо сейчас. Он опрокинул ее на кровать и, смяв в объятиях, овладел ею — стремительно и грубо, даже не думая о ней.
А она не противилась. Потом он вспоминал, как она смотрела на него из этого тумана своими удивительными глазами. Сдержанная, молчаливая, даже замкнутая, она знала, как доставить наслаждение мужчине. Обхватив ногами его талию, она пустилась вскачь вместе со своим наездником. Они двигались в бешеном, все убыстряющемся ритме, она подгоняла и пришпоривала его, и в конце концов он рухнул, разом ослабев после бурного высвобождения.
Но она не испытала того, что испытал он, это Никита помнил твердо. Немного отдышавшись, он заглянул ей в лицо. Оно было спокойно и… непроницаемо, словно вырезано из камня.
— Прости… — прошептал Никита. — Я поторопился и совсем забыл о тебе. Сам не знаю, что на меня нашло.
Нина взглянула на него с удивлением:
— Не понимаю, о чем ты.
— Но ты же… Я кончил, а ты нет.
— Ну и что? Я никогда не кончаю. Мне это не нужно.
Он приподнялся над ней на локте.
— Но почему?
— Успокойся, ты тут ни при чем, — усмехнулась Нина. — Ты настоящий тигр. Все было прекрасно.
Никита сел в постели.
— Нина, что я тебе сделал? Что я сделал не так?
— Да успокойся ты, я же говорю, все было прекрасно.
— Что это значит — «Я никогда не кончаю»? Что, вообще никогда? Ни разу в жизни? Но почему?
— Я не люблю терять контроль над собой. И давай больше не будем об этом. Ты не сексопатолог, а я не пациентка. Мы занимались сексом, и все было прекрасно, пока ты не завел этот дурацкий разговор!
Никита наклонился и начал целовать ее нежно и неторопливо.
— Я так не могу, — шептал он, — мне нужно, чтобы нам обоим было хорошо…
Нина решительно оттолкнула его.
— Мне было хорошо, пока ты не начал об этом. Извини, я устала. И… знаешь что? Спать я предпочитаю одна.
Никита молча встал, оделся и ушел, задыхаясь от обиды. За что она с ним так? На душе было невыносимо скверно, вернувшись к себе, он изо всех сил пнул попавшийся под ноги стул, и тот отлетел, с грохотом ударившись о стену.
С крепким дубовым стулом, сколоченным надежными руками какого-то неведомого литовского мастера, ничего не случилось, а вот ногу Никита зашиб крепко. Чертыхаясь, он отыскал в ванной тюбик мази от ушибов. Она была давно просрочена, но ничего другого под рукой не нашлось. «Так тебе и надо, — сказал себе Никита, — не будешь по бабам шляться».
Смазав ногу, он в качестве болеутоляющего принял стакан водки и задумался. Что же теперь делать? Как быть завтра… нет, уже сегодня? Может, уехать? Нет, какого черта, она же сама сказала, что он ей ничего не должен! Надо просто игнорировать ее, вот что. В конце концов, он у себя дома. Это она тут гостья… незваная. Да, он будет просто жить своей жизнью, словно ее и нет рядом. Идиотка! Психопатка! Поставила его в идиотское положение… Да кто она такая? Надо же было превратить такой классный секс в черт знает что! А сам он тоже хорош. Набросился на нее, как голодный. Прямо с цепи сорвался. Никита вспомнил, как она скользила взад-вперед, давая ему почувствовать и свою и его собственную силу, как светились в полутьме перламутровые белки ее глаз…
О черт, он опять почувствовал возбуждение. А еще хотел выбросить ее из головы. Хромая, проклиная все на свете, Никита потащился в ванную и встал под холодный душ. Стало немного легче. Он вдруг вспомнил, что в холодильнике у него есть пакет мороженых овощей, вытащил его из морозилки и приложил к ноге. Что она сейчас делает? Спит небось. «Спать я предпочитаю одна»… Черт, ну хотел же о ней не думать!
Может, взять яхту и махнуть куда-нибудь? Правда, Павла нет, он в круизе со своей новобрачной. В круизе! Надо же было придумать такое! Ну ничего, можно и без Павла. Есть Бронюс, третьим можно кого-нибудь нанять… Нет, все это бред. С какой стати он должен прятаться?
Рано утром хмурый, злой, невыспавшийся Никита, прихрамывая, вошел в калитку соседнего коттеджа. Тотчас же раздался лай. Кузя выскочил из-за дома и помчался ему наперерез, пока он шел к дверям.
— Да, я тоже рад тебя видеть, — проворчал Никита скачущему вокруг него псу. Он постучал, но Нина не открывала. Дуется? Знать его не хочет? Никита обогнул дом. Она стояла на веранде в тренировочном костюме и делала какую-то необыкновенно сложную, видимо, восточную гимнастику. На голове у нее были наушники, на поясе МП3-плеер. Значит, не слышала. Никита невольно залюбовался ее движениями. Пришлось признать, что всю эту акробатику она проделывает виртуозно и баланс держит железно. Вдруг на каком-то повороте Нина заметила его и резко остановилась.
— Тебе мама в детстве не говорила, что подглядывать нехорошо? — спросила она, сбросив наушники и подойдя к краю веранды, стеклянные панели которой были раздвинуты по случаю теплого утра.
Значит, сердится.
— Я стучал, ты просто не слышала. И твой сторож сработал. — Никита кивком указал на продолжавшего приплясывать вокруг него Кузю. — Как ты?
— Я? Нормально. А вот ты какой-то квелый. Идем, я тебе кофе налью.
Значит, не сердится.
— Кажется, я совсем перешел на твое иждивение, — заговорил он уже в кухне, когда она выставила перед ним на стол не только чашку кофе, но и омлет с сыром, и гренки с маслом. — Погоди… А ты?
— Я уже позавтракала. — Но Нина села и налила себе чашечку крепкого кофе. — Знаешь, ты был прав насчет Тамары, — сказала она, и Никита понял: так она извиняется за ночную сцену. — Я попробую с ней поговорить, хотя вряд ли это поможет.
Ее подруга Тамара один раз уже побывала замужем. Первый брак окончился крахом, новый только начался, но, судя по тому, что Никита говорил накануне, финал уже просматривался. А все горе было в том, что Тамара любила доминировать. Нина пыталась давать ей советы, но Тамара искренне не понимала, какое удовольствие можно получать от замужества, если не держишь своего благоверного под каблуком. С Павлом Понизовским Нина виделась только раз, когда Тамара привела его к своей матери «на смотрины», но так и не успела составить о нем никакого особого впечатления. Подруга рассказала ей, что он яхтсмен, и тут же добавила: «Я это поломаю». Сколько Нина ее ни уговаривала, что ничего хорошего не выйдет, Тамара не слушала. И Нина уже знала, чем все кончится: Тамара будет плакать, переживать, но так и не поймет, что и когда пошло не так.
— У нее деспотичная мать, — осторожно добавила она вслух. — Я всегда ее жалела. Ты видел ее мать?
— Имел счастье. На свадьбе. Давай я отвезу тебя на пляж, — предложил Никита.
— Я люблю гулять, — отказалась Нина. — И Кузе полезно побегать.
— По-моему, он в прекрасной форме. Как и ты. Что это было? Ушу?
— Ушу. Меня одна моя подруга научила. Незаменимая вещь. Иди собирайся, я пока сделаю нам бутерброды.
— Зачем? На пляже полно закусочных. Ну дай мне тоже хоть разок тебя угостить! — взмолился Никита.
— Ну ладно, — согласилась Нина.
Они встретились у его коттеджа и двинулись к пляжу. На этот раз на ней был другой сарафан — ярко-красный, с юбкой клеш и совсем без бретелек. На чем он держался, так и осталось для Никиты загадкой.
— А может, махнем в Палангу? — предложил он. — У меня там яхта. Какой смысл тесниться на пляже, когда можно выйти в море, и пожалуйста — вся Балтика к твоим услугам?
Нина насупилась.
— Я не люблю море, — призналась она. — Предательская стихия.
— Зачем же ты приехала на море? — растерялся Никита.
— Потому что пригласили. Других вариантов не было, а мне хотелось отдохнуть. Здесь и без моря хорошо. Воздух, сосны… И море мелкое, как раз по мне.
— Ты что, плавать не умеешь? Хочешь, я тебя научу?
— Спасибо, меня уже однажды научили… «на всю оставшуюся жизнь». Знаешь, кино такое было. — Встретив его недоуменный взгляд, Нина неохотно пояснила: — Когда мне было шесть лет, родители повезли меня в Крым. В Коктебель. Мы поехали на экскурсию на теплоходе. Теплоход остановился в какой-то бухте… не помню названия, да и не в нем суть. Отец подхватил меня и бросил в воду. Он говорил, что это самый верный способ научиться плавать. Мама хотела броситься за мной, но он не дал. Я чуть не утонула.
— Он что, сумасшедший? — спросил Никита, не сразу обретя дар речи.
— Да нет, просто, как на Украине говорят, «упэртый». Всегда считал, что он «знает, как надо». Ну, как в песне у Галича поется.
— И что было дальше? — тихо спросил Никита.
— Ну, я здесь, как видишь, — криво усмехнулась Нина, и алмазный взгляд блеснул из-под насупленных бровей. — Какой-то матрос прыгнул за борт и вытащил меня. Мама сгребла меня в охапку и в тот же день увезла обратно в Москву.
— Он писатель? — продолжал расспрашивать Никита.
— Писатель. А как ты догадался? — удивилась Нина.
— В Коктебеле был писательский Дом творчества. Вот я и подумал…
— Вообще-то он такой же писатель, как я — боксер-тяжеловес. Маклаков. Ты его, наверное, знаешь.
Да, Никита знал Маклакова. Это был один из самых известных советских писателей. Человек небесталанный, он очень рано променял свои способности на официоз и пропаганду, получил от государства все положенные регалии, включая звание Героя Соцтруда, депутатство, множество премий и почетных должностей. Когда времена изменились, он чутко уловил конъюнктуру и ударился в славянофильство, стал почвенником и патриотом. Его сочинения, за исключением самых ранних, по мнению Никиты, невозможно было читать. О его жадности и скупости ходили легенды. Впрочем, об этом Никита знал не понаслышке.