!
На Нину все это не произвело впечатления.
— Ну и что? В советские времена был довольно громкий скандал с одним крупным партийным начальником и одним известным артистом балета. Мне моя знакомая рассказывала, которой я туфли балетные шила. Дело удалось замять, но слухи просочились. Можно подумать, партработники не такие люди, как все остальные! А что касается гонений, Эдгар Гувер был гомосексуалистом, но преследовал гомосексуалистов очень жестоко. Говорят, что и Гитлер тоже…
— Ладно, давай оставим Гитлера в покое. Не до него сейчас. Но у меня в голове не укладывается, что Чечеткин…
— Ты его знаешь?
— Можно и так сказать, — усмехнулся Никита. — Но я скажу по-другому: этот мир до ужаса тесен. Чечеткин отравляет мне жизнь с восемьдесят девятого года. Считай, уже второй век. Но я все-таки не понимаю… У него есть жена и дети… Кстати, с его женой ты знакома. Это досточтимая Зоя Евгеньевна.
— Ну, брак «сам по себе ничего не доказывает», как мне говорили на суде. — Губы Нины презрительно скривились. — Многие гомосексуалисты женятся, чтобы не раскрывать себя. Но я как-то не думала, что Зоя Евгеньевна… Мне казалось, она сама по себе.
— Она сама по себе, — подтвердил Никита. — Но официально она числится женой Чечеткина, и у них двое детей. Помимо Таточки, еще и сын есть. В Англии учится. А сам Чечеткин ратовал в Думе за то, чтобы так называемый «материнский капитал» выделяли только женщинам, родившим детей в церковном браке по православному обряду.
— Я слышала, как он выступал по телевизору, — кивнула Нина. — Настоящий мракобес. Но речь сейчас не о том. Что ты намерен делать?
Никита сел рядом с ней.
— Прежде всего надо забрать тебя отсюда.
— Я не твоя вещь, — заупрямилась Нина.
Никита, подражая ей, возвел глаза к потолку.
— Если ты хочешь, чтобы я с ним разобрался…
— Да ничего я не хочу! Это ты решил, что надо с ним разбираться! Лично мне ничего не надо.
— А как же баба Валя? — напомнил Никита иезуитским голоском. Нина промолчала, и он счел это своей победой. — Повторяю, если ты хочешь, чтобы я с ним разобрался, мне надо твердо знать, что ты в безопасности. Иначе у меня будут связаны руки.
— И что для этого нужно?
— Переезжай ко мне. У меня большая квартира в охраняемом доме. Там я буду за тебя спокоен.
— Нет.
— Что «нет»?
— Я не поеду.
Никита взглянул на нее с театрально-мученическим выражением.
— Объясни почему.
Нина все больше хмурилась.
— Нет, это ты мне объясни, с какой стати я должна жить в осаде? Мне надо искать новую работу, надо обзванивать частных заказчиц. Я же их бросила! У меня остались недоделанные вещи! Как ты себе все это представляешь? Я буду сидеть в твоей охраняемой квартире и принимать клиенток?
— Я тут никакой проблемы не вижу. Кстати, это в центре, совсем недалеко отсюда. И к метро ближе. Но я сейчас о другом. Тебе, как говорят в американских фильмах, надо пересмотреть свои приоритеты. Сейчас самое главное — обесточить Чечеткина. На это уйдет какое-то время. А пока ты живешь здесь, я ничего не смогу сделать. — Никита стиснул и быстро разжал кулаки. Ему ужасно хотелось стукнуть по столу. — Ну прошу тебя, не будь таким осленочком. Ладно, хорошо, не хочешь ко мне, у Павла квартира свободна.
— Тоже охраняемая? Нет, ты совсем с ума сошел. Они же вот-вот вернутся.
— Ладно, поезжай ко мне на дачу в Пахре.
— Прости, мне тебя слушать тошно. Извини. Давай закончим этот разговор.
Но Никита не желал сдаваться:
— Мы только начали. Ты хочешь жить в безопасности? Хочешь наказать Чечеткина?
— Я хочу, чтобы баба Валя вышла из тюрьмы. Она ни в чем не виновата.
— Прекрасно. Значит, поживешь у меня. Иначе ничего не будет. Что я тебя уговариваю, как маленькую? «За папу, за маму»! Собирай вещи! Не соберешь — сейчас взвалю на плечо и унесу. Говорят, все женщины в глубине души об этом мечтают. Хочешь попробовать?
— Не ори на меня! — возмутилась Нина.
Они уже оба были на ногах, Никита схватил ее за плечи и встряхнул. Вдруг раздался лай, тут же перешедший в рычание. Никита отпустил Нину и оглянулся. Кузиному рыку, может, и недоставало зычности, но от этого он казался ничуть не менее грозным. Шерсть на загривке у песика вздыбилась, непрерывный рычащий звук гейзером вскипал в горле, оскаленные белые зубки запросто могли прокусить ладонь. Или любое другое место.
— Кузя! — всплеснула руками Нина и бросилась к нему. — Ты мой золотой! Ты мой спаситель! — Она ласково провела ладонью по вздыбленной золотистой шерстке. — Это же Никита! Это друг.
— Приятно слышать, — проворчал Никита. — Давай сядем и поговорим спокойно. Только уйми своего льва.
— Давай сядем.
Нина вернулась на диван. Никита, продолжая опасливо коситься на Кузю, сел рядом.
— Нина, тебе нельзя здесь оставаться. И к этой твоей Юле ехать нельзя. Ее квартира наверняка засвечена.
— Я и не собираюсь к Юле. Она живет с мамой, у них маленькая двухкомнатная квартира. Я и так прожила у них несколько дней после тюрьмы. Она уступила мне свою спальню… Думаешь, она в опасности? — вдруг спохватилась Нина.
— Может быть. Не хочу тебя зря пугать, но это не исключено.
— Тогда я должна немедленно…
Нина вскочила.
— Погоди, у нас есть небольшая передышка. Давай собирай вещи. Я тебе по дороге все расскажу. Да, и вот еще что… Если это тебя смущает, ты не обязана со мной спать.
Нина пронзила его своим алмазным взглядом.
— Нет, не обязана. Без тебя знаю. — Раскрыв шкаф, она принялась вынимать вещи. — У меня чемодан маленький. Да и тот одолженный.
— Ничего страшного. — Никита с отчаянием ощущал, как между ними крепнет отчуждение. И зачем он ляпнул эту глупость? Кто его за язык тянул? — Возьми самое необходимое, а за остальным мы в другой раз заедем. Все заберем.
— А твоя квартира не будет засвечена? — язвительно спросила Нина.
— Говорю же тебе, у нас есть передышка. Чечеткин в больнице. У него неприятности. Но это не значит, что ты можешь остаться здесь, — торопливо добавил Никита, не давая ей возразить.
Нина быстро, ловко, как она делала все и всегда, принялась складывать вещи в хорошо знакомый ему чемоданчик. Кузя, увидев сборы, страшно разволновался. Он с лаем носился от шкафа к дивану и обратно, путался под ногами и всячески мешал укладываться. Ему не нравились перемены. Бросив сборы на полпути, Нина присела перед ним на корточки и начала успокаивать:
— Кузенька, мы переезжаем. Не волнуйся, это ненадолго.
«Это навсегда», — хотел сказать Никита, но счел за лучшее промолчать.
— Надеюсь, ты понимаешь, что без Кузи я не поеду.
— Да как тебе такое в голову пришло? — возмутился Никита. — У нас там двор большой, огороженный, Кузе будет где гулять. И, ради бога, не сажай его в эту клетку! В Москве пробки, мы ползли, как улитки, по дороге сюда. Доедем спокойно и без клетки.
— Хорошо. — Нина немного оттаяла, когда он проявил заботу о Кузе. — Все, я готова.
Никита подхватил чемодан.
— Подожди, я должна посуду вымыть. И мусор выбросить. Наполни чайник.
Никита мысленно выругался, но взял чайник и отправился за водой в ванную. Ему повезло, в ванной и на этот раз никого не было. Пока закипал электрический чайник, Нина протянула ему ковшик:
— Принеси холодной.
Он принес. Она вынула из буфета миску, подмешала горячую воду к холодной, вымыла тарелки и кофейные чашки, потом взяла миску.
— Открой дверь. Мне надо вылить воду.
— А в окно нельзя?
— Мухи разведутся.
— От одного раза не разведутся. — Никита отнял у нее миску, подошел к открытому окну и выплеснул воду. — Это биоразложимое, — с улыбкой подмигнул он, возвращая ей миску.
Нина ополоснула миску, Никита снова выплеснул воду во двор.
— Закрой окно, — попросила она.
— А где твоя швейная машинка? — спросил Никита.
— У меня есть еще одна комната. Хочешь посмотреть?
— Хочу.
Нина говорила сухо, но понемногу все же смягчалась. Она вышла в коридор и открыла дверь в соседнюю комнату.
Вторая комната оказалась узкой и тесной, как вагонное купе. Она вся была заставлена книжными полками, у окна на столике помещалась швейная машинка, а ближе к двери — кушетка без спинки.
— Хочешь взять ее сейчас? — спросил Никита, указывая на машинку.
— Нет, это может подождать. Я возьму только свою записную книжку. Да, и Кузины вещи! — спохватилась Нина. — И корм. И прялку. У меня уже набралось много шерсти.
— Прялку? — заинтересовался Никита. — А можно посмотреть?
Нина вытащила задвинутое в угол круглое деревянное сооружение, напоминавшее корабельный штурвал, но с педалью.
— Класс! — восхитился Никита. — Настоящая прялка «Дженни». Где ты ее раздобыла?
— Мне мастер сделал на заказ.
Никита по сотовому вызвал в квартиру охранников, и они перенесли в свою машину Кузино приданое, прялку, мешки с шерстью. Никита с чемоданом и Нина с Кузей сели в его «Вольво».
— Да, а мои розы! — вдруг спохватилась Нина. — Кому они там будут стоять?
Никите понравилась формулировка. Он с улыбкой вернулся за розами. Когда ведро разместили за спинкой переднего сиденья и дверцу захлопнули, Нина спросила:
— Так что за неприятности у Чечеткина?
Никита медленно вырулил из-под арки.
— Помнишь такую компанию — «Черный металл»? Это было год назад, но дело громкое.
— Это… что-то вроде ЮКОСа? — спросила Нина.
— Ну, это, конечно, не ЮКОС, но что-то вроде того. Крупная компания, добыча и обработка железа. Тоже самостоятельности захотели, вышли на международный рынок, объявили о слиянии с зарубежной фирмой. Здесь это кое-кому очень не понравилось. Чечеткин устроил депутатский запрос, поднял хай о распродаже национального богатства. И раздербанили «Черный металл» за милую душу. Но иностранный партнер не смирился и подал в суд, разразился страшный скандал. Хозяева остались недовольны Чечеткиным. На него даже покушение устроили, хотя, я думаю, он это покушение сам подстроил. И теперь он лежит в больнице. Ему сейчас не до тебя. О черт! — Выехать на Покровку с бульвара было немыслимо. — Давай пешком прогуляемся, — предложил Никита. — До Кривоколенного не так уж далеко.