— Сынок, твои глаза! — закричала мама.
Папа попытался сорвать с мальчика очки, но обнаружил, что из модного аксессуара они превратились в часть тела.
— Кевин! — испуганно вскрикнул он, все еще ничего не понимая. — Что ты с собой сделал!
— Нет! — Мальчик закрыл глаза руками, чувствуя, как искры прожигают его ладони и корежат окружающий мир. Вспышка — и радио исчезло, как сон наяву. Еще одна — и злосчастную радиостанцию уже никто никогда не поймает.
Горе-волшебник бросился к лестнице. Родители — за ним.
Тэри осталась на кухне. Девочка медленно поднялась и подошла к окну. Старая песня все еще крутилась у нее в голове. Солнце стояло над холмом и медленно спускалось вниз — на востоке.
«Что здесь не так? — подумала девочка. — Нормально ли, что солнце садится в полвосьмого утра? Когда оно должно садиться? Как было раньше?». Она расплакалась, потому что ничего не помнила.
Кевин вскарабкался по лестнице, убегая от охваченных ужасом родителей, и припустил по страшно длинному коридору.
Наверху мистер Мидас на мгновение остановился. «Двери! — сказал тоненький голос на задворках его сознания. — С каких это пор в нашем коридоре столько дверей?». Секундного промедления хватило, чтобы его сын добежал до ванной и заперся там.
Мальчик немедленно представил себе, что комната изолирована от внешнего мира всеми возможными способами. Окно было заложено кирпичами и замазано известкой, дверь полыхнула оранжевым и оказалась приварена со всех сторон. Лампочки вокруг зеркала одна за другой перегорели, и крошечное помещение погрузилось во мрак.
Плана у горе-волшебника пока не было, но он уже понял, что нужно сделать. Мало было ослабить очки. Нужно уморить их голодом, чтобы они перестали существовать.
— Позвони врачу! Полиции! Пожарным! — надрывалась мать.
Отец молотил кулаками в дверь, умоляя впустить его:
— Что бы ни случилось, сынок, мы поможем! Пожалуйста, ответь!
Ответить? О чем им теперь говорить? Кевин почувствовал, как его ярость затапливает все вокруг. Куда папа смотрел последние две недели? А последние два года? Как можно надеяться в мгновение ока заполнить дыру, росшую несколько лет?
Как любил говорить сам папа, после драки кулаками не машут.
С другого конца ванной из розетки к очкам потянулся толстый язык электричества. «Нет!» — завопил мальчик, и сила его мысли заставила поток энергии повернуть вспять, сжигая все приборы на своем пути и вырубая все пробки.
— Боже, его убьет током! — закричала мама с таким отчаянием в голосе, что горе-волшебник едва не рассмеялся.
— Ну все, я выбиваю дверь! — Мистер Мидас ударил дверь плечом.
— Папа, не надо!
Тот ударил снова. Дверь прогнулась, но не поддалась.
— Пожалуйста, хватит!
Удары продолжились. Кевин забился в угол, заткнул уши и завопил:
— Хватит! Оставьте меня в покое! Уходите прочь!
Шум и крики прекратились.
Наступила такая сверхъестественная тишина, что мальчику показалось, что он ухитрился лишить себя слуха. Потом, когда уши немного приспособились, волшебник различил тиканье часов на первом этаже.
— Мама? Папа? — Ответа не было. Кевину сдавило горло.
Прочь.
Он отослал их прочь. Не в Сибирь, не на океанские просторы, словом, не туда, откуда можно вернуться. Просто — прочь.
— Мама! Папа!.. Тэри! — В ответ раздавалось только тиканье часов.
Когда Джош проснулся, все еще был рассвет… но на часах было восемь. Мальчик проспал два часа, а солнце, казалось, не сдвинулось ни на йоту. Он точно не спал, но ему пришлось отвесить себе оплеуху, чтобы избавиться от ощущения, что все вокруг — сон. Кстати, почему так темно?
Мама готовила:
— Ну ты и соня, — поприветствовала она входящего на кухню сына. — Умойся, ужин почти готов.
Сначала Джош подумал, что ослышался, — увы, нет.
Обстановку в кухне было не описать словами. В восемь утра мама, не успевшая толком надеть деловой костюм, жарила баранину.
И, как будто этого было мало, отец, час назад ушедший на работу, вернулся домой.
— Как прошел день? — спросила его жена.
— Быстро. Очень быстро.
Джош мог только ошеломленно наблюдать. Мама сняла туфли, вряд ли отдавая себе отчет в том, что еще не была на работе, а небо за окном стало еще темнее.
Солнце двигалось задом наперед! К тому же, все вокруг почему-то решили, что сейчас вечер, а не утро. Мальчик представил себе людей, которые, не моргнув глазом, разворачиваются на полпути в школу или на работу и идут домой.
Но этого не может быть! Солнце не могло просто так развернуться — Земля не могла взять и начать вращаться в другую сторону. Это вызвало бы кучу землетрясений и конец света.
Но это, в конце концов, были старые правила, а они больше не действовали. Теперь мир мог быть плоским, а солнце могла таскать по небу огромная колесница. Было восемь утра, и на востоке цвел закат.
Джош отказался от раннего ужина и нанес срочный визит Кевину Мидасу.
15. Повелитель снов
Когда Джош дошел до дома Мидасов, уже окончательно стемнело, но свет внутри не горел. Он позвонил в дверь, но не услышал звонка. Потом постучал, но никто не открыл.
«Это еще не повод бояться», — сказал себе мальчик, не веря собственным словам.
Он залез в открытое окно и быстро убедился, что в доме не было электричества.
— Кевин! Тэри! Мистер и миссис Мидас! — Ответа не последовало. Коротко стриженые курчавые волосы Джоша встали дыбом.
Он почуял запах дыма, доносящийся с кухни, где горела на газу вафельница. Мальчик выключил плиту.
— Кевин, ты где? — Он прислушался и через несколько секунд вроде бы различил чей-то слабый голос. — Это ты?
— Я наверху, Джош, — прошептал голос.
Мальчик поднялся по темной лестнице.
Наверху, в конце слабо освещенного коридора, была дверь ванной.
Сначала Джош не понял, что с ней было не так, но, подойдя поближе, разглядел слой льда, покрывший низ двери. Было слышно, как что-то ползло по полу там, внутри.
— Кевин, ты там?
— Я уморил очки, — раздался этот ужасный шепот. — У меня получилось. Они совсем не работают, но мне не выбраться.
Подойдя ближе, мальчик увидел, что дверь перестала быть деревянной. Теперь это была тяжелая серая плита, и, когда Джош прикоснулся к ней, его пальцы прилипли к замерзшей поверхности, как бывало, если он запускал руку в морозилку.
Дверь превратилась в свинец. Горе-волшебник, должно быть, покрыл им все стены, чтобы никакая энергия не могла просочиться внутрь.
— Кевин, где Тэри? И где твои родители?
— Ушли. Просто… ушли прочь.
Джошу не понравилось то, как это прозвучало. Слишком уж смахивало на адрес, по которому отправился Бертрам.
— А почему садится солнце?
— Уже неважно, — прохрипел друг. — Мне отсюда не выйти. Найди кого-нибудь, кто меня отсюда вытащит… Полицию, пожарных, кого угодно! — попросил он. — Потому что… похоже… Похоже, я умираю.
Джош попятился. Хотя тема никогда не поднималась, мальчик всегда этого боялся. Боялся, что Кевин будет злоупотреблять очками, пока они не убьют его.
— Помоги мне…
Нужно было отобрать у него очки, как только стало ясно, на что они способны. Нужно было закопать их у Божьего Гномона, так глубоко, чтобы их никто не нашел. Но Джош ничего этого не сделал, и теперь пришло время расплаты. В руках у мальчика была судьба мира — как тяжелый черный меч.
— Если я тебя выпущу, очки снова заработают. Мир продолжит меняться.
— Потом разберемся, — прошипел волшебник. — Спаси меня!
Джош сжал кулаки, пытаясь унять дрожь в руках. Он ударился головой об стену, надеясь или вколотить в нее немного здравого смысла, или хотя бы выключиться и затеряться в собственном воображении, а не в фантазиях друга.
— Ты еще тут?
В душе мальчика боролись две истины. С одной стороны, единственным способом спасти мир было избавить его от Кевина Мидаса. С другой, Джош любил его, как брата. Слезы брызнули из глаз мальчика, и он зажмурился, чтобы не дать им пролиться.
— Почему ты молчишь?
Единственно верного решения здесь быть не могло. Если сравнивать выбор с обоюдоострым мечом, то, какой бы стороной Джош ни воспользовался, другая ранила бы его самого. Выберет ли он жизнь друга или всего мира, все равно придется страдать до конца жизни. Хотя варианты были один хуже другого, мальчик знал, как ему придется поступить.
— Джош!
— Я здесь, Кевин.
— Ты поможешь мне?
— Я… я только что вызвал полицию, — ответил тот, выдавливая из себя ложь, как кусок тухлого мяса. — Они уже едут.
— Это хорошо. — Дрожа всем телом, волшебник облегченно вздохнул. — Спасибо, Джош. Ты лучший друг на свете.
Джош снова уперся ладонью в замерзшую дверь, уже не пытаясь сдержать слез. Он не вызывал полицию и не звал на помощь.
— Прощай, Кевин, — прошептал он так тихо, чтобы друг этого не услышал. Потом развернулся и пошел прочь.
Пройдя половину лестницы, мальчик перешел на бег и не останавливался, пока не оказался дома. Там он уткнулся головой в подушку, чтобы никто не слышал, как он плачет.
Прохладным октябрьским утро-вечером ветер, не одну неделю гонявший по асфальту сухие листья, вдруг затих, как будто готовясь к буре. Облака, две недели упорно заполонявшие небо все дальше и дальше от Божьего Гномона, наконец добрались до Риджлайна.
Упали первые капли дождя, смочив землю перед ливнем, который бушевал в десяти милях отсюда и продвигался на юг, как девятый вал.
В тюремной камере ванной комнаты Кевин совершенно потерял счет времени. Мальчик полубессознательно блуждал по заброшенным окраинам своего сознания, где было темно и становилось все темнее. Потом он на секунду — возможно, на последний миг перед смертью — пришел в себя и понял, где находится.
С тех пор, как волшебник слышал голос друга, прошло много времени.