— Хорошо, я не скажу.
— Я хочу снова найти ту власть и силу, которую мы когда-то потеряли. Силу тех, кого римляне называли друидами. Снова научиться изменять сделанное, вызывать к жизни и принуждать к поступкам! — Его светлые глаза блестели, как расплавленное серебро.
Бренвен вздрогнула и почувствовала, что ее спина похолодела.
— Ты никогда не задумывался, — прошептала она, — если мы, если ты когда-то обладал такой властью, то почему потерял ее?
Бренвен поцеловала Джейсона на прощание и обняла Гарри. Она положила ладонь на капот голубого «морриса-минор» и попрощалась также и с автомобилем. Они продадут его там же, где и купили — в Ливерпуле. Они отказались также и от аренды коттеджа. Гарри объяснил, что они смогут вернуться только в том случае, если он добьется финансирования, которое позволит ему продолжить исследования и закончить написание книги. Он больше не может позволить себе держать здесь машину или арендовать коттедж на собственные деньги.
Джейсон сел за руль. Задним ходом он выехал на дорогу, развернулся и направился к дамбе. Бренвен стояла на дороге перед коттеджем и махала им вслед. Джейсон рассердился на нее, потому что она решительно отказалась ехать вместе с ним в Соединенные Штаты. Он не мог понять того, что ей казалось таким простым и понятым: даже если она сможет сама содержать себя и получит стипендию для обучения в Редмунд-колледже, у нее не будет средств, чтобы помогать родителям. Она выросла, прекрасно сознавая и принимая тот факт, что, будучи старшим ребенком в семье, обязана помочь родителям вырастить младших. Она не позволила Джейсону просто отмахнуться от этого, и он рассердился. Бренвен вся похолодела внутри, когда увидела, что в гневе его лицо в точности похоже на то, что она видела, держа в руке камни.
Бренвен вздохнула. Ей будет не хватать Джейсона. Уже сейчас ее тело тосковало без него. Возможно, этого не следовало делать, но она никогда не будет сожалеть о том, что в конце этого лета Джейсон преподал ей эти сладкие сексуальные уроки. Он сказал ей, что вернется сюда следующим летом независимо от того, приедет Гарри или нет. Он сказал, что любит ее и не оставит надолго.
Бренвен закинула волосы за спину и направилась к замку. На самом деле она не думала, что он любит ее. Хоть и с большой неохотой, но она все же признавалась себе, что ее Голос был прав: она не любила его. Не любила по-настоящему. Но заниматься с ним любовью было так приятно. Во всяком случае, это было, несомненно, лучше, чем сидеть в одиночестве рядом с Джоном и Люси!
Она остановилась у подножия пандуса и посмотрела наверх. Ворота замка показались ей невероятно далекими, а дорога, ведущая к ним, необыкновенно длинной. Ее собственные ноги, казалось, налились свинцом. «Может быть, — подумала Бренвен, — я совершила ужасную ошибку? Может быть, я должна была уехать в Америку с Джейсоном и Гарри?..»
Проходило время после их отъезда, и Бренвен понимала, что ей необходимо что-то предпринять. Она чувствовала себя крайне неловко в обществе Керров. В последнее время взгляд Люси стал прямо-таки угрожающим — возможно, из-за Джона, который стал уделять слишком много внимания Бренвен. Похоже, он только что обнаружил эту молодую женщину под своей крышей и делал ей комплименты, и бросал на нее похотливые взгляды слишком часто, чтобы Бренвен и Люси чувствовали себя спокойно.
Лланфарен становился ей в тягость, и Бренвен подумала, что ей лучше было бы попросить перевода в другое место, чем потерять работу вообще. Она не сказала об этому Джону и Люси, хотя, если следовать общепринятой процедуре, должна была это сделать. Она спрятала написанное ею письмо в трест и в понедельник, когда Лланфарен был закрыт для посетителей, прошла пешком три мили, чтобы лично отнести это на почту в Олмвич-порт. Перевод был последней надеждой Бренвен, поскольку сейчас она не могла надеяться на помощь Гарри, а о Джейсоне просто не позволяла себе думать.
Но она не могла запретить снам приходить к ней.
Почти все время снился Джейсон, и, хотя она старалась забыть обо всем после пробуждения, тело было полно воспоминаниями. Часто она прикасалась пальцами к мешочку с руническими камнями, который всегда держала под подушкой, хотя и понимала, что это глупо и граничит с суеверием. Порой ее охватывало отчаяние, она хотела бросить камни, воспользоваться своей способностью Видеть — готова была сделать что угодно, лишь бы впереди блеснула надежда.
Дни шли, ничего не менялось. Она редко писала теперь в своем дневнике, потому что в последнее время из-под руки стали выходить лишь болезненные бессвязные фразы. Дневник больше не приносил покоя.
А внутренний Голос не говорил уже так долго, что она забыла о нем.
В конце апреля, когда Джон разбирал почту, он вручил ей письмо из Центрального треста. При этом он удивленно-вопросительно поднял бровь, но Бренвен, сделав вид, что не заметила этого, поблагодарила и сунула письмо себе в карман. Позднее, уже в своей комнате, она прочитала его. В просьбе о переводе ей было отказано, хотя и в исключительно хвалебных выражениях. Она была слишком ценным приобретением для Лланфарена. Вместо перевода ей увеличили жалованье. Увеличение было небольшим, но даже значительная прибавка не могла бы ее утешить.
Длинное письмо Джейсона прибыло, как он и рассчитывал, в тот день, когда Бренвен исполнилось девятнадцать лет. Он начал его словами о том, что сожалеет о своем долгом молчании и надеется, что это письмо сгладит его вину. Он писал, что был занят очень деликатной работой, порученной ему правительством. Сейчас он успешно завершил эту работу и может написать обо всем, что у него на сердце.
Джейсон написал Бренвен любовное письмо. Письмо это было великолепно, это было произведение искусства, такое же высокомерное в восхвалениях и убедительное в образах, каким был и его автор. Слова Джейсона, как капли дождя, падали на иссохшую душу Бренвен. Она оделась в его обещания, как в броню. Он писал, что приедет в начале июня, и сделал это. Бренвен бросила рунические камни, и они предостерегли ее. Ее долго молчавший Голос вновь заговорил и предостерег ее. Она убрала камни подальше; она заставила свой Голос замолчать. Бренвен вышла замуж за Джейсона.
Часть втораяЧРЕЗВЫЧАЙНОЕ ПОЛОЖЕНИЕВирджиния и Вашингтон, 1965–1967 гг
Глава 1
— Привет, Гарри. — Дверь закрылась. — Прошло уже много времени.
Гарри узнал ее голос; валлийский акцент проявлялся даже в нескольких словах. Он упрямо продолжал стоять лицом к окну своего офиса, ибо успел хорошо попрактиковаться в упрямстве за последние шесть месяцев, после того как Джейсон привез Бренвен, теперь миссис Джейсон Фарадей, в Редмунд-колледж. Гарри был разъярен поступком Джейсона и разочарован Бренвен и поэтому отказывался принимать их приглашения и не приходил на те вечеринки и мероприятия, где семья Фарадеев оказывалась вдвоем. Он был не удивлен тем, что Джейсон ничего не предпринимал для того, чтобы возобновить их предполагаемую дружбу, но ожидал, что Бренвен будет разыскивать его. Неделя проходила за неделей, она не появлялась, и разочарование Гарри становилось все глубже; она не была тем, кем он ее считал. Она позволила Фарадею поглотить ее, стала созданием самого Джейсона. Поэтому-то Гарри и не обернулся после того, как услыхал голос Бренвен.
— Э-э, — сказала Бренвен и прокашлялась, — я не стала заранее договариваться с тобой о встрече, потому что боюсь, что ты не захочешь видеть меня!
Молчание. Мысленно Гарри представил, как она расправила плечи и по-королевски тряхнула головой, отбрасывая свои длинные черные волосы за спину. Так она и сделала и с нажимом в голосе продолжала:
— Тебе лучше повернуться и поговорить со мной, потому что я не уйду, пока ты не сделаешь этого, Гарри Рейвенскрофт!
Гарри неохотно улыбнулся уголком рта. Он обернулся и, опираясь на подоконник, протянул:
— Добрый день, миссис Фарадей.
Бренвен вздернула подбородок, а ее сине-зеленые глаза блеснули. В них был виден дух, который он помнил, неукротимый дух. Прищурившись, он окинул ее взглядом. То, что он увидел, не могло принадлежать девушке с такими бездонными сине-зелеными глазами, девушке, умеющей разговаривать с прошлым. Создание Джейсона, жена Джейсона, кричала ее одежда: черный суконный жакет самого модного покроя с широким норковым воротником; из-под расстегнутого жакета были видны юбка из того же материала и свитер бледно-аметистового цвета. Интересно, во что она обута? Гарри обошел вокруг стола. Ну конечно — черные кожаные сапоги до колена на высоком каблуке. Именно это должна носить зимой 1965 года хорошо одетая жена преподавателя колледжа.
— Ну что ж, — сказал Гарри, — поскольку ты уже здесь, то мы можем и присесть.
Он показал жестом на пару мягких, слегка потертых кожаных кресел, разделенных низким круглым столиком, заваленным книгами и бумагами. Он не предложил ей помочь снять жакет, а молча сидел и смотрел, как она снимает его, а затем садится, поджав на одну сторону свои ноги, обутые в высокие сапоги. На мгновение ему показалось, что перед ним чужой человек, всего лишь одна из многих женщин — студенток или коллег, сидевших в этом кресле. Но вот Бренвен улыбнулась, шевельнула головой, длинные черные волосы рассыпались по плечу, и снова стала той молодой женщиной, которую он помнил. Гарри улыбнулся, потер руки:
— Мне кажется, нам нужно выпить! Херес, моя дорогая? Это единственное, что я держу у себя в кабинете.
— Херес подойдет.
Бренвен в свою очередь наблюдала за Гарри Рейвенскрофтом на фоне его кабинета на верхнем этаже одной из псевдоготических башен Редмунда. Эта комната подходила ему. Обиталище ученого джентльмена: кругом одни книги и темное дерево и потускневшее изящество довольно потертого, с поблекшими цветами восточного ковра.
Когда Гарри направлялся к ней, неся в каждой руке по небольшому стакану с хересом, косой луч ясного, по-зимнему безжалостного, послеобеденного солнца проник в окно и попал прямо на светлые волосы Гарри. Бренвен подняла глаза и увидела, что его голова окружена ореолом холодного пламени; тот же солнечный луч превратил в языки огня стаканы с красновато-коричневой жидкостью у него в руках. У нее перехватило дыхание, она моргнула и тут же отвернулась… отбрасывая прочь видение, которое уже почти предстало перед ее глазами. В ее сознании снова забился старый-старый вопрос: кто этот человек, эта загадка? Представляет ли он собой добро или зло?