Хуан улыбнулся. Ему было интересно наблюдать Эсмеральду в её попытках получить от жизни хоть малую толику счастья.
— Не уверен, Мира, что это нам удастся. Время слишком сложное, и даже опасное. И ты должна это понимать и учитывать.
— Но ты же обещал мне подарок, Хуанито! — Мира надула губы, что ещё сильнее рассмешило Хуана.
— Вот это я выполню, Мира. Даже уже выполнил, но повременим.
— Ты уже приготовил подарок? Покажи, Хуанито!
— Ты подождёшь до дня рождения. Единственное, что могу предложить, — с весёлыми искорками в глазах, ответил Хуан, — это надень вот этот скромный браслетик, — Хуан стал надевать на худую руку девочки серебряный браслет с камушками.
— Какой красивый! Только он велик мне, Хуанито! Он спадёт с меня! Дай я поцелую тебя! Ты просто прелесть!
— Поноси пока так, потом мы его сделаем. Мастер это устроит за три минуты. А он тебе подходит!
Пахо привёл смирного мула. С виноватым видом проговорил:
— Женского седла не нашёл, сеньор. Но сеньорита ещё ведь и не женщина.
— Сойдёт, — ответил Хуан. — Пахо, мы тотчас едем. Всё необходимое найдём потом. Мира, дай я тебе помогу.
Мира с лёгким страхом сидела в седле. Хуан поучал, как вести себя, как управлять мулом. Они неторопливо тронулись в путь, попрощавшись с тёткой, и одарив её монетами.
— Куда мы едем, Хуанито? — спросила Мира, немного освоившись с седлом и качанием мула.
— Сначала к Кумбо. У меня подозрение, что там может произойти что-то…
Ещё издали, перейдя ручей, Хуан заметил непорядок. А потом все увидели разваленную хижину, разбросанные обломки и вещи. Полудикие куры и козы с испугом бросились наутёк. Вонь говорила о том, что тут разлагается чей-то труп. И тут же Пахо, ехавший впереди, обернулся, молвив с тревогой:
— Собака, сеньор. Обглоданная. Лучше сеньорите дальше не ехать.
Хуан жестам остановил Миру, помог ей спрыгнуть на землю.
— Побудь здесь. Поласкай животное. Оно должно тебя полюбить, Мира.
Хуан с Пахо обошли двор. В разрушенной хижине увидели изуродованные останки Кумбо. Узнать его было невозможно, но другого здесь быть не могло
— Чёрт! Они и сюда добрались! Неужели забрали клад? Проклятье! Старуха ничего не выдала, а как же негр?
— Сеньор, тут делать нечего, — проговорил в растерянности Пахо. — Пошли посмотрим, тут дышать невозможно!
— Да, пошли! Господи, и похоронить трудно! Можно сказать и нечего.
Они поспешили уйти, оставив труп среди обломков и пыли в роях мух.
Хуан поспешно схватил Миру за руку, потащил кружным путём к кладу. Испуганная Мира ничего не осмеливалась спросить, понимая, что тут случилось нечто ужасное.
Лишь отойдя подальше, Хуан сказал, наклонившись к девочке:
— Крепись, Эсмеральда! Произошло ещё одно несчастье.
— Кумбо? — воскликнула Мира, расширив глаза в ужасе.
— Да! Его убили, как и твою бабулю. Мне очень жаль!
Мира присела на пень, словно ноги её вдруг ослабли. Она была бледной, перепуганной, просто уничтоженной.
— Что ж теперь будет, Хуанито?
— Об этом можно только предполагать, Мира. Ещё следует много подумать, как с тобой быть, как поступить и куда определить. Здесь тебе никак нельзя оставаться. За тобой устроили настоящую охоту!
— Почему же так, Хуан? — в ужасе вскрикнула Мира. — Чем я провинилась перед Господом? За что так со мной, Боже?
Хуан присел рядом, обнял её вздрагивающие плечики, прижал к себе.
— Я боюсь, Хуанито! Мне так страшно!
— Понимаю, Мира! Но мы не должны тут оставаться надолго. Опасно, Мира! Вставай, милая моя. Нам необходимо посмотреть на твой клад: цел ли он?
— Что это за клад, Хуан? — вскинула она большие встревоженные глаза. — Откуда он взялся? Бабушка всегда была бедной, а тут такие деньги?
Три странных всадника, один из которых была девочка, торопливо погоняли уставших мулов.
Прошло уже несколько дней, как они покинули крохотную усадьбу негра Кумбо. Хуан с облегчением увидел, что клад не разрыт. Стало обидно за несправедливые сомнения. Кумбо каким-то образом выдержал пытки или преждевременно отдал Вогу душу, тем сохранив клад.
Мира как-то сразу повзрослела. Её больше всего добила смерть негра. Бабушкина смерть воспринялась естественно, тем более, что она ничего не знала о её причине, а Кумбо! Это её доконало.
Она почти не разговаривала, больше не заикалась о своём дне рождения. Лишь временами бросала взгляд на подарок Хуана и тогда в глазах можно было заметить некоторый проблеск радости.
Хуан ничего не пояснял из истории её рождения, а она, словно догадываясь о тайне, ничего не выясняла. Просто молчала, закрывшись в скорлупе отчуждённости и горя.
Хуан оставил побережье. Он узнал дорогу через остров до столицы и, не раздумывая свернул по ней, хотя она была едва наезжена редкими двуколками и ещё более редкими всадниками.
— Эсмеральда, скоро мы попадём в Кагуасу, — говорил Хуан, слегка наклоняясь к Мире. — Мы там передохнём пару дней. Ты сильно измучена дорогой.
Девочка подняла глаза, пристально посмотрела на него, спросила очень серьёзно, по-взрослому:
— Зачем ты тратишь столько сил на меня, Хуан?
Этот вопрос застал юношу врасплох. Всё же ответил после недолгого, напряжённого молчания:
— Как почему, Мира? Мы ведь друзья, а друзья не покидают друг друга на произвол судьбы. Я обещал донье Корнелии заботу о тебе. Видно, она знала о скорой своей кончине.
Мира задумалась.
— Ты мне когда-нибудь расскажешь о той тайне, что витает вокруг меня?
— Обязательно! Но потом, когда ты совсем успокоишься. Сейчас нет надобности лишний раз тревожить тебя. Ты и так столько пережила, что я побаиваюсь за твоё здоровье, Мира.
Она опять подняла глаза на него, промолчала, но Хуан знал, что в её голове постоянно происходит интенсивная работа мысли.
Он ещё не знал, что будет в Сан-Хуане. Не мог придумать ничего такого, что будет приемлемо и для Миры, и для него. Потому постоянно откладывал решение на следующий день, потом ещё и так постоянно.
В Кагуасу они поселились в домике, снятом на два-три дня, чтобы отдохнуть и привести мысли в порядок. Городок, а вернее небольшой посёлок, располагался в красивой долине среди гор и лесов. Очень красивая церковка звала под свои прохладные своды, и Хуан не утерпел, чтобы не посетить её, помолиться всем вместе, внести дар, получить отпущение грехов. Мира немного равнодушно отнеслась к этому посещению, что сильно удивило Хуана.
— Тебе не понравилась церковь, Мира?
Она неопределённо пожала плечами, не ответила, замкнувшись в себе.
Был канун праздника святого Матвея. Три улицы посёлка уже украшались цветами и ветками пальм. Дожди выпадали уже не так часто, а в этой долине они вообще шли довольно регулярно весь год. Окрестности благоухали цветущими деревьями и кустарниками.
— Мира, — не очень смело обратился Хуан к девочке, — твой день рождения завтра. Чего бы ты хотела?
Она опустила голову. Долго молчала и вдруг подняла голову.
— Я хотела бы несколько девочек моего возраста, Хуан. И… красивого платья… с туфлями.
— Попробую это устроить для тебя, — с готовностью ответил Хуан. Он был приятно удивлён таким решением и желанием Миры. — Три-четыре девочки тебя устроят?
Она почти безразлично кивнула, но говорить больше не стала.
Хуан посоветовался с хозяйкой, и та порекомендовала ему несколько семей, наиболее приличных и богатых.
— Если не возражаете, сеньор, я могу обойти их и пригласить девочек. Говорите, три-четыре хватит?
— Вполне, сеньора, — отозвался Хуан с благодарностью. — И организуйте приём, угощение и всё остальное. Трёх дублонов хватит на всё это?
— Если прикинете ещё три реала, то будет как раз, сеньор!
И вот после сиесты четыре разодетых девочки пришли в гости. Все они жили поблизости, и сопровождения никакого не было. Это были десяти-тринадцатилетние девочки состоятельных граждан, согласившихся на уговоры хозяйки, что поведала им о горе, свалившемся на голову этого странного семейства с такой очаровательной девочкой. Лишь её негритянское происхождение, немного бросавшееся в глаза, немного возмущало горожан.
— Мира, иди сюда, милая! — Позвал Хуан утром, в день рождения, после лёгкого завтрака. — Я хочу вручить тебе твои подарки.
Она неторопливо появилась со двора, остановилась на пороге и Хуан вдруг, словно впервые, оглядев её стройную фигурку, понял, какая она будет красивая совсем скоро. Он даже заволновался.
На кровати лежало платье зелёного шелка с лентами, бантами, широкой юбкой с жёлтыми полосками и отделкой. Его сшили за большие деньги за один день, и теперь оно должно быть оценено девочкой. У кровати стояли туфли из зеленоватой кожи с позолоченными пряжками и отделкой.
У ворота лежала небольшая диадема из золотой проволоки с россыпью мелких изумрудов. В трёх местах поблёскивали красные глазки рубинов в четверть карата каждый.
Хуан напряжённо смотрел на Миру. Лицо её выражало почти полное равнодушие, но постепенно теплело, смягчалось, становилось приветливым, даже немного весёлым, как в старые добрые времена.
Она посмотрела на Хуана полными слёз глазами, кинулась к нему в объятия и разразилась безудержными рыданиями.
Юноша остолбенел от неожиданности, лишь интуитивно догадываясь, что в Мире наконец-то наступил перелом её состояния. Этот взрыв слёз и рыдания должны снять то напряжение, владевшее ею последние дни.
Она оторвалась от его груди, вскинула покрасневшие глаза.
— Ты меня любишь, Хуанито?
— Конечно, Мира! Ты это знаешь, чего спрашивать?
Она вздохнула, а Хуан понял, что она подумала и поняла. И, отвлекая её, спросил ласково:
— Тебе нравится? Я долго выбирал всё это. Боялся, да и до сих пор боюсь, что не получилось так, как надо.
— Нет, Хуанито! — Мира звонко закричала, как прежде. — Всё так красиво, у меня слов не находится, Хуанито! Неужели это всё мне?
— Не показывай, Мира, что это для тебя новинка, — строго заметил Хуан. — Ты должна показать себя воспитанной, богатой и гордой сеньоритой. Вспомни, чему тебя учила бабушка. Это очень важно, Мира. Ты теперь сеньорита…