— Чужих поблизу не встречали? — поинтересовался Фома.
— Вроде нет, пан казак. А что?
— Да вроде показалось недоброе нам с час назад, или больше.
— Наши ещё не все вернулись с поля, — заметил один мужик. — Коль что узнаем, казаки — поведаем тотчас. Понимаем…
— Где бы нам переночевать здесь, а? — И Демид обвёл село глазами.
— У Кондрата Бакулы можно. Сарай, считай, пустой. Остатки сена найдутся, хозяин не будет возражать. Идёмте, я провожу, — мужик махнул рукой.
Заматеревший Кондрат без тени мягкости в лице глянул на гостей, кашлянул, промолвил густым голосом:
— Оно-то можно, да как бы паны не узнали чего. В четырёх верстах на сход село с дюже злым и въедливым паном.
— Мы заплатим, Кондрат, — полез в карман Демид. — А, если что, так можешь вполне всё свалить на нас. Мол, принудили, проклятые низовики. С нас, как с гуся вода! — И Демид мрачно усмехнулся.
— Тогда, казаки… Что ж, располагайтесь. Я не против. Свои ведь…
Коней напоили, засыпали остатки овса, а путники, помывшись в речке, завалились спать ещё до темноты, плотно поужинав горячего и гречневой каши.
Их разбудили в темноте. Какой-то молодой парубок с трепетом в голосе шептал:
— Вставайте быстрей! Беда подходит! То ли поляки, то ли казаки сюда конными прут! А поляки там точно есть!
— Откуда знаешь? — метнулись слова всполошившихся казаков.
— Сам видел! Стояли на бугре и высматривали в деревне что-то!
— Много их? — не унимался Демид, торопливо натягивал сапоги и сопел.
— Кто ж их знает! Темно ведь. Думаю, что два десятка наберётся, а там поди посчитай. Темнеют, и всё! Я помогу оседлать коней!
— Кобылу вьючную надо бросить, Демид, — предложил на ходу Карпо. — С нас хватит и одной скотины! Не забывай оружия, хлопцы!
Все выскочили на тёмный двор. Кони беспокойно вскидывали головы, шарахались в стороны, а казаки, сдерживая ярость, пытались успокоить животных, бегая вокруг с сёдлами и припасами.
— Куда подадимся, Демид? — спросил негромко Карпо, уже крутясь на коне.
— Хлопец молвил, что отряд заходит со схода. Куда ж ещё? В ту сторону, — махнул рукой на запад. — Выезжай со двора! Омелько, вьючного коня возьмёшь! Просмотри, всё захватили? Эй, хлопец, где ты?
— Чего надо, пан казак? — вынырнул тот из-за шеи коня.
— Кобылу спрячь. Могут придраться. И вот тебе за труды, — сунул в загрубевшую ладонь несколько серебряных монет. — Прощай! Спасибо тебе!
— Храни вас Господь, пан казак, — ошалело пробормотал парень.
Беспорядочный перестук конских копыт дробно бухал по пыльной дороге и затих, провожаемый истошным собачьим лаем.
Парень торопливо вскочил на кобылу, звонко ударил её ладонью по крупу и погнал к околице, подальше от предполагаемого появления отряда.
Конный отряд вошёл в деревню тихим шагом, в молчании.
— Собаки неспроста взлаяли, пан хорунжий, — тихо молвил казак, ехавший чуть сзади польского офицера.
— Я слышал, — недовольно ответил поляк. — Проверим. Село маленькое и мы докопаемся. Приступайте к поиску. Да будьте поосторожнее. Они вооружены. Послать вперёд трёх в разведку. Пусть проедут версты три, посмотрят. Вперёд!
В отряде свистнули, собаки зашлись лаем, в хатах завозились, стали появляться светлые тени людей, выглядывающих из ворот и окошек. Заголосили бабы, дети заплакали. В окнах засветились тусклые лучины.
Двадцать хат деревеньки всполошились, люди высыпали на улицу, в страхе наблюдая, как проворно и деловито казаки рыщут по хатам и сараям, отвешивают незлобивые оплеухи и тычки.
Хорунжий спокойно восседал на рыжем жеребце, покусывал ус, держа руку на рукояти нарядной сабли.
— Пан хорунжий, ничего такого не нашли, — подбежал десятник в запаренном кафтане, с шапкой в руке. — И селяне ничего такого не знают.
— А собаки? Они ведь кого-то провожали? — Хорунжий огляделся на топтавшихся с озабоченными лицами мужиков и баб. — Предлагаю золотой тому, кто скажет что-нибудь о бандитах, рыскающих в округе!
Селяне зашептались, пожимали плечами, жадно посматривали на сверкающую в свете редких факелов монетку. Один старик выступил на шаг, поклонился почти до земли, молвил тихо:
— Пан офицер сам мог убедиться, что всё село мирно спало. Мы никого в своём селе не видели, не принимали. Слухи бродят — это верно. Сами слышали, пан офицер! Простите, если что не так, ясновельможный пан!
— Пшёл, пся крев! Быдло замазанное! Все воры, всё скрывают, голодранцы!
— Пан хорунжий, разведка прибыла. — Десятник заискивающе смотрел снизу на командира.
— Что они говорят? — недовольно бросил хорунжим.
— Темно, пан… Что ночью можно узреть, пан. Надо дождаться дня.
Поляк некоторое время раздумывал, видно было, что он зол, недоволен результатами набега, и теперь колебался в выборе решения. Ему не хотелось заниматься этим мелким делом, но приказ есть приказ.
— Распредели людей по хатам, — не поворачивая головы бросил хорунжий. — Отдохнём до утра.
Казаки радостно загомонили, и не прошло и десяти минут, как деревня опять погрузилась в темноту и сон. Но внутри шептались, обсуждая происшествие.
В одном из сараев трое казаков, укладываясь спать, загадочно шептались в темноте. Один голос постарше, говорил тихо:
— Как бы нам не загреметь, хлопцы. Долго это продолжаться не может.
— Да ничего не будет, — отозвался голос помоложе. — А чего ты хотел? Своих выдавать? Пусть погуляют ещё. Всё одно долго это им не удастся.
— Архип верно молвит, — ещё один голос. — Пусть погуляют. Панам давно рога надо поотбивать. Да и следов почти не было. Так, мелочь…
— Хватит базикать, хлопцы. И так выбиваемся из сил. Спите. До света совсем мало осталось.
В сарае затихло, вскоре раздался лёгкий храп и мирное сопение.
-
[1] Майдан (укр., тюрк.) — площадь.
Глава 4
— Дьявольщина! — Демид всё оглядывался, вид его был сильно встревожен, глаза затравленно блестели.
— Успокой свою душу, Демид, — увещевал Карпо. — Мы почти оторвались, а казаки, судя по всему, не горят особым желанием нас догнать. А два ляха, что с ними, мало могут одни.
— Думаешь, они дадут нам улизнуть? Что-то не верится в это! Словно стая волков идут по следу. Уже третий день гонят.
— Ты же сам сдерживаешь нас, Демид, Давно бы оторвались. Кони у нас получше казацких. А поляки одни гнать нас не осмелятся. Наверное, пора нам уходить, пока не так далеко ушли от намеченной цели.
Отряд трусил размашистой рысью, чувствуя в двух-трёх верстах погоню.
Фома поравнялся с молодыми, бросил недовольно:
— Чего мудрит Демид? Карпо верно ему говорит. Словно дразнит ляхов.
— Осторожничает, — ответил Омелько. Ему тоже было непонятно поведение Демида, и он готов был поддержать Фому, когда тот заметил:
— Пора ему напомнить, что он не один. И мы что-то да должны значить.
— Он просто не торопится удаляться слишком от Сечи. — Ивась несмело вскинул голову на Фому.
— Уже и так отмахали за это время почти полтораста вёрст. Только и знаем, что обходим городки да большие сёла. А погоня пользуется этим и легко догоняет, срезая путь по целине.
— И то верно. Кони уже притомились изрядно, — Омелько похлопал потную шею своего коня. — И харч кончается. А доставать стало трудно.
— Ничего, — отозвался Фома. — Мы оторвались вёрст на семь-восемь. Если опять круг не сделаем, то сможем передохнуть маленько.
— Да тут и городков почти нет. Помнится, слышал об этом, — сказал Омелько. — А в сёлах можно долго не задерживаться.
Они вынеслись на бугорок, остановились и внимательно огляделись. На три версты местность была пустынна. Только впереди, почти скрытый шлейфом пыли, тащился длинный обоз.
— Видать купцы едут по торговым делам, — указал Карпо рукой. — Может, догоним и разживёмся харчами, а?
— Это можно. Нам сподручно. Можно не заходить в деревню.
— А коням отдых малый можно дать, сядем к купцам в фуры и мажары, — добавил вечно пекущийся о своём коне Ивась.
На него глянули пренебрежительного, и не ответили. Демид махнул рукой, отряд скатился с бугорка и потрусил к исчезнувшему за холмом обозу.
Снова его увидели уже через полчаса, когда поднялись на пологий холмик. В версте впереди тянулся ряд возов, укрытых полотном, растянутым на согнутых в виде арок тонких жердях. Некоторые просто увязаны верёвками. Каждую мажару и фуру тащили четыре коня. По краям ехала охрана и купцы видать из тех, кто помоложе.
Вдруг в обозе произошло что-то странное. Люди забегали, кони шарахались, стаскивая телеги в круг, поднимая оглобли в небо.
— Что это с ними? — в недоумении спросил Демид. — Вроде никто не нападает, а они огораживаются.
— Глядите — Ивась крикнул, указывая чуть влево. — Татары!
Все увидели, как малаяорда степняков, числом около двадцати, несётся по дну лога, размахивая саблями. Уже слышался дикий ор и далёкие выстрелы.
— Эй, хлопцы! Где наша не пропадала! Вперёд! За мной! Поможем против нехристей! Может, что выиграем!
Демид пригнулся, гикнул, дал коню шенкеля и понёсся вперёд. За ним оросились остальные, больше не раздумывая и не колеблясь.
Демид придержал коня, оглянулся, бросил назад:
— Мы трое врубимся в степняков, а хлопцы пусть из пистолей и мушкета сначала палят. Потом лишь беритесь за сабли! Да не очень пугайтесь. Да и на рожон не лезьте. В свалку не прите! Арканов остерегитесь!
Ему никто не ответил. Крохотный отряд тяжёлым галопом, не горяча коней, приближался к табору, где уже шла сеча. Купцы отчаянно отбивались, палили изредка из пистолей и мушкетов, больше орудовали пиками и саблями.
Несколько низкорослых коней уже носились по полю без седоков. Крымцы стремились побыстрее проникнуть внутрь табора и начать грабёж, но их попытки не приносили им успеха.
Охрана обоза укрывалась за возами, пресекая все попытки степняков овладеть табором. Но было видно, что купцам долго не продержаться.
А отряд Демида быстро приближался. Увлечённые боем, крымцы или буджаки наседали отчаянно.