От ручья поднимался крутой невысокий берег старых осыпающихся пород. К нему как раз подходил Демид. Он остановился в ожидании командира, изготовившись и приняв стойку «смирно».
Ротный понукал жеребчика на подъём, щебёнка сваливалась у того из-под копыт и, не доскакав до края двух шагов, конь заскользил вниз, опрокинулся с жалобным ржанием, подмял под себя всадника и свалился к подножью.
Демид инстинктивно бросился вниз, помочь командиру. Тот лежал, пытаясь встать, ругаясь немилосердно.
Тут в голове Демида сверкнуло молнией: «Вот удобный случай мне!»
Он поднял голову, кустарник у ручья скрывал его с командиром. Тот уже почти поднялся, ища поддержки у солдата. Демид ударил сапогом тому в коленку, мельком увидел расширенные от бешенства глаза немца. Времени на раздумья казак ему не дал. Он навалился на офицера, его открытый рот готов был изрыгнуть проклятия и ругань, но мощным рывком Демид отвёл голову назад и с силой надавил. Что-то хрустнуло внутри, тело тут же обмякло. Демид с ужасом поднял голову, увидел скачущих людей в снопах брызг.
Поглядел на ненавистного ротного, лицо которого уже желтело, заострялось. Полуоткрытые глаза остекленели. Демид в растерянности стоял на коленях перед ним, пытаясь унять дрожь и волнение в груди.
Офицеры и дамы окружили ротного. Демид развёл руками, говоря этим, что у него не было никакой возможности помочь командиру.
Казака оттолкнули, стали осматривать командира, потом загалдели, заговорили. Демид, видя, что на него не обращают никакого внимания, поторопился подняться наверх. Здесь уже спешил их офицер, торопясь узнать, что приключилось с ротным.
Раздался пистолетный выстрел, Демид обернулся. Конь ротного дрыгал ногами с простреленной головой. Офицер опустил дымящийся пистолет вниз.
Так свершилась месть над ротным. Демид злорадно усмехнулся, посмотрел на подходящего Карпо весьма многозначительно, кивнул довольно и смачно прищёлкнул языком.
— Опередил ты меня, Демид! — проговорил Карпо с явным сожалением. — Но и так внутри разливается благодать. Конец извергу и насильнику. Тебя не заподозрят, Демид?
— Вряд ли, Карпо. Все видели, как конь его рухнул вниз, придавил всадника. Я тут же бросился вниз, будто на помощь. Меня и не замечали там, внизу.
— Вот и ладно, Демид. Наши будут довольны. Да и все остальные.
— Господи, прости раба грешного! — поднял глаза к небу Карпо, молитвенно сложив руки. — Не хотел я желать смерти этого ирода, да уж сильно он издевался над всеми нами! Прости и помилуй, Господи!
Демид не взывал к Господу. Он смотрел вниз, где ротного уложили поперёк седла одного из коней солдата и все медленно потянулись в сторону лагеря.
Подходили солдаты, с любопытством расспрашивали друг друга, в глазах у каждого можно было прочитать радость и удовлетворение. Они в отсутствии своего командира откровенно ругались в адрес ротного, поносили его на все лады. Казаки всё это уже немного понимали, и были согласны с солдатами.
В лагере были устроены пышные похороны. Ротный оказался знатных кровей и по случаю траура отменили все учения и работы. В качестве поминок выдали по лишней кружке кислого вина.
На другой день появился новый ротный, из старых служак, обедневший дворянин, без ругани не молвившего ни одного слова. Любил отпускать зуботычины, но всегда за дело, с приговорками, присказками и шутками. На него мало обижались, видя в этом солдафоне хоть немного своего, солдатского.
Прошло больше недели и лагерь снова свернули. Войска опять тронулись на запад. Шли неторопливо, пока где-то впереди не стала слышаться пушечная стрельба.
Ещё почти час хода — и уже слышалась мушкетная трескотня, столбики дыма виднелись над низкорослым лесом. Было ясно, что близко идёт сражение и нашим солдатам вскоре предстоит вступить в мясорубку неизвестно за чьи интересы и для чего.
Зазвучали команды, протрубили трубы, загрохотали барабаны. Роты бегом строились в батальонные квадраты и так стояли на солнцепёке в ожидании дальнейших приказов.
Лишь ближе к вечеру войска тронулись с места. Мерным шагом, под окрики офицеров, махающих шпагами и восседающими на громоздких конях, квадраты пехоты прошли кустарник. Вышли к мелкой речушке, сходу форсировали её, поднялись на высокий берег.
Перед ними простиралось поле, сплошь усеянное солдатами, пушками, телегами и скачущими во всех направлениях всадниками.
Квадраты остановились. Солнце било в глаза, рассмотреть всё было трудно, да и дым мешал этому.
Распаренные солдаты изнывали от жажды и духоты. Шальное ядро взрыло землю вблизи, запрыгало перед строем, но никто не смел лечь или уклониться от разящего шара, пока оно не успокоилось и вздох облегчения не вырвался из очумелых солдат.
Наконец прискакал чумазый гонец, отдал распоряжение командирам. Те прокричали приказ, и лошади важно пошагали вперёд, возглавляя колонны пехоты.
— Теперь началось, — проговорил Демид, посматривал по сторонам, но ничего почти не видя. — Держись, ребята, — закончил он.
Раздалась команда. Квадрат остановился. Передняя шеренга установила сошки, воткнув их в землю, навела мушкеты и по команде выстрелила. Дым отнесло в сторону, и вторая шеренга повторила манёвр.
Когда настала очередь шеренги наших казаков, Демид успел заметить:
— Куда целить-то? Ничего не видно!
— Какая разница! — Это Омелько, как всегда выдал свою реплику. — Пали порох, остальное нас не касается.
Рота отстрелялась, все зарядили мушкеты. По команде тронулись дальше. Под ногами лежали убитые. Попадались раненые, но ими никто не занимался
Впереди кто-то упал и его место тут же занял следующий. Откуда летели пули — определить было невозможно. Вокруг грохотало. Ядра изредка долетали до шеренг, кося солдат, обдавая остальных чадом разрыва.
Пронеслась орава всадников, перерезая путь колоннам. Они исчезли, потом неожиданно те же всадники стали мчаться назад, но уже поредевшие и сильно побитые. Тут же колонна сломалась, солдаты поворачивали назад, офицеры ругались, раздавали удары плашмя, но вдруг почти рядом раздались вопли, смятение стало общим.
Офицеров больше не слушали. Пули засвистели чаще, тела падали под ноги и там мгновенно затаптывались.
— Ребята, тикаем быстрее, пока не смяли! — прокричал Демид, и все повернули назад, торопясь побыстрее покинуть страшное место.
Характерный гул надвигающейся конной массы нарастал с каждой секундой. Ивась обернулся и в пыли заметил мелькающие каски всадников. Они были не далее шестидесяти шагов и неслись уже среди бегущих пехотинцев. Сабли мелькали в воздухе, опускались и снова взлетали. Остальное скрыто пылью. Ивась похолодел. Закричал истошно:
— Бегом влево! Конница сзади!
Казаки, стремясь не терять друг друга из виду, бросились влево. Но несколько всадников резали им путь. Карпо вскинул мушкет, выстрелил в ближайшего, бросил тяжёлое оружие, подхватил с земли пику, изготовился принять второго, рысившего прямо на него. Сбоку махал саблей Демид, остальных видно не было.
Пика встретила коня, тот отпрянул, всадник едва удержался на спине, а какой-то солдат ткнул его своей пикой в бок. Конник упал, Демид подхватил повод, развернул коня, вскочил в седло и закрутился на месте.
Мимо пронеслись два конника и пыль всё скрыла.
Демид поискал глазами своих. Они бежали уже каждый сам по себе. Демид поймал ещё одного коня и поскакал за бегущими, ища глазами друзей. Он с надрывом кричал их имена, но лишь Ивась вдруг вынырнул с ошалевшими глазами, словно ничего не видящими.
— Ивась, прыгай в седло! Где остальные?
— Потерял! Что деется?
— Погоняй! Сабля есть?
— Ничего нет! Всё растерял. Ага, тут пистолет есть в кобуре!
— Проверь, заряжен ли? Гони, Ивась!
Они проскакали немного в стороне от атакующей массы конницы, повернули слегка влево и скоро вышли к той речке, что переходили днём. Кругом двигались люди, фуры, офицеры рыскали в поисках своих частей, масса раненых брели в тыл.
Солнце заходило, сумерки надвигались медленно. Бой, как и день, затухал. Грохот пушек прекратился, мушкетная трескотня затихала. Лишь дым да отдалённый крик массы людей ещё оглашал предвечерний воздух.
— Погоди, Ивась! Попьём, а то жажда замучила. Да и коней напоить надо.
— У тебя конь ранен, Демид, — кивнул Ивась.
— Это я его пикой. Ничего, протянет немного, а там видно будет.
Они перешли речку и поехали вслед отступающим разрозненным частям армии. Потом все стали останавливаться, валиться на землю в изнеможении и дальше не двигались.
— Передохнём, Ивась, — молвил Демид. — Всё одно не знаем, куда податься.
— Может, своих отыщем, а?
— Хотелось бы, да где там! Темнеет. Разве что утром можно поискать.
— Далеко мы отбежали-то, Демид? Где мы?
— Кто ж его знает. Места-то чужие, незнакомые. Отдохнём здесь. Вот и другие располагаются. Повременим.
Они сняли с сёдел одеяла и улеглись на них, блаженно ощущая пульсацию в утомлённых телах. Хотелось есть. У Демида сохранился его мешок. В нём отыскалось немного хлеба и половина луковицы. Они поели, запили водой из речки, поправили оружие, не выпуская поводья из рук.
— Демид, — позвал Ивась, — что-то твой конь дрожит весь, не собирается ли он околеть? Глянь.
— Э, Ивась! Остался я без коня. Сейчас упадёт. Надо пристрелить, чтоб не мучился.
Демид отвёл на три шага коня дальше, выстрелил ему в ухо. Конь упал, а Демид обернулся к юноше, сказал устало:
— Теперь можно и хорошо поужинать. Чего пропадать мясу. Позовём соседей. Будет пир горой!
Голод терзал желудки. И хоть конина не была столь желанной едой, но и пренебрегать теперь было бы глупо.
Демид позвал нескольких солдат, они быстро отрезали себе по куску мяса, Демид полез в брюхо, вырезал при свете костра всю печень, и они с Ивасём быстро изжарили её на угольях. Благо соль была у каждого солдата.
— Теперь можно неспешно приготовить мяса и на завтра, — и Демид со знанием дела принялся жарить на офицерской шпаге тонкие куски мяса. Было не очень-то вкусно, но и конина сойдёт при общей голодухе.