— Зато нас ещё не тронули, — весело отозвался Ивась. — Наш-то капитан так и отстаивается позади.
— И что мы за это получим? — нахмурился Омелько. — Шиш с маком?
— Лучше шиш с маком, чем пулю в бок, — усмехнулся Ивась. — Капитан найдёт, где приз добыть. Уж в этом я уверен.
— Для себя? — спросил Омелько.
— Там видно будет! Думаю, что и нас не обделят. К этому идёт, — Ивась уверенно покивал головой. — Том заверил, что дело движется. Нам бы не подкачать и в нужное время оказаться на волне.
— Гляди, как он заговорил! — Демид повеселел, слушая парня. — Сразу видно, что со старшинами связался. Глядишь, и в большие люди выбьется наш малец! Вот тогда мы, Омелько, будем прислуживаться перед ним.
— Не городи несусветное! — шутливо бросил Омелько. — Ивась на такое с нами не пойдёт. Верно, Ивась?
— Да что его слушать! Болтает, сам не знает чего!
Вечером поступило распоряжение всем боевым кораблям выдвинуться ближе к бухте.
— Слыхал, что завтра будет? — озабоченно спросил Омелько.
— Слыхал, — ответил Ивась. — Видать наши решили прорваться в порт и овладеть городом.
— Жаркое дело предстоит, — ввернул и Демид. — Что наш Мак тут придумает? Что-то не видно в нём необходимого рвения.
— Я его могу понять, — Омелько кивнул в сторону порта. — Пока мы тут две недели толчём воду в ступе, горожане всё добро уже в горы утащили. В таком разе рассчитывать на хорошую добычу вряд ли приходится.
— А ведь так и случилось, наверное! — Ивась вскочил в возбуждении, уставился в сторону города, тонущего в темноте.
С рассветом корабли англичан стали медленно подтягиваться к входу в гавань. Испанцы открыли беглый огонь, почти не мешавший англичанам. Те не отвечали, занятые больше маневрированием и работой на снастях.
К полудню позиция была занята. «Миньон» оказался не в первой линии, и его пушки, слишком малого калибра, не могли причинить испанцам урона.
Море загрохотало мощными залпами. Дым потянулся над водой, медленно сносимый к западу. Перестрелка длилась больше трёх часов. Испанские корабли пылали, дым заволакивал море, видимость была плохой. Канониры уже хорошо пристрелялись и били более точно.
Мак-Ивен в рупор прокричал:
— Команду на вёсла! Пушки к бою! Вперёд!
Матросы бросились выполнять команду. Ивась полез на фок-марс наблюдать и корректировать стрельбу.
Выдвинувшись в переднюю линию, пушки «Миньона» сделали первый залп. Потом ещё, на протяжении часа матросы, измазанные копотью, носились перед пушками, пока не прозвучала труба отбоя.
С продырявленным в двух местах фоком «Миньон» на вёслах поспешил отойти подальше от поражающего огня испанских пушек.
— Чёрт! А ведь это, полагаю, поражение! — И Демид бросил весло, подчиняясь команде Солта. — Мы так и не смогли пробить испанский заслон.
— А три корабля, что догорают в проливе? — Омелько размазывал копоть по лицу. — А у нас всего один малый пошёл ко дну и один повреждён!
— Это ничего не значит, Омелько. Испанцы устояли. Нам придётся смириться с неудачей. Помяните мои слова, ребята. Ваш Дрейк отвалит от города!
— Чего это он наш? — Ивась возмутился. — Он такой же наш, как и твой, Демид. А, если откровенно, то мне и не очень хотелось победы. Уж больно жалко такого красивого города.
— Мы ж в нём так ни разу и не побывали! — усмехнулись Омелько с Демидом. — А здорово бы посмотреть, что за кабаки там… и девки! — усмехнулся Омелько мечтательно.
— Девки, они везде одинаковые, друг мой Омелько, — философски изрёк Демид.
— Не скажи, Демид! Здесь они совсем необычные, горячие, мне эти нравятся! Ивась, а тебе как?
— Да пошёл ты со своими девками! Нашёл, о чём говорить!
— Что это с тобой? Какая муха тебя ужалила? — обиделся Омелько.
— Будет вам, хлопцы, — Демид примирительно приподнял руку. — Нашли из-за чего ссору затевать! Не стоит это того.
Ивась сам немного разозлился. И чего вспылил? Он корил себя, понимая, что и его волнует то, что затронул Омелько. И ещё из-за не проходящей у него стеснительности. Это раздражало, злило, но изменить ничего не могло.
Завидовал тому же Омельке, как тот почти мгновенно сходился с любой женщиной, находил о чём поговорить, хоть почти не знал языка. И ещё подумалось, что, накопив денег, заведёт своё дело и тогда выберет себе женщину по вкусу. И тут же подумал: «А какой у меня вкус? Я его и не знаю. Вот загвоздка!»
И опять всё у него упиралось в деньги. Собственно, как и у Омелька. У Демида всё не так, — думалось юноше. — Тот об них мало думает, а у нас с Омельком только они и на уме!
И всё же Ивась посчитал себя просто немного обойдённым природой. Его слишком большой нос для его тощей фигуры вызывал насмешки матросов. Он был уверен, что и девушки не обращают на него внимания по этой же причине. Однако вспоминались сальные шутки и насмешки матросов, где он в этом отношении должен был быть на высоте. Но…
Потому он больше всех на борту зажимался с оружием, особенно со шпагой и ножом.
Его приятель-мулат, Ариас, старался побольше вертеться около, постоянно учил его испанскому и вместе они учились метать нож в цель, чему дал им толчок, как ни странно, кок Фрозер Косой.
— Фрозер, — спрашивал Ивась у кока, — ты косой, а как здорово бросаешь нож! Как это у тебя получается?
Это происходило больше месяца назад, и теперь Ивась уже сносно пользовался этим оружием.
— Ты отлично будешь бросать, Джон, — уверял кок юношу. — У тебя такой хлёсткий бросок, что только попадать надо.
— Вон Джек Крэбб, Косой! Он в пять раз сильнее меня. Что, он хуже меня бросает нож?
— Он в пять раз сильней тебя, как у тебя в пять раз сильней бросок, мой костлявый юноша, ха-ха!
Ивась в недоумении смотрел на кока, но тот ничего не мог объяснить. Только улыбался и повторял:
— Бросай раз по пятьдесят в день и скоро тебе равных не будет!
— А ты, Косой?
— Ты и так уже догнал меня в силе, до меткости осталось совсем немного. Да и в силе я тебе наверняка проиграю, Джон. Вольно быстр ты, приятель!
Всё это подбадривало парня. Он постоянно орудовал ножом и постепенно его руки стали столь ловкими, что матросы опасались с ним задираться, отшучиваясь, когда Ивась клал руку на рукоять ножа.
Ещё до полуночи несколько шлюпок с флагмана оповестили все корабли эскадры, что перед рассветом сняться с якорей и выходить в море.
Курс не обозначался, просто следовать за флагманом.
— Вот и закончилась компания! — воскликнул Мак-Ивен в каюте, сидя напротив Барта с кружкой в руке. — Ничего мы не получили, и встаёт вопрос: в какую сторону нам податься?
— Такой морской волк, как Дрейк, просто так не покинет эти воды, Бен.
— Считаешь, что он будет искать новые пути наполнить трюмы драгоценными грузами?
— Без сомнения, капитан. Сейчас мы богаче его во много раз. А это ещё не то, что мы рассчитывали иметь. Посмотрим, куда он направит свои алчные стопы. При его опыте и мы сможем чем-то поживиться. Он на мелочи размениваться не станет.
— Тут ты прав, Барт. Последуем за ним. Есть надежда, что е его стола и нам крохи перепадут.
Солнце поднялось из-за моря, и удивлённые и обрадованные жители Сан-Хуана обнаружили пустой залив и вдали громаду парусов уходящей английской эскадры.
Сэр Френсис был в дурном настроении. Он грубо грохотал сапогами по голым доскам пола, не обращал внимания на стоящих помощников, боящихся переступить с ноги на ногу.
Наконец он остановился, ухватился за короткую рыжеватую бороду, молча изучая ножку кресла.
— Так, господа! Идём на юго-запад. Там старые города и они набиты золотом и жемчугом. Там и только там мы сможем оправдать своё предназначение перед Её Величеством! Курс в район Сайта-Марты, господа. Идите и работайте! И подумайте о провианте. Его у нас слишком мало. Де Тельо не скоро осмелится покинуть гавань Сан-Хуана.
Эскадра из трёх десятков кораблей двинулась на юг, высматривая мелкую добычу в открытом море.
При попутном ветре эскадра быстро достигла северного берега Южноамериканского континента, и, растянувшись на несколько десятков миль, приступила к опустошению всего, что попадалось на пути.
— Видал, что делается! — восклицал Омелько, когда их суда, прервали попытку улизнуть испанскому кораблю. Ограбили его, перегрузили всё ценное в свой трюм, разделив добычу с соседним кораблём. — А это только начало!
— Скоро в море не останется ни одного испанского судна, — заметил безразлично Демид.
— Останется берег, Демид! — ответил Омелько. — А город имеет намного больше, любой корабль. Уже сейчас мы имеем на борту товаров на три тысячи золотом!
— А сколько ты с этих тыщ получишь? Десяь фунтов? И этому рад? Ну и болван ты, Омелько!
Тот обескураженно посмотрел вокруг, ища поддержки. Её не оказалось: Ивася рядом не было, а остальные ни слова не понимали, о чём они говорят.
Ивась с Ариасом тем временем занимались фехтованием с кинжалами и плащами, намотанными на руку. Матросы с любопытством поглядывали на этих молодых людей, изъявляющих желание обливаться потом на жаре. Потому что для англичан тепло декабря казалось изнурительной жарой.
— Ариас, — напряжённо спросил Иван мулата по окончании занятий, когда они уже смыли пот забортной водой, — что ты можешь сказать про свою жизнь на борту?
— Я доволен, Хуан. Здесь не бьёт тебя никто, кормят лучше и немного платят. А у хозяина я только работал и получал палками по икрам. До сих пор страшно вспомнить. Здесь лучше!
— А сколько тебе платят? Я слышал, ты как-то говорил, что в три раза меньше, чем, например, мне. Так?
— Ну и что же? Так положено. Я мулат, а ты белый человек.
— Здесь все должны быть равны. Мы подписывали договор с капитаном.
— Я и остальные мои друзья ничего не подписывали. Никаких бумаг нам даже не показывали. Ты же знаешь.
— Это не так важно, Ариас. Вы выполняете все работы, что и мы, а получаете в три раза меньше. А ваш раненый? Он тоже никакойнадбавки не получил за пролитие крови. А наши матросы за это получают одну или две доли. Это ведь несправедливо, Ариас!