— Ну и аппетит у тебя, Бен! Позавидуешь тебе! Но и это можно устроить.
Капитан быстро вскинул голову на помощника. Его глаза блеснули в свете сальной свечи. Барт понял значение этого взгляда, согласно кивнул.
— Знаешь, Бен, я полностью согласен с тобой. Но и я хотел бы получить хотя бы десять… тысяч…
Капитан помолчал. Молчание повисло тяжёлым камнем в каюте, провонявшей ромом, табаком, грязным телом и тряпками.
— Ты это серьёзно, Барт? — проговорил капитан. Он не поднял голову от стола, куда склонился в раздумье.
— Конечно, капитан! Что я без тебя? Я просто обязан так поступать. И надеюсь на взаимность.
— Это требуется тщательно обдумать и взвесить, Барт. Дело достаточно серьёзное. У нас достанет сил для этого?
— Сил, может, и не достанет, но у нас будет внезапность, неожиданность и оружие. А с этим не пошутишь. К тому же мы возьмём себе негров. Они от страха не посмеют оказать сопротивление. А их теперь почти двадцать человек, да матросов немного больше.
— Хорошо, Барт. Иди спать, а я всё взвешу и обдумаю. Времени у нас достаточно. И займись завтра неграми.
Солт поднялся с палубы. Он с твёрдым лицом отошёл к фальшборту, и посмотрел в чёрные воды бухты. Ивась смотрел на помощника, размышляя над тем, что тот услышал.
Солт нарочно вызвал парня на полуют. Ему нужен был надёжный наблюдатель и достаточно трезвый матрос.
Помощник повернулся к юноше, посмотрел на него пристально и спросил тихим голосом: — Ты дружишь с мулатом, Джон. Кажется его зовут Ариас?
— Да, Солт. А что?
— Он достаточно надёжен, этот мулат? И его дружки?
— Вполне, Солт. А что случилось?
— Пока ничего, Джон. Но скоро может случиться. Помаленьку продолжай обрабатывать негров с мулатами. Пусть прислоняются к нам. Это выгоднее им будет. Только не сам, а через своих друзей-негров. И предупреди, что болтовня может стоить им жизни.
— Это понятно, Солт. Том всё знает? Я могу с ним обо всём говорить?
— Можешь, Том мой главный помощник. И ты, Джон, не намного отступаешь от него. Наступают лихие времена, Джон. Надо держаться теснее. Ты понимаешь, о чём я говорю?
Ивась согласно пожал плечами. Он не мог признаться, что слегка трусит, но отступать было поздно. Он уже завяз глубоко.
Флотилия вышла в море и взяла курс на Пуэрто-де-Кагуайя. Четыре судна с одним большим трёхмачтовиком с двадцатью пушками по бортам представляли большую угрозу для небольших городков испанской Ямайки.
Матросы упорно готовились к войне, чистили мушкеты, пистолеты, сабли, готовили сети, крючья на случай абордажного боя, ядра и картечь. У кого были каски, нагрудники — чистили и их, полагая, что это избавит их от лишней пули.
Живописные берега острова проплывали вдали, маня прохладой, холодной водой речек и ручьёв, ароматом цветущих рощ, блеском ещё нетронутого золота. И, конечно, женщины! Это иногда ценилось дороже зелота!
Наконец за мысом открылась бухта. В глубине её белели домики Пуэрто-де-Кагуайя. И ни одного крупного судна, готового встать на защиту города.
Мак-Ивен прочитал сигнал флагмана: «Вперёд! К причалам!»
— Пушки к бою! — прокричал Мак-Ивен в рупор. — Заряжай ядрами!
Канониры бросились к орудиям. Дальнобойные кулеврины задвигали стволами, зачадили фитили, жаровни, полуголые матросы засуетились вокруг.
Флотилия неторопливо подходила к берегу.
— Команда на вёсла! — прозвучал приказ капитана. — Опередим всех! Призов больше захватим! Налегай!
С весёлыми шутками, смехом, возбуждённые люди исполняли все распоряжения, готовясь заполучить солидные доходы.
«Миньон» довольно скоро обошёл остальные корабли, тем более, что и шёл он за флагманом непосредственно.
Ширли лишь приветственно поднял руку, давая тем самым добро на первенство. Мак-Ивен ответил тем же, повернулся к рулевому, сказал:
— Приготовиться положить руль направо. Солт, поворот направо, приготовиться! Канониры, готовьсь!
Судно оказалось левым бортом к городу. Прозвучала команда. Кулеврины содрогнули судно, дым заволок борт, а ядра с шипением унеслись в город.
— Поворот налево! На брасах! Тяни! Приготовиться правым бортом! Пошёл на брасы!
Уже вблизи пристани, «Миньон» стал бортом к городу. Пушки опять дали залп. Тотчас загрохотали пушки «Хохотушки» и остальных кораблей. В двадцать минут небольшая казарма с двумя десятками солдат превратилась в дымящиеся развалины.
Шлюпки, полные вооружённых людей, уже неслись к причалам. Матросы стремились первыми высадиться и завоевать дополнительные доли. Это удалось двум шлюпкам с «Миньона».
Сорок весёлых матросов, опередив остальных на целую сотню саженей, вывалились на пристань и ринулись к самым богатым домам города. Никакого сопротивления оказано не было. Лишь в одном месте пожилой испанец отчаянно отбивался от наседавших Патрика и одного долговязого матроса.
Том с Ивасём бросились на помощь.
— Руби его, Патрик! — Том отчаянно кричал, видя, как Пат покатился от крыльца с раной в боку. — Испанская сволочь! Получай! — и выстрелил в испанца из пистолета.
Испанец упал, так и не выпустив из руки шпагу. Но рана была серьёзной — пуля раздробила ключицу, и двигать левой рукой он не мог.
Долговязый бросился добить испанца. Он уже замахнулся саблей, как Ивась отбил клинок, закричав:
— Брось его, чего добивать отчаянного?. Пусть живёт! Он смел и не испугался нас. Это стоит уважать!
— Сдурел ты, Джон! Это же враг! Он Пата приколол!
— Пусть живёт, не тронь его! Пошли в дом, там будет к чему приложить руки. Том, скажи ему!
— Пошли, этот испанец и сам подохнет! Что нам стоит. Оставь, Геб!
Тот плюнул в сторону испанца, Том склонился над Патом. У того была рана в боку, но не очень опасная.
Том поискал глазами, подозвал одного из матрасов посильнее:
— Арт, возьми Пата, а то он кровью изойдёт. Оттащи к шлюпке. Пусть перевяжут. Мы тебе оставим твою долю!
Из дома выскочила сеньора с негритянкой. Они бросились к испанцу, а англичане с Ивасём поспешили в дом, где тут же принялись отбирать ценности и искать деньги.
Испанка сама, вернувшись в дом с мужем, как пираты поняли, отдала все драгоценности и деньги, благодаря Ивася за заступничество. Тот смутился, поостыл. Оглядевшись по сторонам, определил, что дом действительно богат, а испанка сняла с себя золотой крестик с изумрудами, протянула Ивасю со словами:
— Пусть вам благоволит Христос и Дева Мария, сеньор! Возьмите в знак благодарности, прошу вас!
Ивась понял женщину, в недоумении глядел в её светло-карие глаза. Смущение охватило его всего, а она ещё сняла с пальца один перстень, другой и ещё сказала взволнованным голосам:
— Сеньор, всё равно это отберут, так пусть будет у вас! Вы проявили сострадание к страждущему, раненому, отвели руку убийцы! Возьмите, пожалуйста!
— Сеньора, это я обязан всё сдать в общую кучу, — пролепетал, сбиваясь, Ивась. — Лучше спрячьте себе.
— Джон, что ты тут делаешь? — пробегая крикнул Том. — Бери вещи и гони к причалу! Брось ты эту бабу!
Сеньора всё же успела сунуть два перстня в руку Ивася. Тот показал их Тому, спросил растерянно:
— Это куда, Том? Возьми, а то ещё потеряю. Давай узел!
Ивась поспешил выйти из дома, мельком увидел, что женщина проводила его глазами и удалилась за негритянкой, отведшей испанца в другую комнату.
Юноша испытывал двойственные чувства. Ему было стыдно за свой поступок, и в то же время благодарность женщины, её стойкость в этой трагической обстановке, изумила Ивася. Всё это не выходило у него из головы весь день.
Город переживал трагедию. Вопли и плач не смолкали. Две церкви города горели, из них выносили ценные предметы под вопли верующих и стенания священников. Все они были изрядно избиты, но продолжали молить пиратов не осквернять святыни.
Вечером на борту судна долговязый матрос не забыл обвинить Ивася в предательстве.
— Братва, этот сопляк посмел мне запретить прикончить испанца! Позор!
Мак-Ивен с любопытством посмотрел на долговязого, потом на Ивася, втянувшего голову в плечи. Усмехнулся угрюмо, спросил:
— Это верно, Джон?
Ивась обречённо кивнул головой. Ответить он не осмелился.
— С чего это ты так сделал, Джон?
Ивась долго молчал. Толпа с любопытством взирала на этот суд, ожидая, что предложит капитан. А тот повторил вопрос более жёстко, прикрикнул.
— Да уж больно понравился мне этот испанец, капитан! Храбро бился! Никто больше не осмелился, а он бился! Жалко стало такого храброго…
— Видали, братцы?! Вот какой у нас имеется благородный малый, — капитан усмехнулся, и в этой усмешке уже не было угрозы. — А ты, Длинный, чего ж не врезал этому утёнку по шее? Наука б была ему!
Длинный встрепенулся, а из толпы матросов кто-то выкрикнул:
— Кишка тонка у нашего Длинного! Испробовал бы он схватиться с мальцом!
Хохот покрыл эти слова. Улыбнулся даже капитан. Оглядел толпу.
— Кто был рядом? Выходии скажи слово!
Том сделал шаг вперёд. В лице ещё на остыла улыбка.
— Ну я был, капитан. Всё так и было. Я сам не стал наказывать Джона.
— Дружки с ним? — Мак-Ивен строго посмотрел на боцмана.
— Не то, что дружки, капитан, но тут другое. Парень уж очень близко принял храбрость и решительность этого испанца. Я и подумал, что беды не будет от того, что бы спасти храбреца.
— Он Пата почти прикончил! — вставил слово Длинный.
— Пат сам виноват, Длинный! — раздался ещё один голос. — Мог бы и пистолетом сразиться, а он его забыл прихватить! А Том показал, как легко было справиться даже с таким храбрецом!
— Джон, да у тебя защитники имеются! — улыбнулся капитан. — Но это не дело, когда матрос играет в благородного рыцаря! Придётся тебя лишить твоей доли. Вы согласны, братья? — Повернулся Мак-Ивен к матросам.
Крики одобрения пронеслись над головами, а первый голос закричал:
— Не горюй, Джон! Мы сбросимся для тебя! А твоя доля пусть пополнит казну капитана! Он у нас бедный!