Ответа не последовало. Всем стало не по себе. Ивась волновался при этих словах, молчал, понимая, что тут ничего не сделаешь, а казаки стали молча укладываться спать.
— Ивась, бери потник, уложи под себя. Да рядно возьми укрыться. Под утро будет прохладно. И роса… — Карпо бросил всё это на траву около костра, уже потухающего.
Ивасика переполняло чувство благодарности. Выразить его он не посмел. Молча принял дар казаков и быстро утих, угревшись под вонючим рядном. У него лишь промелькнула мысль, что здесь всё пропитанно запахом коней, их потом, кожами сбруи и сёдел, сваленных рядом. А мысль о коне, обещанном Карпом, додумать не удалось. Сон сморил его. После стольких дней страхов, неуверенности и безысходности, юноша спокойно и безмятежно отдался сну.
— Ну, Ивасик, — поправившись в седле, бросил Демид ранним утром, — держись теперь. Если что, хватайся за стремя и не бросай его. Поехали.
Казаки тронули коней, Ивась заторопился следом, а в голове по-прежнему было легко и ясно. Он без сожаления покидал родное село, лишь немного погрустнел, когда вспомнил про друзей-товарищей. А Ярина где-то пропадала в тумане, словно промелькнула нечаянно, скрылась и пропала. Хотя не совсем. Нет-нет, да всплывёт неясным видением, не задерживаясь, проплывёт мимо и исчезнет, как утренний лёгкий туман.
Это почему-то не удивляло Ивася, не возмущало. Он даже не испытывал прежней злости, ярости, что так будоражили юношу. Теперь он мог спокойно разобраться в своих чувствах, но делать этого не хотелось.
Он весь был поглощён открывшейся перед ним перспективой дальнего путешествия, возможностью оказаться в среде прославленных сечевиков, о чём в любом селе мечтал каждый мальчишка.
Ивасю не приходило в голову, что скоро, возможно уже сейчас, готовится королевский указ о передаче их села какому-нибудь пану шляхтичу, и его односельчане станут крепостными, холопами, быдлом, рабами.
Казаки разговаривали мало, Ивась старался не пропустить ни слова из их разговора. И понял, что они опасаются не только панских стражников, но и реестровых казаков, служащих Речи Посполитой, королю польскому.
Это ещё больше заинтриговало Ивася. Он шёл по тропе позади казаков, со смятением думал о том, что его может ожидать с этими казаками. Мечты прыгали с одного на другое, и он не ощущал усталости, продолжая упорно плестись за всадниками.
Перед полуднем, когда казаки сделали большой крюк, обходя село, Демид обернулся к юноше, промолвил участливо:
— Ивась, ты хоть можешь на коне усидеть?
— А чего ж, дядя Демид. Сколько раз гарцевал, водил ведь скотину в ночное, да и просто так ездил. У батьки осталось седло…
— Тогда лезь на моего коня, а я пройдусь немного. Устал трястись в седле. Стой, Карпо!
Карпо осадил коня, осмотрелся по сторонам. Указал нагайкой немного в бок, проговорил в усы:
— Вот обойдём холм, там лесок темнеет. Видно буерак впереди. Там отобедаем. Коней надо напоить, Демид.
— Напоим, чего уж там. Ну, Ивасик, садись, да не гони шибко. Шагом, шагом.
Юноша торопливо уселся в седле. Поймал босыми ногами стремена, разобрал поводья и тронул бока коня пятками. Конь неохотно зашагал, а Ивась с торопливостью стал вспоминать редкие наставления отца по верховой езде.
— Сгодится, Ивась, — ухмыльнулся Демид, поспешая за всадниками. — Не новичок в седле. Скоро, значит, готовься принять собственного коня. Ты слышишь?
— Слышу, пан казак! Спасибо. А чем я вас отблагодарю? У меня ничего с собой нет, дядя Демид.
Демид не ответил. Он думал, что они давно уже не щипали панов. От тех мест, где они разбойничали, отъехали далеко. Погони и в помине нет, и потому можно опять пошалить. Тем более что и повод имеется. Не тащиться же хлопцу всё время пёхом да ещё босиком.
— Карпо, надо присмотреть маеток поменьше, — сказал Демид многозначительно, кивнул в сторону Ивася, добавил: — Безлошадный у нас казак, а это никуда не годится.
— Угу, — отозвался Карпо, но в его голосе не чувствовалось уверенности.
— Потому отдохнём подольше. Подыщи место получше.
Карпо пришпорил коня. Он быстро умчался в облаке пыли. Ивась обернулся к Демиду.
— Дядя Демид, что вы задумали? Мне можно об этом знать?
— Пока не стоит, Ивась. Это пока не твоё дело. Вот достанем коня, тогда поглядим. Может, и сегодня удастся это.
Ивась не осмелился перечить, но в голове вихрились разные мысли. Он с трудом мог осилить то, что узнал. Но постоянная ненависть к панам, шляхте, давала повод хлопцу считать такие действиявполне оправданными. Даже был рад, что он тоже причастен к этому.
Он унёсся мыслями дальше. Его мечты сосредоточились на оружии, но попросить об этом Демида не посмел.
А через час примерно они уже отдыхали, разбросав одежду по траве и переваривая только что проглоченный обед. Ивась не стал бороться и заснул, сморенный усталостью долгойдороги.
Казаки дремали, вяло отмахивались от назойливых насекомых, жужжащих в воздухе.
В два часа пополудни казаки неторопливо собирались продолжить путь. Будить Ивася не стали, понимая, что тот слишком устал. И, лишь сидя на конях, они окликнули юношу. Тот вскочил, быстро собрал рядно, скатал, бросил его Карпо, тот приторочил его к седлу. Все трое неспешно тронулись в путь.
— Думаешь, мы успеем до темноты дойти до хутора или села? — спросил у Демида Карпо.
— Обязательно, — бойко ответил Демид. — Лишь бы это не было большим селом или замком вельможного пана.
— Вряд ли здесь такие объявятся. Слишком дикие здесь места для таких панов, Демид. Но осторожность не помешает и теперь. Особенно теперь, когда мы приближаемся к Сечи.
— Ивась, хватайся за стремя! Мы прибавляем шагу! Потерпи, скоро будет и у тебя добрый конь. Наверное, об оружии мечтаешь, а?
— Ты верно подметил, дядя Демид, — смущённо ответил Ивась, берясь за стремя. Казаки пустили коней лёгкой рысью.
Ивась терпел, стараясь не упасть, а казаки продолжали трусить по узкой дороге. Впереди показалась повозка, запряжённая парой волов. Мужик в драном соломенном колпаке оглядел казаков, остановил взгляд на парне.
— Дед, ты не подбросишь нашего юного друга? — спросил Демид, придержав коня. — Парень лишился коня, а бросить его одного мы не можем.
— Садись, хлопец, — безразлично ответил мужик.
Ивась с наслаждением растянулся на соломе, прикрыв лицо ладонью.
— Дед, далеко до села? — продолжал расспросы Демид.
— Версты три, самое большее, пан казак. Дело там есть?
— А как же! Кстати, большое село или деревенька?
— Как сказать. Дворов сорок, не больше.
— Пана уже имеете? Или пока свободные?
— Какое там! С месяц назад приехал сюда, с охраной. Важный, гонористый!
— Удивил, дед! Они все такие! А охранников много?
— Пятеро, пан казак. И слуга с ним.
— А как кличут вашего пана, дед?
— Пан Ковалик фамилия ему, пан казак. Говорит, что его мать наша, украинка, и что он готов поставить дела так, что все будут довольны.
— Старая песня, дед! Мы это уже слышали. А на ночь этот пан Ковалик может пустить нас, реестровых казаков, переночевать?
— Об этом, пан казак, не скажу. Вот ежели вы от старосты Броцлавского или от кого ещё из панов, тогда другое дело. А так…
— Это нас устраивает, дед. Как лучше добраться до его усадьбы?
— Будем проезжать, так около речки по правую руку, пан казак. Усадьба ещё строится, и пан Ковалик живёт во флигельке, что стоит в саду. Недалеко сеновал стоит, там гайдуки его спят. Вольготно им!
— Так, может, и мы составим им компанию, а, дед?
— То пусть пан решает, казачки. То мне неведомо.
— Как живётся при пане, дед?
— Признаться, думали, что будет хуже, однако сносно живём. Надолго ли, но пока не притесняет. И гайдуки его ведут себя просто. Вот только до баб… сами знаете, пан казак.
— Дед, ты не приютишь нашего мальца на ночь у себя? Негоже появляться с ним перед панскими очами. Мы заплатим. Ты не сомневайся, — и Демид показал серебряную монетку.
— Оно конечно, пан казак. Чего ж там. Место в саду или в колымаге этой найдётся. Устал хлопец, за вами без коня. Пусть ночует.
Монетка перекочевала в карман деда, а Демид тронул бока коня шпорами и потрусил вперёд.
Дед хитро проводил их прищуренными глазами, прикрикнул на волов, но они и ухом не повели. Колымага отчаянно скрипела, но Ивась не просыпался.
Казаки издали осмотрели усадьбу пана Ковалика, свернули в сторону и объехали село стороной, сделав большой круг. Селяне с любопытством провожали их глазами, прикрыв их от солнца приставленными ладонями.
— Будет сложно справиться с этим паном, — молвил Демид, отъехав от села.
— Если не поднимать шума, то можно и управиться, — ответил Карпо. — Гайдуки-то отдельно храпят. Припрём для верности двери колом, собак там ещё не завели. А флигель возьмём тихо. Вот коня будет труднее увести. Да с божьей помощью и это совершить можно.
— Эко у тебя легко всё получается, Карпо.
— Так никто нас не ожидает, Демид! Это-то нам и на руку. Лишь бы гайдуков не побеспокоить. На худой конец можно и подладить. Суматохаподнимется, про нас и вспоминать будет некогда.
— Ладно кудахтать! — осерчал Демид. — Попробуем, но вначале надо разузнать про деда. Как его там, ты запомнил?
— Дед Макар, Демид. Живёт на другом конце деревни. Я приметил его хату.
— Тогда можно и отдохнуть малость. Солнце садится. Кони притомились.
Демид с Карпом расположились в неглубоком овражке, заросшем молодыми деревцами и лопухами с крапивой. Перекусили скромно, что осталось от обеда. Варить ничего не стали, улеглись, не раздеваясь, подложив под руки оружие.
Долгие сумерки наконец переросли в тёмную ночь. Молоденький месяц, только народившийся, никак не нарушал темноты ночи.
— Хорошо бы проверить, что там в усадьбе, — протянул Демид. Подняться и посмотреть кругом было лень и он продолжал лежать, устремив взор в чёрное звёздное небо.
— И без этого обойдёмся, — недовольно ответил Карпо, — Чего ради лишний раз мозолить людям глаза. И так нас уже заприметили все селяне.