— Да леший с ними! Им только будет повод посудачить и порадоваться. Вряд ли найдётся, кто пожалеет польского пана у себя в селе.
Карпо не ответил. Он лежал и размышлял. И мысли в его голове порочились медленно, неуклюже. Лишь одна была ясной и чёткой. Хотелось иметь свой клочок земли, хозяйство, семью с детишками и жить спокойно. Обязательно на хуторе, подальше от большого скопления людей. И без панов. Вот тут у Карпо появились большие сомнения. Ляхи всё настойчивей прибирали украинские земли к рукам, а это только лишний дармоед на шее крестьянина.
Время тянулось медленно, торопиться не хотелось. Наконец Демид поднялся, зевнул нервно, молвил, обратив лицо к звёздам:
— Пора, Карпо. Нужно ещё за мальцом заехать. Не стоит деда подставлять.
— Поехали, — коротко отозвался Карпо.
Они не доехали шагов полтораста до крайней хаты деда. Карпо пошёл пешком, осторожно ступая по узкой тропинке к хате, подслеповато белеющей среди фруктовых деревьев.
Он тихо подошёл к плетнёвым воротам. Собака не встретила его лаем, в окнах не горел ни один огонёк. Карпо постоял у ворот, прислушиваясь, раздумывая, как потише, не привлекая внимание соседей, призвать Ивася.
Светлая тень приблизилась к воротам. Тихим голосом Ивась произнёс:
— Дядя Карпо, это ты?
— Тише, хлопец! Выходь. Что это у тебя в руках?
— Да вот дед сунул в руки. Говорит, что пригодится. Харч разный. Говорит, что за серебро должен отплатить.
— Хитрый дед, однако. Пошли.
Демид держал коней за повода, встретил своих, спросив:
— Как там дед? Всё спокойно?
— Дед что надо, Демид, — ответил Карпо. — Харчами снабдил, собаку куда-то дел, и хлопца приготовил. Хитрюга! Но молодец!
— Серебро, говорит, надо отработать, — добавил Ивась.
— Так, Ивась, — проговорил Демид тихо. — Иди вот той тропой и схоронись в кустарник, что увидишь шагах в трёхстах или больше. Нос свой, хе-хе, не высовывай, пока мы не подъедем. Лежи и наблюдай. Отоспался у деда?
— Ага, дядя Демид. Ну я пошёл, — в голосе звучала неуверенность.
— Жди нас, хлопец, — бросил Карпо. — Мы можем и задержаться, так что потерпи малость. И харч весь не сожри, а то придётся тобой поужинать. Или позавтракать, — добавил Карпо без тени шутки.
Казаки проводили глазами хлопца, пока тот не скрылся из виду, сели на коней. Шагом, без спешки потянулись задами в направлении усадьбы пана Ковалика.
Ночь приближалась к середине. Редкий лай собаки нарушал тишину. Ни в одной хате не светился огонёк.
Оставили коней у мостика через узкую речку, что текла ниже усадьбы шагов на сто с небольшим. Переглянулись, поправили оружие и не спеша потопали к усадьбе. Остановились, прислушались и осмотрелись.
Тихо, пахло свежими стружками, известью и землёй. Обошли стройку, углубились в сад, где темнели флигель и большой тёмный сарай. У дверей сарая прислушались. Храп, доносившийся оттуда, говорил, что гайдуки спят крепко.
Карпо нашёл брус у стройки, подпёр им дверь, попробовал крепость его. Молча, словно одно целое, друзья направились к флигелю.
Дверь была закрыта на засов, но окно открыто. Карпо с трудом протиснулся в его тесное отверстие. Вскоре дверь открылась. Что-то грюкнуло в середине, но ничего не произошло.
Демид осторожно прокрался в единственную комнатку с двумя окошками. С трудом определил, что на топчане спит пан Ковалик, а в крохотном коридорчике на тюфяке, положенном на пол, храпит слуга. В помещении чувствовался запах винного перегара. Пан не храпел, только шумно дышал, белея без покрывала на узком ложе.
Демид указал Карпо на слугу, сам двинулся к топчану, обнажив кинжал. Толкнул спящего за плечо, заставил проснуться. Крепко зажал рот твёрдой ладонью, прошептал зловеще:
— Молчи, пан, иначе смерть! Тихо! Где злотые?
Пан Ковалик мычал, пока Демид не сообразил, что его рот зажал. Ладонь убрал, и пан Ковалик вздохнул, выкатив глаза, облизывая пересохшие губы.
— Ну! — грозно прикрикнул Демид и надавил кинжалом на шею.
— Ой! — непроизвольно вскрикнул поляк. — Я сейчас! Дайте встать, пан…
Демид позволил тому подняться с топчана. Пан Ковалик нетвёрдо держался на ногах, не то от страха, не то от пьяного похмелья. Он поискал руками в углу, пошарил и выставил на крохотный стол шкатулку тёмного дерева.
— Вот, пан, всё, чем располагаю. Это ваше, только не губите. Я ведь добро пытаюсь вершить в своём селе, пан!
— Добро ли, пан? Смотри у меня! Я могу и вернуться проверить. Открой!
В ларце даже в темноте можно было заметить грудку монет. Демид торопливо выгреб их, переложил в карман. Посмотрел на ляха, проговорил тихо:
— Где кони, пан? Мне нужно самые лучшие. Жизнь ты уже заработал, теперь трудись за избавление от пыток.
— Понимаю, понимаю, пан! Они в конюшне, за сараем! Прошу вас!..
— За сараем, где дрыхнут твои охранники?
— Так, пан, так! Вы легко найдёте!
— Пошли со мной, пан.
— За-зачем, пан? — в голосе хозяина явно слышался ужас.
— Чтоб шум не поднял, пан. И помочь надо. Пошли, пошли!
Пан Ковалик осторожно ступал в темноте, стараясь не зацепить чего. В сенях Карпо сторожил слугу, довольно молодого, шустрого человека с кляпом во рту и со связанными руками.
— Мы в конюшню. Топайте за нами, — проговорил Демид, подтолкнул кинжалом пана. Тот заторопился и едва не упал, споткнувшись о низкий порог в проёме двери во двор.
В конюшие стояло несколько коней. Зажгли фонарь. Пан со слугой торопливо седлали двух коней, набивали торбы овсом. Демид вспомнил о харче, подумал, но всё же спросил пана:
— Где твои запасы жратвы, пан? Нам нужно немного.
— Прошка, бегом принеси панам еды! — тут же приказал лях.
— Погоди! Карпо, иди с ним, да рот заткни, и руки спутай на всяк случай.
Демид с паном, тихо понукая коней, вывели их и медленно повели к речке. Ждать Карпо оказалось недолго. Он появился с мешком за плечами и молча стал приторачивать его к седлу. Пан Ковальчик сильно волновался, вертел головой, порывался что-то спросить. Но не решался. А Демид молвил тихо, баз надрыва:
— Молодец пан! Ты всего заслужил, но не обижай селян. Вернусь ещё. А теперь тебя придётся… — он намеренно замолчал, потешаясь над страхом человека, ожидающего самого худшего. — Не трясись, пан. Просто привяжем тебя к мостику, и подождёшь, пока мы не отъедем подальше. Ты понял, пан?
Тот с готовностью закивал головой, ретиво подал руки и подошёл к поручням мостика. Демид не очень туго прикрутил пана верёвкой, осмотрелся по сторонам, хлопнул пана по спине, кивнул ему озорно, вскочил в седло и тронул коня каблуками.
— Ивасик! — позвал тихо Демид. — Ивасик! Мы приехали! Выходь встречать!
Юноша появился из кустарника, подошёл осторожно, остановился в нерешительности. — Видал? Выбирай одного из двух! Другой пойдёт под вьюками.
— Ого, дядя! Неужто можно?
— Поспеши, хлопчик! Нечего нам тут базикать. Садись-ка побыстрее! — в голосе Демида прозвучал металл.
Ивась быстро взобрался в седло, оглянулся на казаков. Те без слов пустили коней крупной рысью, Ивась за ними.
Проскакали до рассвета, укрылись в яру с ручьём на дне, расседлали коней.
— Отдохнём малость тут. — Демид устало растянулся на траве, даже не подложив под себя попону. — Часа три-четыре у нас имеются. Спать, казаки!
Поздним утром Демид проснулся, огляделся, прислушиваясь.
— А ну поднимайтесь, казачки! Время требует!
Все нехотя поднялись, а Карпо молвил, бросив взгляд хмурых глаз на парня, спешащего приготовить коней;
— Хлопец, там в мешке для тебя тряпки имеются. Оденься, а то на казака ты не походишь. И поспеши. Трогать пора.
Демид с одобрением посмотрел на друга, промолчал, на ходу жуя кусок мяса, что оказался в мешке Карпо.
— Дожуём в седле, — бросил Демид, оглядел яр. — Поехали.
Обходя деревни и хутора, казаки спешили на юг. Разговоры не клеились, а Ивась просто стеснялся пускаться в расспросы. Он и так ещё не пережил всё то, что произошло с ним за последнее время. Но мысли о доме, о матери постоянно витали в голове. Он вздыхал, но должен был признаться, что встреча с казаками была даром божьим, ниспосланным ему небесами. Он за этот день не раз воздевал взор к небу, шепча благодарственные молитвы.
Иногда слёзы сами собой наворачивались на глаза, мешали смотреть, и тогда парень отставал или отворачивался, смахивал их, злился на себя, однако ничего не мог поделать.
На нём была белая сорочка довольно тонкого полотна, лёгкий кафтан малинового цвета, штаны немного узковатые, как казалось ему, но почти новые, красивого тёмно-зелёного цвета. И сапоги, немного великоватые, но зато тоже почти новые. И шпоры, блестевшие начищенной бронзой. На голове красовалась шапка с пером, нечто вроде высокого берета, но с крохотными полями. Она смущала, он порывался выбросить её, но не решался, боялся гнева казаков.
Ивась отчаянно потел, но снять кафтан боялся. Ему было приятно красоваться в нём, и он терпел, пока Карпо не бросил ему хмуро:
— Да сбрось ты эту ляхскую тряпку, хлопец! Взопрел, небось весь!
Ивась обрадовался его словам, торопливо снял кафтан. Прохладный ветром степи приятно обдувал потное тело.
На третий день пути, ещё далеко до полдня заметили небольшой отряд конников. Издали определить их оказалось невозможным, но встречаться с ними было нежелательно.
— Чёрт! — выругался Демид. — Сворачиваем в сторону, казаки!
— Да нас наверняка заметили, Демид, — ответил Карпо. — Куда нам деться?
— Это наверняка посполитые, Карпо. Не стоит нам с ними встречаться. Из опасения.
— Их больше десятка. Догонят.
— Посмотрим, Карпо. Приготовь лучше пистолет. На всякий случай.
— Мы побежим, так тогда точно погонятся. Может, не будем?
— Не болтай лишнего, Карпо. До них ещё с версту, мы легко отдалимся от них. Заворачивай назад!
Они погнали коней лёгким галопом, сберегая силы животных. Высматривали подходящие места, где легко было укрыться от погони. Но таких мест пока было не видно.