Кай мгновенно испарился. Мысли его неслись быстрее, чем ноги по пути на кухню, и так же перепрыгивали через три ступеньки. «Подумать только! Мастер сам посылает меня туда, куда я стремился попасть весь вечер, и что же: „Не разговаривать! Не смотреть!“ Проклятый сатрап! Вот если бы раздобыть зеркало… Да как я покажусь ей на глаза! Я же слышал Мастера Такхейвекха: „урод“, „нелюдь“… Там, в ущелье, во тьме и под дождем она меня небось не разглядела. А теперь! Она же оттуда, из этого… цивилизованного мира. Да еще женщина. Ну, пусть девушка. А на мне, как назло, такие отрепья, и даже сапог нет… И ничего у нее не спросишь! Ни про Анклав, ни про печать… Ведь, если сказанное старым волшебником правда, то помимо Потерянных Земель и Замка существует еще третий, скрытый ото всех мир, населенный магами! Нет, этого просто не может быть! Этого слишком много!»
На кухне Каю едва удалось спасти остатки буковины и пирога от прожорливых гоблинов. Как следует нагрузив блестящий медный поднос, он отправился в северное крыло Замка. Ему не понадобились указания Хруча, чтобы найти дорогу к заклятой камере, где содержалась пленница Такхейвекха. Мальчик давно обнаружил пробитую прямо в толще скалы тюремную галерею, когда тайно исследовал подгорную часть Замка. Спустившись по длинной лестнице, настолько пыльной, что сапоги волшебников и босые лапы гоблинов оставили на ней отчетливые следы, Кай повернул налево. В неверном свете факелов он различил Дриллебёлле, сменившего Крёлле на посту у темницы. Заскучавший гоблин обрадовался посетителю:
— Хо, крысенок! Пожрать принес. Чего? Энто ей, гришь, колдовке? Добре, добре. Глядишь, и заткнется, кошка драная! Слышишь? Воет и воет, шо твоя баньши. Еще беду накличет, попомни мое слово! Может, с голодухи? Я ей грю «Цыть!», да она по-нашему не прет ни шыша. Может, ты ей по-ихнему-то втолкуешь, а?
Кай прислушался. До его слуха донесся звонкий чистый голос, заглушённый толстыми стенами, но все же достаточно громкий, чтобы разобрать слова песни, которую выводила пленница:
Она, как касатка, парит высоко.
Она, как река, не иссякнет легко.
Она — милый берег, где солнечный свет.
Она так любила, но ее больше нет.
Простая мелодия тронула его сердце больше, чем все изысканные переливы Мастеровой арфы.
— Про шо она хуч воет-то?
— Про смерть.
— Во-во! Грю же я, накличет она беду, баба энта, будь она неладна!
Неодобрительно качая кудлатой головой, гоблин отпер тяжелую дверь темницы. Кай ступил внутрь. Тесное, с низким потолком помещение освещалось лишь воткнутой над дверью гнилушкой. Чтобы случайно не взглянуть на обитательницу темницы, он загородился подносом, из-под которого ему был виден грязный каменный пол с клочками соломы. Мальчик двигался вперед, пока не уперся взглядом в край алого бархатного платья с золотым шитьем. Все это время пение не прекращалось.
За спиной Кай услышал скрип закрывающейся двери. Он наклонился, стараясь не смотреть вверх, и поставил поднос у обутых в тисненые башмачки маленьких ног. Его взгляд упал на собственные босые исцарапанные ступни, и мальчик инстинктивно поджал пальцы. Присев на корточки, он принялся освобождать уставленный посудой поднос. Вдруг пение прервалось, и его плечо крепко сжали горячие пальцы.
— Помоги мне, прошу! — Дыхание девушки обдало теплом волосы над ухом Кая. — Ты — единственное человеческое существо среди этих чудовищ. Помоги мне! — В шепоте пленницы слышалось отчаяние. — Я — Юлия Доротея, дочь Рикарда Светлого, члена Совета ОЗ. Бородатый старик — черный маг! Он похитил меня и силой заставил следовать за собой. Остриг и переодел в мужскую одежду, чтобы посланные на розыски меня не узнали. Он убил людей моего отца и, возможно, убьет меня! Помоги мне бежать отсюда, мне некого больше просить!
Все это Юлия Доротея выпалила тихо и на одном дыхании, низко пригнувшись к склоненной голове слуги. Пока она говорила, Кай, молча и по-прежнему глядя в пол, очищал поднос. Большое блюдо с пирогом коснулось пола как раз тогда, когда девушка замолкла, чтобы перевести дух. Такой мальчик и увидел ее в зеркале отполированной меди: бледное лицо с кошачьими скулами, блестящие синие глазищи, шапка темных, неровно обкромсанных волос… Их отражения соприкасались; в белых космах Кая будто запутались пушистые темные пряди. И пахло яблоком. Не запеченным в остывшем уже пироге, а свежим, хрустким, тем замечательным наливом, у которого под тонкой кожей проступает нежный румянец… Точно как на щеках Юлии Доротеи, которая тем временем продолжала:
— Что же ты молчишь? Мой отец — влиятельный человек. Он вознаградит тебя. Ты поможешь мне? Скажи! — Девушка тряхнула слугу за плечо, но, видя, что он не двигается, сама опустилась на колени, пытаясь заглянуть ему в лицо. Кай попятился прочь, забыв поднос и отворачиваясь, стыдясь своего уродства, спасаясь от той боли, которую причиняло ему лицо Юлии Доротеи — неправильное, полудетское и все же непоправимо прекрасное…
— Что же ты?! Трус! Иди, беги! Пресмыкайся перед своим господином, раб! — понеслось ему вслед.
— Я не раб! — вырвалось у Кая. — Я… — Продолжение фразы застряло у него в горле, которое вместо этого заполнил крик. Во рту чувствовался вкус песка, смешанного с кровью. Его тело взорвалось болью, которая была всюду, сбивала с ног и заставляла позвоночник гнуться дугой, а члены дергаться в судорогах.
«Не говорить! Не смотреть!» «Я уже нарушил один приказ Мастера, нельзя нарушать другой…» — извиваясь на полу, как придавленный сапогом червяк, Кай смотрел и смотрел на Юлию Доротею. Он навсегда запомнит ее лицо, меняющееся под волнами разных чувств: удивления, отвращения, испуга, жалости…
«Ко мне!» Только слуге волшебника слышный призыв прорезал кипящую поверхность боли, как ледяной клинок. Но воды тут же сомкнулись снова, только по поверхности разошлись круги. Кай уже не кричал. Он встал и на негнущихся ногах вышел в открытую напуганным Дриллебёлле дверь, которая тут же снова захлопнулась.
ГЛАВА 8,в которой Мастер Ар сердится
Впоследствии Кай не помнил, как он добрался до покоев Мастера. Боль ослабела ровно настолько, что он мог переставлять ноги и, отвечая на зов, явиться в Обеденную Залу. Залитые потом и невольными слезами глаза плохо различали окружающее. Пламя догоравших на столе свечей отбрасывало длинные звездчатые лучи. Мастер Ар сидел в кресле у камина, полускрытый высокой спинкой. Старый волшебник все еще спал на стуле, но Каю было не до него. Из последних сил он потащился вокруг стола и рухнул на пол перед камином. Кресло хозяина Замка тут же развернулось в воздухе. Мастер оказался лицом к лицу со своей жертвой.
— Встать!
Слово подбросило Кая на ноги, словно куклу на ниточках. А потом его вывернуло наизнанку. Ему приходилось и раньше ощущать Мастера Ара внутри себя, но каждый раз это было одинаково унизительно. Властелин Замка входил как хозяин в то тщательно оберегаемое помещение, которое составляло Каево «Я». Он бесцеремонно, с любопытством вытряхивал содержимое всех его темных закоулков и потайных ящиков, разбрасывал бережно хранимые вещи по полу и подчас наступал на хрупкие предметы…
— Так-так… Кажется, это становится интересным… — задумчиво протянул Мастер Ар, но Кай его не услышал.
Как всегда после таких «посещений», ему было худо. Его била крупная дрожь, а на ногах удерживала только воля Мастера. Если бы в желудке у мальчика что-то оставалось, то его содержимое давно уже лежало бы на полу. Но пустой живот напрасно сводили рвотные спазмы. Голова тоже опустела, мысли путались. Спроси сейчас Кая, и он, вероятно, затруднился бы назвать собственное имя.
Мастер Ар расцепил сплетенные под подбородком пальцы и щелкнул ими.
— А? Что? — Безмятежно храпевший все это время Такхейвекх пробудился и обвел Обеденную Залу мутными, дикими со сна глазами.
— Я не хотел, чтобы вы пропустили поучительное зрелище, достопочтенный Такхейвекх, — обратился Мастер Ар к старику, не отводя глаз от Кая. — Вот этот, как вы говорите, «урод», сегодня, кажется, превзошел самого себя. Он не только ослушался меня, своего Мастера и хозяина, но и попробовал играть со мной в игры, противопоставить свою слабенькую волю — моей! Медный поднос, а? Неплохо придумано. Неужели крысенок рассчитывал, что я не узнаю? Он не только говорил с пленницей и смотрел на нее — что само по себе заслуживает наказания, которое запомнится надолго. Он уже готов был помочь ей бежать, вот только не знал, как!
Подумать только, и все из-за смазливого личика и блестящих глазок! Он уже размечтался, представил себя героем, спасающим красавицу из логова чудовищ… Поразительный полет фантазии. Похоже, пора преподать моему рабу — не так ли его назвала наша принцесса? — урок о том, что уроды и оборванцы не бывают героями, разве что отрицательными.
Видите ли, слово «раб» его покоробило и то, что ему предлагали деньги, — продолжал Мастер Ар. Его глаза не отрывались от Кая, но он по-прежнему обращался к пожилому волшебнику, который казался совершенно сбитым с толку. — А ведь он и есть раб. Он принадлежит мне и телом, и — как я это только что ему показал — душой, как все в этом Замке. Трудно представить себе, что вас может укусить, например, этот кубок. — Мастер Такхейвекх испуганно покосился на пустой сосуд у своего локтя. — А вот этот щенок показал себя способным укусить кормящую его руку! И я покажу ему, как дорого обходится такая неблагодарность. Смотрите, драгоценнейший Такхейвекх, смотрите!
Не дожидаясь, пока старый маг сфокусирует свой похмельный взгляд, Мастер Ар всплеснул руками. Из обеих его ладоней вылетели огненные плети. Они взметнулись высоко в воздух и… упали на плечи Кая, мгновенно сбив его наземь. Одежда на нем задымилась, в зале запахло паленым мясом. Кричать он уже не мог, из его груди вырвался только сдавленный хрип. Плети взлетели и опустились снова, выжигая на спине поверженного замысловатые зигзаги. И снова. И снова.