У нас не так много времени, чтобы познакомиться с местной фауной. Первый день уже на исходе. Солнце опустилось к линии горизонта, и от предметов тянутся длинные тени. Этот свет приносит умиротворение. В воздухе не слышно шума транспорта, звуков механизмов, тарахтенья моторов. Мы не ждем объявлений по громкоговорителю. Никому не приходит сообщений. Не звонит ни один телефон. В сущности, именно таким и был мир на протяжении всей истории человечества. Отдаленный прибой и гомон птиц обрамляют совершенно потрясающую первозданную тишину, которую в наши дни можно найти разве что в самых отдаленных уголках природы.
Внутри музыкального безмолвия бьется нескончаемый ритм. Волна набегает, поднимается, обрушивается, отступает и снова набегает. Огромные живые потоки мигрирующих существ двигаются в такт собственным сезонным ритмам. Всевозможные птицы, тюлени, черепахи, покрытые перьями, мехом, чешуей, – каждый исполняет свою особую тему на этих зыбких берегах. Каждый читает свою партитуру, вступает на своей ноте и солирует в отведенное ему время, играя хорошо отрепетированную партию с задором и мощью, достойными музыки сфер. Мы становимся свидетелями совершенного действа, возникшего благодаря миллионам лет согласованных усилий обитателей самой конкурентной среды из всех возможных.
Этот рай полон опасностей. Подавляющее большинство птенцов и детенышей почти всех представителей фауны – примерно 90 % – не доживает до своего первого дня рождения. Но те, кому удается отвоевать себе место под солнцем, будут жить долго и счастливо. Многим из сидящих в гнездах крачек минуло 30. Большие фрегаты, как, впрочем, и белые крачки (Gygis alba), вполне могут прожить больше 40 лет. Но кто действительно долгожитель, так это альбатросы, так стоит ли удивляться тому, каким умудренным взглядом они смотрят на нас?
Опустился занавес заката, день погас. Обволакивающая тишина внушает обманчивое чувство покоя, но местные обитатели держат ухо востро, чтобы вопреки всем опасностям жить дальше. Овладевшая нами безмятежность, возможно, происходит от интуитивного осознания того, что это место пережило многое, что яростная борьба за выживание происходит на фоне постоянства и длинной череды неспешных перемен. Нас вдруг переполняет чувство правильности всего происходящего. Мы так давно населяем Землю, что сложно представить себе вереницу предков, предшествовавших нашему появлению. Но этот атолл с его животным миром и замечательными альбатросами – все они дают подспудное ощущение неразрывной связи с Глубоким временем. Здесь вы наконец чувствуете, что наши переплетающиеся пути берут начало в далекой древности и что мы, как намекал старый моряк у Кольриджа, одна семья.
Узы
Еще до того, как на горизонте забрезжил слабый рассвет, Дэйв и Патти пришли в общую комнату, чтобы подготовить десять маячков новейшего образца, привезенных Дэйвом.
Патти спрашивает, как мне спалось. Я долго не мог уснуть, наслаждаясь неугомонными журчанием, стрекотанием и щебетом сотен бурых кланяющихся и белых крачек, гнездящихся прямо под окнами общежития, а также прилетевших сюда после заката темных крачек, ночевавших на взлетно-посадочной полосе. Теперь же вместо пения птиц, способного заменить утренний будильник, над островом впервые с начала ночи стоит тишина, потому что темные крачки отправились ловить рыбу. Не отдохнув после вчерашнего перелета и ночного хора, я мог бы вздремнуть часок-другой. Но в таком месте лучше бодрствовать. Иногда во сне видишь все как наяву. Здесь же, наоборот, явь похожа на сон.
Дэйв показывает мне один из передатчиков. Своими миниатюрными размерами и проволочным хвостиком он напоминает мышку-робота. Этому дорогостоящему – около 3000 долларов – приборчику требуется меньше часа, чтобы связаться со спутниками на орбите Земли. Это самый крупный прорыв в наблюдении за перемещением морских птиц за последние полтора столетия.
30 декабря 1847 года капитан китобойного судна «Кашалот» Хирам Лютер застрелил альбатроса у берегов Чили. К шее птицы был привязан пузырек с запиской следующего содержания: «8 декабря. Корабль "Евфрат", Эдвардс, 16 месяцев в открытом море. 2300 бочек жира и 150 – кашалотового семени. Я не видел ни одного кита уже 4 месяца. 43° ю.ш., 148° 40´ в.д. Густой туман и дождь».
Птица проделала путь в 5466 километров за 22 дня. В течение полутора веков этот роковой документ оставался лучшим свидетельством дальности полетов альбатросов – вплоть до наступления в 1990-х годах эпохи спутникового слежения.
Передатчик весит около 30 граммов, что составляет примерно один процент от общей массы тела альбатроса, десятую часть от веса его яйца и двадцатую – от обычных колебаний веса в период размножения.
– У птиц они не вызывают большого дискомфорта, – сообщает Дэйв. – По крайней мере, снять их они не пытаются.
Утром мы планируем закрепить передатчики на нескольких альбатросах. Наша команда собралась на веранде в полном составе: Дэйв, Патти, Лора Карстен и Франц Джуола. Франц уже работал с канюками в Калифорнии, Неваде и Монтане, а сюда приехал добровольцем, чтобы получше узнать морских птиц. Лора из Боулдера, Колорадо, вдохновляется общением с природой и хочет преподавать биологию – «чтобы делать что-то хорошее». Стройная девушка с длинными светлыми волосами, она точно так же приехала сюда, чтобы получить опыт работы с дикими животными. Ее родители, которым не удалось получить высшее образование, всегда мечтали, чтобы дочь училась в университете. И недавно Лора дала им повод для гордости, получив степень магистра.
Я спрашиваю у Патти, когда она обнаружила в себе интерес к биологии. Патти, которой сейчас 27 лет, говорит, что ее отец умер, когда ей было 20, и год спустя она начала свой извилистый путь к высшему образованию, благодаря чему и оказалась здесь.
– В Эквадоре вам на все нужно получать одобрение родителей, – объясняет она на почти безукоризненном английском. – Отец был уверен, что изучать биологию – безумие. Говорил, что это дурацкая затея. Он считал, что мне нужно просто выйти замуж, а не учиться. А вот мама у меня совсем другая. Она часто повторяла: «Что такое хорошо и что такое плохо, ты знаешь, так что выбор за тобой». Мама и правда очень умная – она всегда хотела учиться в университете.
У родителей Патти всего двое детей, что для Эквадора редкость.
– Мама всегда говорила: «Я буду рада, если мне удастся как следует воспитать двоих детей, больше не надо». В Эквадоре действует такая система, при которой специальность нужно выбирать в пятнадцать лет, – продолжает она. – Я с детства хотела стать врачом. Но в старшей школе нас повели туда, где проводят вскрытия. Все это чем-то напоминает бойню – в общем, жуткое место. И я решила: медицина не для меня. В университете у нас была студентка, которая писала дипломную работу об использовании индейцами растений в пищу и в качестве лекарств. Целых три месяца я помогала ей в этом и ездила вместе с ней по поселениям разных племен.
Патти побывала в таких отдаленных уголках, добраться до которых можно, только путешествуя три недели на лодке. Она ела мясо тапира и обезьян, убитых из духовой трубки, пила чичу, приготовленную из юки. Она узнала, что у народа ваорани всего одно слово выражает весь спектр положительных значений – от «спасибо» до «вот это красота». Еще она узнала, что женщина, которой, как и ей, чуть за 20, может иметь пятерых детей и считаться далеко не молодой. По ее собственному признанию, таких ярких впечатлений она не получала никогда в жизни. После приключений в джунглях Патти полностью сосредоточилась на изучении биологии, что привело ее к Дэйву Андерсону, который на тот момент работал с морскими птицами на входящих в состав Эквадора Галапагосских островах. Среди прочего она выяснила, что работать в полевых условиях не так уж легко:
– Ничего общего с пятидневной рабочей неделей и двумя выходными. Здесь нужно вкалывать, нужно полностью отдаваться работе, но мне это нравится.
Похоже, утро выдалось слишком прохладным для футболки и шортов, но каждый из нас оделся именно так. Нашей компании самое место на подиуме: шорты Лоры, например, заляпаны краской. Линялую синюю кепку Франца украшают потеки птичьего помета. Бесподобная надпись на футболке Дэйва гласит: «От биологии несет». Низменная, грубая и несколько неприятная сторона природы служит поводом для шуток. (Мой вам совет: никогда не обедайте с паразитологами.) Но очарование и красота, которыми изобилует все вокруг, тоже не остаются незамеченными. Думаю, что как раз вниманием, сфокусированным вовне, и можно объяснить одежду и внешний вид ученых, работающих в полевых условиях; они слишком увлечены окружающим миром, слишком влюблены в него, чтобы волноваться из-за испачканной футболки. Когда мы спускаемся с крыльца, Франц обращается ко мне из-под грязного козырька:
– Уверен, что вам понравится на острове Терн. Пусть даже он затерян где-то посреди океана, сам он настоящее маленькое чудо.
План действий на сегодня таков: Дэйв руководит, Патти устанавливает передатчики, а Лора и Франц наблюдают, как это делается, чтобы позже присоединиться к работе. Патти нужно выбрать птиц, чьи гнезда расположены неподалеку от казармы, чтобы потом было легче приглядывать за ними. И поскольку далее планируется исследовать маршруты взрослых птиц, которые заботятся о потомстве, нужно выяснить, у кого из них точно вылупятся птенцы. Один из способов проверить яйцо – посмотреть его на просвет, чтобы убедиться, что эмбрион жив. Но Дэйв считает, что у альбатросов скорлупа слишком толстая, чтобы пропустить луч света. Энтони, который только что присоединился к нам, говорит, что просвечивал яйца альбатроса лампочкой из проектора.
Так мы и поступаем.
Первым делом мы проверяем яйцо Амелии, темноспинного альбатроса, чье гнездо находится в нескольких шагах от порога казармы. Она смотрит на нас глубоким взглядом темных глаз. Скептически разглядывает нас сначала одним, потом другим глазом. Плененный загадочной красотой этих глаз смотрящей на меня птицы, я слышу, как Франц говорит: