Синий океан, где нам с вами ничего не стоит заблудиться, для нее легко узнаваемая территория, привычная мозаика запахов и знаков. Мы знаем, что еду покупают в продуктовом магазине, поезда ходят по железной дороге, дети играют на школьном дворе, а автобусы останавливаются на остановках, а ей так же хорошо знакомы обширные и постоянно меняющиеся области океана и их возможности. Она чувствует, где не стоит задерживаться, а где терпение может быть вознаграждено.
Она продолжает путь.
Слева от Амелии в безмятежном покое гаснет солнце. Ее ровный полет не прекращается даже глубокой ночью. Считается, что в эти часы у нее попеременно засыпает то одно, то другое полушарие мозга. (Как-то раз в водах Антарктики после того, как судно совершило резкий поворот на 90°, на его палубу свалился странствующий альбатрос, который до этого много часов подряд летел за ним вслед. По всей видимости, птица глубоко заснула.) Ближе к полуночи в 180 километрах к северо-западу от своего гнезда Амелия резко меняет направление, разворачивается против ветра, выравнивает курс и летит на восток. От берегов Френч-Фригат-Шолс она скользила на попутном юго-восточном ветре, теперь же поворачивается к нему правой стороной, примерно под углом 60°, чтобы использовать для эффективного полета перекрестный поток воздуха и одновременно с этим исследовать запахи, наносимые встречным ветром. Судя по тому, что она движется, не отклоняясь от прямой, ей так и не удается ничего найти. Она следует дальше.
Утром Амелия в 150 километрах к северу от острова Терн. Суши вокруг нее нет и в помине. Но здесь, в этом месте, которое ничем не отличается от окружающих его морских просторов, чутье велит ей сбавить скорость. Амелия улавливает слабые струйки землистого запаха, отчасти напоминающего аромат едва сорванных мясистых листьев суккулентов. Если бы ей вдруг довелось понюхать нарезанный огурец, то он напомнил бы ей этот запах.
На глубине 220 морских саженей (около 400 метров) скрывается вершина гигантской подводной горы, склоны которой уходят вглубь еще на 2600 саженей (4700 метров), пока не достигают самого дна (морская сажень равна 1,8 метра, или длине разведенных в стороны рук человека). Амелия не знает, что по этим склонам подводное течение несется к поверхности и, когда всплывающая из глубоководной тьмы вода встречается с солнечными лучами, сохранившиеся в ней питательные вещества становятся пищей для одноклеточных водорослей, которым эти вещества необходимы наравне со светом. Не знает она и того, что эти простейшие растения – фитопланктон – издают тот самый землистый запах. Ей неведомо, что крошечные животные, которые называются зоопланктоном, питаются одноклеточными водорослями, а потом сами становятся пищей для мелкой рыбы, которой, в свою очередь, кормится кальмар. Она не имеет обо всем этом понятия, но ей это и не нужно. Зато ей прекрасно известно, что запах означает добычу.
Амелия подлетает к источнику запаха с подветренной стороны, и в воздухе вновь чувствуется одна только соль. Она поворачивает назад, и запах возвращается. Она кружит в том районе, где учуяла его. И вдруг улавливает в легком дуновении что-то еще. Едва заметное. Запах жира. Не ворвань, не то пиршество, которое обещает туша кита. Этот слабый аромат исходит от морской пены, в которой содержится взбитый жир мельчайших диатомовых водорослей, чьи микроскопические тела были раздавлены бурными водами. Пена сбилась в едва различимую линию – тонкий, полупрозрачный шлейф, образовавшийся на поверхности в том месте, где выталкиваемое вверх по склону течение создает небольшие водовороты.
Летающие на расстоянии друг от друга группы крачек и несколько альбатросов подтверждают своим присутствием, что здесь стоит как следует осмотреться. Но их рассредоточенность в воздухе словно бы сообщает: «Жаль, что вчера тебя здесь не было». Амелия изучает залитые солнцем воды, под которыми скрыты подводные склоны. Она тратит на это целый день.
Ей достается самая малость. На этот раз всего лишь несколько медуз. Похоже, запах, который привлек ее сюда, за день утратил силу. Опыт подсказывает ей, что продолжать поиски в этом районе бесполезно. Чутье сообщает, что температура воды остается прежней, температура воздуха у поверхности нисколько не изменилась. Спокойная жаркая погода не принесла сильных порывов ветра, которые подняли бы воду с глубин для всеобщего блага; все та же тихая гладь на километры вокруг. Эта вода слишком синяя и прозрачная – прозрачная потому, что в ней ничего нет.
Она знает, что очень далеко, по правую сторону от того места, куда сядет солнце – в том направлении, которое мы называем севером, – есть надежный источник пищи. Но для такого пути нужен особый настрой. Пока его нет. Сейчас главное – добыть корм для птенца. И сделать это нужно здесь. Ее ребенок еще мал, и небольшого количества хватило бы вполне. Какое-то смутное ощущение начинает притягивать ее к новорожденному птенцу. Возможно, этот порыв держаться поближе к острову Терн объясняется короткой продолжительностью дня в это время года, но лететь дальше ей совсем не хочется. Ветер, который стих к вечеру, уже не подгоняет ее вперед. На этот раз никакого долгого путешествия вправо от заходящего солнца не будет.
Амелия часами летит на восток и уже начинает дремать в темноте, как вдруг немного за полночь улавливает другой интересный аромат, после чего от сонливости не остается и следа. Она поворачивает на юг. Запах теряется в легком движении воздуха, но она продолжает путь в выбранном направлении, и спустя примерно час ей на мгновенье снова удается поймать его слабые нотки. Еще час полета. Запах становится интенсивнее. Амелия сбавляет скорость. Возвышенность под ней не только больше, но и расположена глубже прежней: она поднимается с морского дна почти на пять километров, и ее вершина скрывается под трехкилометровой толщей воды. Если на поверхности океана и есть полосы пены, завихрения бегущего потока или другие видимые подсказки, то в темноте их не видно, зато запах ей хорошо знаком.
Безлунной ночью сквозь тусклое отражение звезд на темной поверхности воды она видит, как светящиеся анчоусы, будто разведчики с сигнальными зеркалами, посылают друг другу вспышки света, мерцая фотофорами. Для Амелии такая мелкая добыча не представляет особого интереса, но она знает, что, проявив терпение, вполне может рассчитывать на кальмара, который с наступлением темноты выплыл из глубин в погоне за светящейся рыбкой. В ночной синеве океана эти охотники сами становятся жертвами. Краем глаза Амелия замечает стайку кальмаров, которая тут же исчезает из виду. Она описывает круг в воздухе и видит, как уже другие кальмары преследуют рыбок. Удача улыбается некоторым из них и, проталкивая извивающихся жертв к клюву, они приобретают темную окраску, чтобы спрятаться вместе с едой от своих голодных собратьев. Поглощенные собственными уловками и взаимными подозрениями, кальмары не замечают, как Амелия плавно приближается к ним под покровом ночи.
Она всей массой врезается в воду, будто незамеченный грузовик, который с бешеной скоростью выскакивает на шумный перекресток. Неожиданно в самую гущу кальмаров вклинивается враг. Чернильные облака, похожие на взрывы бомб в небе над Нормандией, наполняют воду. Через мгновенье кальмары спасаются, бросившись врассыпную.
Все, кроме одного.
Амелия сидит, высматривая следующую жертву. «Терпение, терпение, терпение – вот чему учит нас море, – писала Энн Линдберг, – оно учит терпению и вере». Растревоженная медуза вспыхивает на миг, но Амелия успевает краешком глаза уловить ее свечение. Она находит взглядом еще несколько кальмаров, которые снуют в поисках добычи прямо у поверхности. Подплывает к ним – крылья слегка приподняты, ведь ей так хочется успеть, – и вытягивает шею как раз вовремя, чтобы ухватить того, кто отстал от удирающей стайки. Когда с добычей покончено, она ополаскивает свою красивую белую голову в прохладной морской воде, смывая с нее густую грязь чернил.
С наступлением рассвета плавающая на поверхности ночная живность – светящиеся анчоусы и их преследователи – погружаются на глубину, точно вампиры, спасающиеся от лучей солнца. Они скрываются в темной пучине, чтобы провести еще один день в глубокой медитации.
От зари до зари Амелия обследует скудную на питательные вещества среду прозрачных тропических морей. Она прокладывает путь вдоль скрытых на глубине гор, ориентируясь на свой нюх и едва различимое волнение водной глади, возникающее из-за поднимающихся по подводным склонам потоков. На поверхности покачивается мертвый кальмар. Амелия садится на воду, подплывает и вонзает в него свой острый клюв.
Чем больше пищи находит Амелия, тем сильнее ее тянет к птенцу. Ее жизнь сейчас можно сравнить с полетом на тарзанке: только прыгнешь, как уже пора назад. На расстоянии около 250 километров от острова Терн она неожиданно берет курс точно домой, и спутники регистрируют смену маршрута. В течение следующих десяти часов она следует ровно по прямой к своему пушистому малышу в далеком гнезде, как будто их связывает туго натянутая эластичная лента.
Спутник помог нам составить карту маршрута. Используя все наши знания, мы дополнили картину путешествий убедительными подробностями. И вот спустя два дня, проведенных в море, Амелия появляется на острове Терн. На календаре 12 февраля.
Амелия обменивается с партнером коротким приветствием и прозаическим прощанием. Их ничем не защищенный от солнца птенец с надеждой поднимает дрожащую головку, его несоразмерный клювик слегка приоткрыт. Амелия наклоняется вперед, помещает этот клювик ровно в центр своей глотки и кормит птенца вязкой массой до полного насыщения, после чего мир вновь выглядит вполне безопасным и счастливым местом. Тем временем отец малыша покидает их до самого утра, чтобы добыть еще пищи. Амелия устраивается в гнезде, чтобы оберегать слабенького птенца.
Когда на следующий день отец возвращается, она вновь поднимается в воздух. Как и в прошлый раз, она направляется на северо-запад, но в этот раз наведывается в другой район, где ей уже доводилось бывать много раз.