К тому времени, когда ее силуэт появляется на горизонте, на острове уже темно. Но при свете луны вполне можно различить границы рифа. Она приземляется посреди обычного для птиц ночного шума и суеты. Сегодня 25 февраля. Восемь дней назад, когда она в последний раз кормила птенца, он выглядел заметно меньше. Но его писк рассеивает любые сомнения в том, что это он, и Амелия кормит его высококалорийным жидким ужином.
Обособленность характерна для огромных колоний морских птиц, гнездящихся на островах, которые широко разбросаны по всему Мировому океану. Выведение потомства на отдаленных территориях, как это происходит у них, и абсолютная недосягаемость долгое время служили лучшей защитой для этих иначе беззащитных созданий. Почти везде, где альбатросы строили гнезда, в любых морях, где они странствовали, эти птицы тысячелетиями наслаждались относительным спокойствием благодаря большим расстояниям, отделявшим их от человека. Все стало меняться, когда жители побережий начали бороздить моря на своих примитивных, но проворных лодках. С тех пор даже дальности расстояний стало недостаточно, чтобы сохранять покой уединения.
Маори прибыли в Новую Зеландию за несколько столетий до европейцев. Им хватило незамысловатых орудий охоты, чтобы истребить эндемический вид птиц под названием моа, после чего они переключились на альбатросов. Маори украшали свои каноэ их перьями, символизировавшими стремительное скольжение над океанской гладью, а также использовали эти перья в своих жестоких обрядах. Кроме того, из длинных трубчатых костей альбатросов они изготавливали шилья, иглы, пуговицы, бусы и дудочки. Собранным в пучки пухом альбатросов украшали себе волосы и вставляли их в проколотые уши. С помощью крючка на веревке они ловили охотящихся альбатросов себе в пищу.
Когда около пяти столетий назад на островах архипелага Чатем недалеко от Новой Зеландии поселились мориори, они стали есть гнездившихся там птиц. Позже жизнь отплатила им той же монетой: маори, которые прибыли к ним с основных островов Новой Зеландии, привезли с собой собственные вкусовые пристрастия – любовь к человеческому мясу. Современные маори на некоторых островах продолжают отстаивать свое право ловить альбатросов прямо в гнезде.
Первыми, кто достиг Гавайских островов, были полинезийцы. Вероятно, они прибыли сюда в 200-х годах нашей эры. Местные легенды рассказывают о путешествиях, предпринятых лишь для того, чтобы навестить очаровательных обитательниц другого острова, но поездка на Гавайи в те времена вряд ли могла считаться увеселительной прогулкой. Мы никогда не узнаем, что руководило первооткрывателями Гавайев. Любопытство? Голод? Жажда приключений? Поражение в войне? И можно лишь догадываться, что почувствовали люди, которые после многих дней морского пути на утлой лодке далеко за пределами всем известного мира увидели вдруг заросший джунглями берег безмолвного острова, на который доселе не ступала нога человека.
Несмотря на примитивность их технологий, полинезийцы научились путешествовать по морю дальше, чем кто-либо до и после них. Более 3000 лет назад самые простые лодки и мореходное мастерство помогли людям добраться от крупных участков суши – Новой Гвинеи и Австралии – до островов Тонга и Самоа в Тихом океане и преодолеть больше 4000 километров пути, переплывая с острова на остров.
Полинезийская экспансия стала величайшим прорывом в истории освоения человеком водных пространств. К тому времени, когда Вильгельм Завоеватель произвел настоящую сенсацию в Европе, всего лишь преодолев Ла-Манш, верховный жрец таитян по имени Паао уже совершил три морских путешествия до Гавайев – каждое протяженностью в несколько тысяч километров – и основал там династию завоевателей, в которой 30 поколений спустя появился на свет король Камеамеа. За тысячу лет до Колумба, который призвал все свое здравомыслие и мужество, чтобы отправиться в дальнее плавание, полагая, что, вопреки распространенному тогда среди европейцев убеждению, не провалится в пропасть на краю земли, полинезийцы уже обосновались на самых отдаленных островах планеты.
Раскачивающееся на волнах каноэ стало для них космическим кораблем. Изучавший древние традиции мореплавания историк Херб Каваинуи Кейн писал: «Построенное при помощи орудий из камня, кости и раковин, скрепленное найтовами из перекрученных волокон и приводимое в движение парусами из плетеных циновок, оно [каноэ] воплощало собой совершеннейший продукт культуры, не знавшей металла».
Даже Джеймс Кук, которого до сих пор считают непревзойденным мореходом, был изумлен тем, с какой сноровкой полинезийцы путешествуют по морям. Кук случайно наткнулся на Гавайи в 1778 году. Его матросы были удивлены, когда услышали в речи местных жителей слова из таитянского языка. Кук пришел в восторг. «Невозможно постичь, каким образом этот народ смог расселиться по просторам огромного океана! Мы встречаем их от Новой Зеландии на юге до этих островов на севере, от острова Пасхи до Гебридских островов». (Полинезийский треугольник, который охватывает Новую Зеландию, Гавайи и остров Пасхи, занимает территорию, примерно равную общей площади Северной и Южной Америки.) Больше всего Кук был поражен тем, как людям с примитивными технологиями каменного века – без письменности, без колес, без керамики, характерной для культуры неолита, и уж тем более без компаса – удавалось добираться до самых отдаленных областей океана.
Почти 15 столетий культура полинезийцев оставалась неизвестна обитателям континентов. Во времена Кука Гавайи были столь густо населены, что на шести из восьми главных островов жителей насчитывалось больше, чем сейчас. (По средним оценкам, население Гавайев на момент прихода сюда европейцев составляло около 500 000 человек; за несколько последующих десятилетий завезенные с континента болезни убили более 90 % коренных гавайцев и положили конец королевской династии.)
Следующие 200 лет европейские ученые бились над загадкой происхождения гавайцев и маршрутов их миграции. Многие просто отказывались верить, что, обладая столь примитивными технологиями, люди действительно осилили такой долгий путь по морю. Это не соответствовало представлениям европейцев о первобытном человеке. Согласно одной из гипотез, существовавший когда-то в Тихом океане огромный континент внезапно затонул, а полинезийцы, которые, должно быть, бегали по всему континенту, оказались посреди океана на торчащих из воды вершинах гор. Самое нелепое предположение сторонников европоцентризма заключалось в том, что полинезийцы – потерянные колена Израилевы.
Теперь нам известно, что гавайцы с большой долей вероятности являются выходцами с Маркизских островов и Таити, от которых их отделяет 3700 и 4200 километров пути соответственно, но у западного человека до сих пор не укладывается в голове, как можно было наугад отправиться за тысячи километров на допотопном каноэ искать неизведанные земли.
Полинезийцы развили навыки непревзойденных мореходов, способности, граничащие с инстинктами. В открытом море их рулевые угадывали существование суши по рисунку и направлению полета морских и перелетных птиц или по едва заметной ряби, бегущей поперек крупных волн от далеких, невидимых глазу островов. Застывшие в небе крупные облака, в отличие от тех, что поменьше, которые легко гонит ветер, часто выдавали присутствие земли далеко за горизонтом: они формировались в атмосфере под воздействием суши. Над атоллами облака, в которых отражался зеленоватый оттенок лагуны, становились заметны намного раньше низких песчаных островов.
Как и другие исследователи, Кук не уставал восхищаться способностью полинезийцев ориентироваться в океане во время путешествий на лодках и находить дорогу на родные острова, будучи в сотнях километров от них. В 1769 году во время стоянки на Таити Кук взял на борт туземца по имени Тупайя, который помог экспедиции преодолеть около 500 километров пути до острова Руруту. После этого Кук направил свой корабль под названием «Индевор» на запад, к берегам Новой Зеландии и Австралии, а затем пересек Большой Барьерный риф на пути к Новой Гвинее. На протяжении всего извилистого пути Кук не раз бывал потрясен, когда Тупайя безошибочно указывал, в какой стороне находится Таити, без помощи навигационных карт или компаса, где бы его об этом ни попросили.
Главными рабочими инструментами полинезийцев были исключительная наблюдательность и память. В отличие от распространенных на Западе методов, где местоположение определялось без учета порта приписки, полинезийцы ориентировались по родным берегам. Рулевой мысленно отмечал и сопоставлял все маршруты следования с состоянием моря и погодными явлениями, которые влияют на движение каноэ (для этого нужно было долго обходиться без сна). Он без труда восстанавливал в памяти проделанный им путь, поэтому в любой момент мог указать примерное направление в сторону дома и оценить, сколько времени понадобится на обратную дорогу. Отправляясь в плавание, полинезийцы определяли свой маршрут по череде восходов и заходов знакомых звезд. В темноте беззвездных, облачных ночей направление им указывали океанские волны. Обнаружив новые земли, мореплаватель тщательно запоминал их расположение по восходу, заходу и радиусу движения звезд над головой. Благодаря всему этому полинезийцы избороздили известную им вселенную и вышли за ее пределы.
Если в море полинезийцы не имели ничего общего с европейцами, на суше они мало чем отличались от них. Перебираясь с острова на остров, они – а также завезенные ими крысы и свиньи – истребляли морских птиц, поедая взрослых особей, их птенцов и яйца. Гавайцы так высоко ценили мясо птенцов темнохвостого тайфунника, что берегли их исключительно для знати. Несмотря на то что эти птицы водились на острове Оаху в изобилии, аппетиты новых обитателей привели к их полному истреблению. Свиньи полинезийцев уничтожили колонии тех морских птиц, что устраивали свои гнезда в земле. Для пернатых наступили поистине ужасные времена: запертые в темных ловушках собственных нор, они были съедены хрюкающими пришельцами из другого мира. Появление полинезийцев имело катастрофические последствия для дикой природы Гавайев: по меньшей мере половина эндемичных видов птиц архипелага прекратила свое существование еще до того, как прибывшие с Куком европейцы впервые ступили на его песчаные берега. (Все изученные археологами острова Тихого океана пережили значительную убыль популяций сухопутных и морских птиц вслед за прибытием туда человека и путешествующих с ним животных; из 22 видов морских птиц, обитавших когда-то на острове Пасхи, сохранилс