Мелисса подходит к нему сзади. Она протирает участок вокруг крестца сначала повидон-йодом, затем спиртом, насквозь пропитывая жидкостями густой мех животного. Затем очень аккуратно пальпирует заднюю часть туловища тюленя. Она прощупывает позвоночник, стараясь найти ту область, где нет нервных окончаний, чтобы сделать инъекцию точно в пространство между позвонками, не задев при этом нерв. Выбрав место, втыкает иглу и вводит раствор со словами: «Снотворное введено, вынимаю иглу». Через полминуты животное успокаивается, но при этом не засыпает. Это не совсем наркоз – просто наше присутствие его больше не беспокоит.
Мэри отправляется к берегу за водой. Она окатывает прохладной влагой голову тюленя и его приплюснутую морду. Струи смывают песок с его высокого лба. Он моргает большими темными глазами.
После этого Мелисса достает длинную иглу. Мэри прикрепляет эластичную трубку к шприцу. Мелисса снова расторопно ощупывает нижнюю часть спины животного, выбирает место и втыкает туда иглу до середины. Ей не нравится, как течет кровь, и она сокрушенно качает головой. Выбросив первую иглу, она снова пальпирует нижнюю часть животного при помощи большого и указательного пальцев. Потом делает новую попытку, и на этот раз игла входит удачно. Довольная этим, Мелисса втыкает ее до конца, а затем вытягивает обратно совсем чуть-чуть. Тюлень выгибается влево и издает громкий, похожий на чих рев. Мелисса вставляет иглу в гибкую трубку, соединенную со шприцем. Мэри тянет за поршень, и алая кровь моментально начинает наполнять шприц. Она забирает 30 мл крови на анализ. Мэри делит их на шесть пробирок и два маленьких пузырька для разных лабораторных исследований. Работу выполняют почти молча, лишь изредка комментируя свои действия.
Тем временем лоснящийся тюлень лежит тихо. Он не спит и только изредка поводит головой из стороны в сторону, сохраняя при этом спокойствие. Мы тоже сохраняем спокойствие. Седативное средство подействовало на тюленя, и теперь держать его уже не нужно, но Митч все же стоит начеку. Тюлень дышит ровно. Джейсон вопросительно смотрит на Митча, как бы спрашивая, хорошо ли чувствует себя животное. Митч жестом показывает, что все в порядке.
Мелисса меняет перчатки. Снова обрабатывает руки антисептиком. К этому моменту белые комбинезоны биологов уже покрыты пятнами повидон-йода. Мэри наполняет шприц и подает Мелиссе маленький скальпель. Мелисса пальпирует кожу и мягко произносит: «Режу». Делает короткий надрез. Мэри забирает скальпель и протягивает коллеге инструмент для биопсии, который представляет собой большую полую иглу. Мелисса вонзает ее в животное на несколько сантиметров и прокручивает там, отчего тюлень сжимается. Я вздрагиваю. Митч заводит руки за голову. Мелисса вынимает иглу. Из прокола струится кровь. При помощи пинцета она достает из иглы столбик жира – материал для биопсии и опускает его в пузырек, который подставляет ей Мэри. Для забора второго образца Мелисса делает новый надрез – первая проба предназначалась для анализа жирных кислот, получаемых из пищи, следующая нужна для химико-токсикологического исследования. Она снова буравит тюленя. В ответ на это он опять сгибается в дугу и издает булькающий хрип. Джейсон зажимает ранки от биопсии, и они на удивление быстро перестают кровоточить и затягиваются.
Еще один гладкий, темный от воды тюлень выбирается на берег метрах в двадцати от нас; он напоминает кучу угля на белом коралловом песке. Эти животные не пользуются плавниками на суше, поэтому он ползет по пляжу, точно гусеница. В отличие от выброшенной из воды рыбы он чувствует себя вполне комфортно: опускает голову на песчаный уступ и закрывает глаза в безмятежности. Затем протяжно фырчит, брызгаясь капельками воды, выказывая довольство жизнью. Пока он, сонно щурясь, сохнет на солнышке, его шкура обретает невзрачный желто-коричневый оттенок. Жизнь тюленей в этом бирюзовом храме выглядит неспешной и размеренной, но они честно заслужили такой отдых. Мы видим, как они нежатся на песке, скользят в теплых водах неглубоких лагун, и нам кажется, что их мир полон удовольствий. Но самое главное происходит с тюленем-монахом за пределами рифа в открытом океане, там, где земли нет и в помине. В поисках пищи они часто ныряют на превышающую десятки метров глубину c внешней стороны атолла. Иногда животное охотится в море две или три недели, а потом устраивает себе несколько дней отдыха на берегу. Но случается, что тюлени погружаются под воду на полкилометра, добывая корм в темноте и холоде, под действием повышенного давления, вдалеке от залитых солнцем пляжей. Их сокращающаяся численность свидетельствует о трудностях, их шрамы – об опасностях. Выживание означает большие усилия, смерть – нелегкую судьбу.
Мелисса в очередной раз меняет перчатки. Затем поднимает кряжистый хвост животного и вставляет тупфер в задний проход. Мэри подставляет баночку, чтобы принять тампон с материалом, затем отрезает держатель и плотно закрывает крышку. Весь процесс повторяется еще раз. После этого Мелисса наносит гель на более длинный инструмент с петлей на конце и вводит его тюленю глубоко в задний проход. Проба на паразитов. Она несколько раз прокручивает его там и достает образец. Взяв еще мазки на вирусы, сальмонеллу и гельминтов, они ставят тюленю градусник. Он чихает. Температура тела животного – 37,2 ℃.
Мелисса снова наносит антисептик, на этот раз на левый бок животного, и вводит ему под кожу крошечные метки – микроскопические кусочки стальной проволоки с выбитым на них порядковым номером. Если тюлень потеряет внешний ярлык, его можно будет идентифицировать, всего лишь поднеся специальное считывающее устройство к задней части туши.
Мэри и Мелисса собирают инструменты и отходят шагов на двадцать назад. Подготовившись, Джейсон и Митч стягивают сеть с головы тюленя. Он оборачивается, раздувая ноздри и округлив глаза. Скоро действие успокоительного ослабнет, и животное вернется в естественное дремотное состояние.
Мы отходим в сторону по оккупированной птицами территории. Меняем перчатки и комбинезоны на новые. Ботинки и сачок обрабатываем в большой емкости с отбеливателем. Напряжение ненадолго отпускает нас. Но даже когда все проходит удачно, нас одолевают смешанные чувства, вызванные необходимостью применять силу в работе с животными.
На другом конце пляжа пухлый молодой тюлень гоняет носом пластиковую бутылку от жидкого мыла, которую принесло сюда из какого-нибудь далекого уголка нашего маленького мира. Этот детеныш, которого недавно отлучили от груди, появился на свет в этом году. Метрах в пятидесяти от него лежит еще один тюлень – годовик, если верить Митчу. Я с удивлением отмечаю, что он выглядит маленьким по сравнению с тем, который родился позже. Митч объясняет, что так обычно и бывает.
– Они быстро набирают вес, пока мать кормит их молоком, но за первый год, пытаясь выжить самостоятельно, сильно худеют.
Видя, что мы приближаемся, детеныш разевает пасть и предостерегающе хрипит. Митч уверенно обхватывает его шею и садится на него верхом.
Это самка – драгоценный дар будущему. Наша команда точно так же берет у нее кровь и мазки на анализ, но на этот раз обходится без биопсии. Кроме всего прочего, мы снабжаем ее идентификационными метками. Мелисса берет пробойник для кожи и прокалывает один из задних плавников. Раздается лязгающий звук металла о металл. Животное резко дергается. Ей такое обращение явно не по душе – у тюленей-монахов пирсинг пока еще не в моде. Все это время Митч сидит верхом на животном, держа его за голову. Мелисса прокалывает второй плавник. Мэри берет желтые пластиковые бирки, предназначенные для крупного рогатого скота. На них стоит одинаковый код: YI99. Мелиссе никак не удается приладить вторую бирку в отверстие на плавнике, и животное ревет от боли. Шепотом обсуждают, как справиться с проблемой. Наконец им это удается. Они измеряют длину тюленя при помощи штангенциркуля, обхват груди при помощи рулетки. На этом список дел на утро выполнен. Теперь команда на два тюленя ближе к тем 50 особям, которых им нужно протестировать.
На ярком песке пляжа черненький новорожденный детеныш тюленя активно сосет молоко, впервые получая удовольствие от еды. Его мать, которая тем временем дремлет на боку, полна съестных запасов, словно большая кадка молока с медом.
– Сразу видно, что эта толстушка в хорошей форме, – говорит Митч о матери.
Еще один детеныш лежит без дела неподалеку. Он выглядит вполне здоровым, но рядом с ним нет матери. Митч говорит, что это классический пример детеныша, которого слишком рано отлучили от груди.
– Почему ты думаешь, что его отлучили? – интересуюсь я.
– Матери же нет рядом, – отвечает он.
– Значит ли это, что малыш обречен? – спрашиваю я.
– Возможно, – говорит он, немного подумав. – Существует вероятность, что он пристроится к другой самке, может быть, даже оттолкнет кого-нибудь помладше, чтобы поесть. Но не исключено, что он обречен.
Название тюленей-монахов отчасти происходит от того уединенного образа жизни, который они ведут. В отличие от остальных тюленей и морских птиц, которые выводят потомство в шумных колониях и выработали благодаря этому способность узнавать своих детенышей в толпе, тюлени-монахи не слишком хорошо отличают собственных отпрысков от остальных. Поэтому детеныши частенько оказываются перемешаны. Иногда тех, кто потерялся, «усыновляют».
Но даже такой исход не гарантирует выживания. Жирное материнское молоко дает детенышу время – на то, чтобы учиться. Обычно отлученный детеныш бывает настолько упитанным, что обходится без регулярного питания те два месяца, которые требуются ему, чтобы освоить навыки охоты. Но для этого все должно случиться вовремя. При рождении щенки тюленя весят около 14 килограммов. Как правило, матери кормят их пять или шесть недель. За этот короткий промежуток времени они набирают до 90 килограммов. (Самка теряет тот же вес – а иногда и больше, потому что все это время не ест.) После этого мать оставляет детеныша, тем самым принуждая его к самостоятельности.