У «усыновленных» щенков есть шанс на выживание, но только если не упущен момент. Расчет таков: чтобы малыш не погиб, мать должна кормить его хотя бы до месяца. Ее запасов хватает самое большее на шесть недель. Когда щенку исполняется пять недель, запасов молока у матери остается на неделю. Если она «усыновит» недельного малыша, то он будет находиться на грудном вскармливании всего две недели – неделю с родной матерью и неделю с приемной, – и, значит, он обречен. А в некоторых случаях, «усыновив» сироту, приемная мать рискует потерять собственного отпрыска – снова печальный конец.
На обратном пути Митч замечает, что тело молодого тюленя, который выполз на берег, пока мы работали, опоясано под плавниками кольцом из жесткой упаковочной ленты. Она может стать причиной смерти животного, потому что начнет врезаться в кожу и плоть по мере его роста. Доставая из тележки секатор с полуметровыми ручками, Митч говорит:
– За год нам на глаза попадается по одной-две особи, которые точно так же запутались в упаковочной ленте. Но с этим уже раз случалось подобное несколько лет назад. И это странно. На днях здесь был еще один с петлей из веревки и куском рыболовной сети.
Тюлени-монахи любят подползать ко всему, что лежит на пляже, например к бревнам. Возможно, так они и попадают в неприятности. Взять хотя бы этого: уютно устроился на куче тросов, которые случайно или намеренно сбросили в море с какого-нибудь корабля.
Мы стоим на месте и наблюдаем за происходящим издалека. В бинокль мне удается различить три широкие полоски на боку у тюленя – скорее всего, давно заживший укус тигровой акулы. Покой в мире смертельных опасностей.
Митч крадется к тюленю. Когда он уже близко, животное просыпается и бросается прочь. Одним ловким движением Митч проворно подсовывает секатор под полиэтиленовый обруч, защелкивает его и поворачивает. Пластик лопается. Митч отступает от тюленя. Тот тут же ложится обратно.
Джейсон, который долго работал с шустрыми морскими котиками, с удивлением отмечает:
– Такое впечатление, что тюленей-монахов чем-то накачали. Вы посмотрите только, он уже успел заснуть!
Митч добавляет, что те животные, которые уже имели дело с человеком, сопротивляются меньше.
– Иногда они просто смотрят на тебя с таким видом, будто хотят сказать: «Что ж, давай».
– Несмотря ни на что, сегодня мы принесли пользу хотя бы одному тюленю, – говорит Мелисса.
– Хорошее выдалось утро, если не считать, что мне вовсе не нравится скакать верхом на тюленях. Меня это утомляет. Сначала столько стараешься, чтобы не потревожить их лишний раз. А потом идешь и пугаешь их до чертиков. Другим-то мы велим даже не смотреть в их сторону, а сами ходим вот так, тычем в них иголками и причиняем им всяческое беспокойство.
Митч проводит мыском линию на песке и добавляет:
– Я часто задумываюсь над тем, насколько все это оправданно. Тюленю не важно, где вы работаете, турист вы или ученый, когда вы сидите на нем верхом. Но в итоге я прихожу к следующему заключению: раз уж человеческий фактор влияет на их численность, по-моему, нам нужно продолжать прилагать усилия к сохранению их популяции. Нам известно, что они населяют планету уже пятнадцать миллионов лет. Но за последние пару десятилетий их количество сократилось настолько, что скоро они вполне могут пополнить ряды вымерших животных.
Митч пристально вглядывается в простирающуюся за пляжем лагуну, а затем продолжает:
– Сегодняшняя работа прямо противоположна нашему обычному подходу. Как правило, мы пользуемся другими методами. Мы стараемся не применять силу по отношению к тюленям. На каждого из них мы смотрим как на нечто священное. Единственная причина, по которой нам придется снова поступить так с ними, – морбилливирус. Мы серьезно относимся к этой инфекции из-за того, что она нанесла непоправимый урон популяциям других морских млекопитающих. И все же то, что мы делаем, вызывает у меня смешанные чувства. Я рад, что по завершении этого исследования нам какое-то время не придется беспокоить животных.
Джейсон тоже высказывает свою точку зрения на работу с видами, находящимися под угрозой:
– Делая все это, сомнений не испытываешь. Но потом они все же возникают, и начинаешь думать, достаточно ли мы стараемся, чтобы помочь популяции тюленей-монахов восстановиться. Большинство из того, чем мы занимаемся… кто знает, принесет это результат? Мы надеемся… мы очень надеемся, что во всяком случае не причиним им вреда. Мы надеемся, что, изучив их получше, в конечном счете сумеем помочь этому виду. Но говорить об этом наверняка пока, конечно, рано. На Аляске мы спасли сотни тюленей, у которых вокруг шеи были намотаны обрывки сетей. Когда освобождаешь животное от них или снимаешь куски рыболовных снастей с рифа, знаешь, что помогаешь конкретному животному. Это как раз один из тех немногих случаев, когда можно сказать что-то определенное. Но даже здесь нельзя быть уверенным в том, как это отразится на популяции в целом. Тут нужно проявлять смирение и понимать, что их численность может начать расти не из-за нас, а просто благодаря счастливому стечению обстоятельств.
Использование хирургических костюмов, масок и перчаток и тщательная обработка сачков и обуви при работе с тюленями снижают до минимума возможность того, что мы только усугубим ситуацию. Каждый из нас по-настоящему привержен животным и своей работе. Мне не доводилось пока встречать биолога, который не задумывался бы о том влиянии, что он оказывает на тех, кого изучает. Но точно так же мне не доводилось встречать и специалиста, которому не приходилось бы время от времени корить себя за нечаянно раздавленное яйцо или животное, пострадавшее по его неосторожности. Редко кто из биологов легко относится к таким случайностям. Особенно среди молодых специалистов. «Не существует ли более гуманного способа?» – постоянно спрашивают они. Методы работы продолжают совершенствоваться. Приятно находиться среди таких людей, потому что они искренни в своих переживаниях. В конечном счете их работа сводится к тому, чтобы выяснить, что животные не могут сказать нам о себе сами, – дать голос безгласным и слово бессловесным, чтобы стать ближе к тем, кто до сих пор оставался безмолвным.
Мы возвращаемся по птичьим колониям, и несколько альбатросов привстают в своих гнездах, щелкая на нас клювами.
Подойдя к казарме, мы замечаем, что один из тюленей выполз прямо на баскетбольную площадку. Он проник туда через дыру в заборе. На Земле не так уж много мест, где редкий вид тюленя может вдруг очутиться на спортивной площадке, но здесь, в Стране чудес, никогда не знаешь, какие сюрпризы преподнесет тебе день. В здании суда у животного, находящегося под угрозой вымирания, есть статус. Но в баскетболе рефери вряд ли одобрит его присутствие в игровой зоне. Митч беспокоится, что тюлень не сможет самостоятельно выбраться оттуда. Он отправляется уговорить его покинуть площадку. Ему нужно сопроводить зверя до дыры в заборе. Тюлень подползает к краю, фыркает, оборачивается с угрожающим видом и встает на дыбы. Просто так он сдаваться не намерен. Митч оттесняет его. Тот рявкает и остается на месте. Митч не отступает, он хорошо знаком с психологией тюленей: отойдешь слишком далеко – они тебя проигнорируют; подойдешь слишком близко – развернутся тебе навстречу.
Мы подходим к черному ходу в казарму. Когда мы заворачиваем за угол к двери лаборатории, около 50 кланяющихся крачек вспархивают из свитых в кустах гнезд. Хотя они тут же возвращаются обратно, Мелисса признается, что не любит беспокоить этих птиц. Обращаясь к крошечному птенцу белой крачки, который сидит на бетонном карнизе окна, она говорит:
– Привет, птенчик!
В лаборатории есть микроскоп, центрифуга, штативы с пробирками, раковина, рабочие столы и маленький скелет тюленя, а в придачу к ним два панциря лангустов и разнообразные птичьи перья для украшения. Специалисты работают здесь в купальниках и босиком. Пока мы все дружно разбираем и подготавливаем к хранению взятые утром пробы, Мелисса рассказывает мне о своем видении работы ветеринара в дикой природе.
– Я уверена, что у всех нас есть некое врожденное чувство животных. В детях оно сильнее всего. С годами оно постепенно слабеет и стирается. Большинство людей просто забывает о нем.
Мелисса думает, что главное в жизни животных – это есть, спать, спариваться и защищаться. То же самое составляет основу жизни людей.
– И хотя мы в чем-то отличаемся от животных, суть у нас с ними одна. А поскольку подавляющее большинство проблем, с которыми они сталкиваются, являются следствием деятельности человека, я считаю, что в наши обязанности входит забота о них, борьба с негативными последствиями наших действий и бережное отношение к ним.
Чуть позже Мелисса решает сделать перерыв в работе со словами:
– Думаю, сегодня нам обязательно нужно пообедать.
Пока мы копаемся в остатках еды на кухне, Мэри рассказывает нам с Мелиссой о своих исследованиях детенышей северного морского котика (Callorhinus ursinus).
– Молодые котики превращаются из щенков, трясущихся под дождем, будто обыкновенные наземные животные, в полностью приспособленных к морю млекопитающих, которые способны находиться в ледяном океане девять месяцев подряд. Совсем маленькие детеныши не могут поддерживать температуру тела в воде. Они быстро остывают. Но когда они обрастают густым мехом, температура их тела перестает колебаться. А вместе с ней становится стабильной и скорость обмена веществ – даже в воде. Другими словами, они сохраняют тепло в очень холодной среде, не расходуя лишних калорий. Трудно поверить в такое, когда смотришь на температуру воды в море. Для этого в их организме происходит ряд изменений: вырастает густая шерсть, образуется толстый слой жира и удваивается содержание эритроцитов в крови. Они и правда превращаются из крошечных наземных млекопитающих в настоящих обитателей суровой водной среды. Ну разве же не чудо? Когда приходит пора впервые отправиться в море, им не требуется увеличивать скорость обмена веществ, чтобы поддерживать тепло.