Ardenna grisea) в год, и так десять лет подряд. Из-за них тонули десятки тысяч дельфинов, китов и тюленей, а десятки миллионов погибших в сетях рыб за ненадобностью выбрасывали за борт. Но эти цифры не включают миллионы миллионов тунцов, марлинов, меч-рыб, лососей и кальмаров Бартрама (Ommastrephes bartramii), которых тащили из океана сетями.
Теперь Амелия вкушает плоды запоздалой мудрости ООН и запрета на присутствие рыболовецких судов. И дело не только в том, что огромное количество альбатросов регулярно становилось жертвами сетей, – сейчас здешние воды рассекает гораздо больше кальмаров на благо Амелии и всего изголодавшегося пернатого племени, чьи кулинарные традиции сформировались задолго до того, как миллионы кораблей принялись бороздить моря.
Охота, которую затевают стаи дельфинов, тоже на пользу Амелии. Время от времени они устраивают хорошо скоординированные атаки на кальмаров, стремительно подплывая под них плотными рядами и тем самым заставляя их выпрыгивать из воды. Повсюду, тут и там, из воды выстреливают стайки кальмаров, появляясь и исчезая, одновременно везде и нигде. Раззадоренная происходящим, знающая, что оно сулит, и оттого предельно сосредоточенная, Амелия кружит над проворными млекопитающими и юркими флотилиями ускользающих кальмаров. Птица то садится на воду, то снова взлетает, стараясь не отставать от стремительных дельфинов. Она с плеском опускается посреди тянущихся за ними пузырящихся дорожек, глубокого бурления и скачущих во все стороны кальмаров, возбужденно и немного неуклюже плавая среди всего этого, стараясь воспользоваться возможностями, которые на миг возникают вокруг нее. В основном ее клюв щелкает впустую, издавая громкий гулкий звук. Но вот наконец Амелия с удовлетворением чувствует, как острый кончик ее клюва вонзается в извивающуюся плоть. Сопротивляясь, кальмар обхватывает ее клюв щупальцами, а она мотает головой из стороны в сторону, пока головоногое не обмякнет. Амелия хладнокровно глотает жертву, и какое-то время та еще тихонько шевелится, нагреваясь. Птице нравится ощущать пищу внутри себя.
Но для Амелии главное в том, что кальмары приплывают сюда нереститься, после чего они умирают. Погибнув, многие из них всплывают на поверхность. И эти прекрасные, свежие, качающиеся на волнах кальмары оправдывают усилия, которых требует путешествие на север. Птица устраивает себе настоящий пир из превосходных ледяных кальмаров. Ей наконец удается немного набрать вес и запастись едой.
В этих богатых холодных краях у Амелии нет недостатка в компании: здесь множество темноспинных альбатросов, попадаются черноногие альбатросы (большая часть которых отправилась на восток, ближе к побережью континента) и порой встречаются редкие белоспинные альбатросы из Японии. Амелия не обращает на них особого внимания, за исключением тех случаев, когда они вместе приближаются к одному и тому же источнику пищи.
В первый раз за много недель наевшись вдоволь, Амелия покидает границы фронтальной зоны и направляется на запад, в область холодных (9 ℃) субарктических вод. Спустя сутки она оказывается в двух с лишним тысячах километров от острова Терн. Стрелка между материнским инстинктом и голодом вновь качнулась, и на этот раз материнство без особых усилий победило. Амелия без труда, будто по волшебству, определяет направление, которое выведет ее прямо к дому, за следующие 32 часа преодолевает еще 900 километров по прямой при сильном боковом ветре и возвращается в воды субтропиков. Ночью, когда льет проливной дождь и дует штормовой, порывистый ветер, ее сносит на 160 километров к юго-западу. Оттуда она вновь мчится к острову Терн, на этот раз заручившись поддержкой попутного ветра, который предупреждает о приближении свежего атмосферного фронта, характеризующегося высоким давлением. По мере того как она вклинивается в тропические воды, во владения крачек, олуш, фрегатов, фаэтонов и тунца, воздух становится солонее и теплее. Тут все по-другому и все так знакомо. Спустя 30 часов непрерывного полета, преодолев без остановки 1175 километров, она вновь пересекает грохочущий риф Френч-Фригат-Шолс и неуклюже приземляется на острове Терн. Уже 14 марта. После 16 дней в море земля под ногами кажется до странности устойчивой. Амелию не покидает ощущение, будто она все еще скользит по ветру и вздымается к небу вместе с волной.
Ее лапы отвыкли поддерживать вес тела, и она вразвалочку подходит к удивительно крупному птенцу и окликает его: «Неужели это ты?» На что он без промедления отвечает: «Это я. Я жив». Амелия давно не виделась со своим избранником, но, судя по тому, как выглядит птенец, все это время его отец преданно исполнял свой долг, трудясь наравне с ней.
Амелия только что вернулась из одиссеи длиной почти в 7000 километров, но разве ее птенцу есть дело до этого? Позволит ли он ей отдохнуть хотя бы минуту? Теперь птенец уже достаточно подрос и вполне способен настаивать на своем, к тому же он не ел почти неделю. Он буквально атакует Амелию, жалобно пища и стуча своим крючковатым клювиком по ее клюву. Это действует на нее как условный сигнал, и она срыгивает пищу. Птенец просовывает похожий на щипчики клювик ей в глотку, чтобы принять от нее дары. Амелия за один раз исторгает из себя целого увесистого кальмара и несколько мясистых кусочков. Все это незамедлительно попадает прямо в горлышко к птенцу, которому требуется время, чтобы проглотить пищу, – длинные вязкие струйки свисают с уголков его клювика. Вкусно…
Большего и требовать нельзя. Но птенец настаивает. Из материнской любви Амелия готова отдать ему все, что у нее есть. На этот раз пища выходит из нее в виде жидкого высококалорийного жира, образовавшегося в процессе переваривания корма, добытого ею в самом начале путешествия. Маслянистая жидкость с силой бьет из нее коричневой струей, как из брандспойта. Птенец проглатывает ее без остатка, всем своим видом выражая удовольствие. Минуту спустя Амелия вновь склоняется над ним. Малыш засовывает свой клювик поглубже ей в глотку, откуда ему навстречу течет новая порция разжиженного жира. Птенец садится, чтобы проглотить все. Амелия вновь выпрямляется. Спешить теперь некуда: птенец, похоже, окончательно насытился. Еще через минуту Амелия вновь нагибается к нему. Когда она делает шаг назад, вязкая струйка растягивается между их с птенцом клювами, а потом рвется. После этого малыш какое-то время чистит клювик о песок. Потом он задремывает, пухлый малыш, здоровый и крепкий, довольный жизнью, как и подобает ребенку.
Как только родительские обязанности исполнены, Амелия уходит. Она осматривает шумный остров: над головой у нее кружат в небе всевозможные птицы, подрастающие альбатросы со свойственным юности рвением отдаются ухаживаниям и танцам (никаких взрослых обязанностей у них нет). Все это Амелия уже видела раньше. Она ответственная мать, и толпа молодежи не вызывает у нее умиления. Для себя она отмечает только, что ее птенец жив и здоров, а это значит одно: ему нужна пища. Через каких-то десять минут она вновь на взлетно-посадочной полосе и готова отбыть.
Морские птицы – бесспорные чемпионы мира по дальнему воздухоплаванию, но до сих пор неизвестно, как им удается управлять полетом. В отличие от сухопутных птиц, они не собьются с пути даже там, где – по крайней мере для нас – нет никаких ориентиров, а перемещаются они при этом на чрезвычайно большие расстояния. Приглядитесь к одному из очаровательных маленьких родственников Амелии – серому буревестнику. Эти птицы обитают по всей Атлантике, но представители новозеландской популяции поражают своими путешествиями больше других. Несмотря на то что родители покидают птенцов за месяц до того, как те встанут на крыло, молодняк совершает перелет в 24 000 километров – вероятно, самую длинную сезонную миграцию в мире, – и все это едва научившись летать. Молодые буревестники направляются через Тихий океан к берегам Японии, проводят лето на Аляске и в Беринговом море, затем летят вдоль западного побережья Северной Америки. Там, где Тихий океан шире всего, они берут курс на запад, пересекают его и устремляются к Новой Зеландии, на тот же остров, с которого улетели. Это долгое путешествие, которое включает в себя сложные смены направлений и пересечение экватора, они совершают без помощи старших, опытных птиц. Если вы отправляетесь куда-то в сопровождении родителей, то вам вряд ли понадобится навигационная система. Но самостоятельный полет, как у серых буревестников, потребует от вас гораздо большего.
Из экспериментов нам известно, что у перелетных певчих птиц есть два компаса: магнитный и небесный. Вероятно, у морских птиц они тоже имеются, но до сих пор слишком мало изучены, потому что содержать таких птиц в неволе не менее сложно, чем проводить эксперименты в естественной среде. Впрочем, большую часть того, что мы знаем о певчих птицах, вполне можно отнести и к морским. Их небесный и магнитный компасы совсем не то, что вы могли себе представить. Говоря о небесном компасе, мы имеем в виду присущее птицам с рождения свойство наблюдать за вращающимися светлыми точками в ночном небе и при перелете придерживаться направления от центра вращения – от полюса. Другими словами, они впервые совершают миграцию, ориентируясь по точке вращения звездного неба относительно полюсов Земли. Во время первого перелета они знакомятся с созвездиями, а изучив звездную карту, всего по нескольким звездам могут экстраполировать точку вращения, даже если она затянута облаками.
Магнитный компас птиц еще более удивителен. Спустя не один десяток лет изучения мы до сих пор не понимаем механизм, благодаря которому птицы воспринимают магнитные поля и ориентируются по ним. Мы знаем об этом, потому что эксперименты ясно показывают, что смена магнитного поля в условиях лаборатории заставляет диких птиц, выловленных во время миграции, изменить направление движения. Но обнаружить у них орган, отвечающий за это, так и не удалось. В организме многих животных, в том числе и птиц, присутствует магнетит. У некоторых видов рыб этот минерал содержится в носовой полости рядом с нервными окончаниями, в непосредственной близости от мозга, поэтому есть серьезные основания полагать, что эти рыбы перемещаются по компасу, очень похожему на те, какие используются на кораблях и в самолетах. Но у птиц магнетит обычно находят в костях, вдалеке от нервной ткани или мозга, – совсем не там, где ожидаешь обнаружить его, если он задействован в навигации. Кроме того, в организме неперелетных птиц это вещество тоже присутствует, и уж они-то вряд ли используют его для определения направления. Вдобавок птицы ориентируются по магнитному наклонению, а не по полюсам. Следовательно, в районе экватора они не могут определить, где юг, а где север. Способность ориентироваться по магнитному полю всего лишь помогает им понять, летят ли они от полюса или же, наоборот, к нему. Вблизи экватора, где механические компасы работают безотказно, птица утрачивает эту способность: она не чувствует полюсов магнитного поля. (Птицы, маршрут миграции которых пролегает через экватор, судя по всему, переключаются на небесную навигацию, используя для этого солнце и звезды, пока не смогут вновь ориентироваться по магнитному полю.) Если бы они действительно определяли направление при помощи магнетита,