– Работая с животными, я старался сохранять невозмутимость, – говорит Рэй. – Но было по-настоящему горько, когда мы нашли четырехгодовалого тюленя, который утонул, запутавшись в сетях, и виной всему беспечность людей, живущих где-нибудь на другом конце света.
Тем не менее, добавляет Рэй, ему доставляет радость видеть результаты работы и знать, что он помогает животным.
Несмотря на риск встретиться с тигровой акулой, мы с Рассом заходим в воду, чтобы совершить небольшую подводную прогулку. (Внутренний голос нашептывает мне: у нас гораздо больше шансов попасть под машину по возвращении домой, чем пострадать от акулы; раз уж автомобилей здесь нет, почему бы не испытать судьбу.) Как бы то ни было, я хочу полюбоваться рифом и рыбами, а заодно увидеть своими глазами сети, о которых рассказывал Рэй.
Мы планируем поплавать в свое удовольствие. Лишь бы нас не съели, пока мы знакомимся с подводным миром. Наша цель настолько проста, что успех (или неудача) будет очевиден сразу. Взяв ласты и маски, мы решаем отплыть от берега метров на сто, обогнуть едва поднимающийся над водой вулканический риф и вернуться назад через проем в нем. Вся дистанция от начала до конца составляет не больше километра.
Мы заходим в воду, надеваем ласты и размеренно плывем в сторону моря. Дно медленно ускользает из-под нас. На белом песке – черные вкрапления вулканических пород. То тут, то там растут всевозможные кораллы. В 1896 году Гуго Шауинсланд писал: «Среди кораллов плавают рыбы самых диковинных форм и изумительных расцветок… Особое удовольствие взору дарит их яркая окраска, подобная той, какую встретишь разве что у цветов да бабочек».
Плавающие цветы, подводные бабочки. На глаза попадается большая стая полосатых хирургов (Acanthurus triostegus), беспрепятственно снующих в своих черно-белых арестантских робах, и косяк черных мелихтов (Melichthys niger) с очерченным тонкой бледно-голубой линией силуэтом. Знатоком рифовых рыб меня не назовешь – я в их мире впервые, а вот Расс, который прожил на острове пять месяцев, успел как следует изучить морскую фауну и теперь знает в ней толк. Чтобы мне легче было во всем разобраться, мы то и дело выныриваем и делимся наблюдениями. Для такой недолгой экскурсии список увиденного получается внушительный. Мы встречаем коренного обитателя этих мест – гавайского губана-чистильщика (Labroides dimidiatus), на крошечном тельце которого нашлось место и желтому, и синему, и черному, и фиолетовому. (Этот эндемичный вид водится только в водах архипелага.) Мы замечаем несколько по-рождественски нарядных красно-зеленых губанов (Thalassoma trilobatum) и серого кифоза (Kyphosus bigbbus), которого на Гавайях называют Nenue. Вот крапчатая самка двузубого губана (Anampses cuvier); самкой она будет только в молодости – с возрастом и пол, и окраска изменятся, как это случается у губанов и некоторых других рыб. Вот желтый с угольным пятнышком малек бодиана (Bodianus albotaeniatus) и полосатый корис (Coris flavovittata), или Hilu по-гавайски. Местная легенда рассказывает о двух богах, родных братьях, которые превратились в корисов. Когда рыбаки поймали одного из них и стали жарить его на костре, второй принял человеческий облик, чтобы спасти брата, и выпустил его обратно в море, но на боках у рыбки остались темные следы ожогов; теперь они – отличительная черта всего вида. Гавайское слово hilu означает «послушный» – беременные женщины ели эту рыбу, чтобы родить спокойного, тихого ребенка. Мы останавливаемся, чтобы полюбоваться небольшой стайкой лазоревых клюворылов (Gomphosus varius), получивших такое название из-за смешного, похожего на птичий клюв рыла. То и дело на глаза попадаются новые представители семейства губановых: здесь и бирюзовая пурпурная талассома (Thalassoma purpureum) с узором из розовых продольных линий на боках, и множество гавайских талассом (Thalassoma duperrey), и cтетоюлисы (Stetojulius balteata) с четкой оранжевой полоской на боку, и чернохвостый губан (Thalassoma ballieui) – последние три вида обитают исключительно в районе Гавайских островов. Мы наблюдаем за каролинскими рыбами-попугаями (Calatomus carolinus), и, судя по крупным размерам и красным лучикам вокруг глаз, это самцы. В большинстве своем рыбы семейства попугаевых с возрастом превращаются из самок в самцов, при этом их окраска меняется кардинально – с нежных юношеских на неброские оттенки женских особей, а потом на эффектные цвета самцов; некоторые виды и вовсе появляются на свет двуполыми. Рядом кружат рыбы-попугаи всевозможных расцветок – оранжево-бирюзовые (разноцветная рыба-попугай, Chlorurus sordidus), охристо-синеватые (очковая рыба-попугай, Chlorurus perspicillatus) и коричневато-зеленые (обыкновенная рыба-попугай, Scarus psittakus), – у всех зубы срощены в пластинку, будто птичий клюв. В былые времена по поведению рыб-попугаев моряки судили о верности оставленных дома жен: если рыбки резвятся, значит, супруга ведет себя легкомысленно, ну а если вдруг прижались носами друг к другу, сомнений нет – флиртует. Встречаем рогатых занклов (Zanclus cornutus), которых легко узнать по широким желтым и черным полосам и изысканному струящемуся спинному плавнику. А вдобавок к ним – желтых зебрасом (Zebrasoma flavescens), желтоглазых ктенохетов (Ctenochaetus strigosus), оливковых хирургов (Acanthurus olivaceus) и других хирургов с белой полоской вдоль жаберной крышки (белогрудая рыба-хирург, Acanthurus leucopareius). Эти мирные рыбки с плавными очертаниями питаются растительной пищей, но каждая из них прячет у основания хвоста пару острых скальпелей. Мимо проплывают однорогая рыба-носорог (Naso unicornis) и оранжевошипый носач (Naso lituratus): первая щеголяет своим мифическим рогом, а второго украшают грациозные ниточки хвостового плавника и ярко-оранжевые сигнальные пятнышки в тех местах, где расположены четыре острые иглы. Замечаю притаившегося в расселине белопятнистого кантерина (Cantherhines dumerilli) и несколько длинных серебристых обыкновенных аргал (Playtybelone argalus), которые держатся близко к рябому, волнистому дну. Повсюду носятся многочисленные стайки причудливо окрашенных рыб-бабочек: в ярко-оранжевую полоску (разукрашенная рыба-бабочка, Chaetodon ornatissimus), с геометрическим орнаментом (клинополосая рыба-бабочка, Chaetodon auriga), с черным каплевидным пятнышком на боку (однопятнистая рыба-бабочка, Chaetodon unimaculatus), с нежно-голубыми линиями (синеполосая рыба-бабочка, Chaetodon fremblii) и в мелкий черный горошек (крапчатая рыба-бабочка, Chaetodon miliaris); два последних вида – эндемики Гавайев. Под нами пятнистобокая (Parapeneus pleurostigma) и многополосые (Parapeneus multifasciatus) барабульки изучают дно своими необычными, похожими на пальцы бородками.
Бок о бок со мной плывет синеперый каранкс (Caranx melampygus), чье гавайское название звучит как Omilu. Спинка этой красивой рыбы отливает зеленым, глаза янтарные, брюшко серебристое, а дополняют все это плавники: металлически-голубые у основания, к краям они постепенно приобретают глубокий оттенок индиго. От боков к хвостовой ножке идет выпуклая золотисто-зеленая боковая линия. В россыпи покрывающих все тело мелких, похожих на веснушки пятнышек сверху чаще встречаются синие, а внизу – черные. Грудные плавники оканчиваются длинным, повторяющим форму тела лучом. Синий волан плавника пробегает по всей поверхности спинки, от головы до хвоста, а потом по брюшку обратно к голове. Вот оно – самое обыкновенное чудо.
Этого захватывающего подводного представления вполне достаточно, чтобы вы и думать забыли о тигровых акулах. Но их близкие родственницы притаились неподалеку. На глубине примерно пяти метров, в мягком сумраке образованной лавой пещеры мирно дремлют несколько рифовых акул (Triaenodon obesus). Обычно эти сухопарые рыбы с веретенообразным телом довольно пугливы, но те, что встретились нам, выглядят вполне упитанными и гладкими – и раздраженными. Мы ныряем, чтобы получше рассмотреть их, а они поднимаются нам навстречу, точно хотят продемонстрировать, как досаждает им наше присутствие. В полосах света их кожа сияет, будто нейлоновая, и мы отплываем, вняв предупреждению.
Увидев акул, мы моментально забываем о настоящих опасностях рифа – брошенных снастях, из-за которых и затеяли экскурсию. Команда Рэя проделала здесь хорошую работу, но следы того, с чем им пришлось столкнуться, сохранились до сих пор. Через каждые 50 метров натыкаешься на остатки очередной сети, которую они удалили отсюда. Теперь о них напоминают лежащие на дне обрезки веревок, куски лески, торчащие из разросшихся кораллов, и мотки синтетических сетей, которые настолько крепко сидят в песке, что сдвинуть их с места невозможно. Я даже не пытаюсь вытянуть какой-нибудь канат или веревку. Не очень-то хочется схватиться за снасть со скрывающимся на ней крючком, когда ныряешь без акваланга и ножа.
Однако, несмотря на всю нашу осторожность, мы совершили серьезную ошибку, потому что не учли скорость течения в проеме между рифами, через который планируем вернуться. Длинная спокойная отмель осталась позади, и теперь мы плывем обратно. По мере нашего приближения к этому участку пути встречный поток набирает силу, и вот уже Рассу едва удается двигаться вперед, а мне – просто оставаться на месте. Набегающие с океана волны разбиваются о близлежащий риф, пресекая любые попытки проплыть над расположенными близко к поверхности камнями – мы разобьемся о них. У нас вряд ли хватит сил вернуться тем же путем, каким мы попали сюда. У меня начинается одышка – опасный признак. Каждый раз втягивая воздух через трубку, я отчетливо слышу, как быстро колотится сердце. Вдруг одна за другой накатывают две необычайно высокие волны, и мы стараемся воспользоваться их нарастающей силой, что есть мочи молотя по воде руками и ногами, чтобы преодолеть встречный поток. Это срабатывает: нас проталкивает в узкий проем, и мы наконец-то добираемся до острова.