д воду, леска натягивается до предела и начинает скользить прочь. И снова катушка остается пустой, так что нам потребуется приложить усилия, чтобы смотать толстую леску. Эта рыба требует к себе внимания. Мы достаем из воды все остальные снасти и даем задний ход. Я медленно вращаю ручку катушки.
– Давай же, Карл, поднажми! – подгоняет меня с мостика капитан Вулф.
Я начинаю сматывать леску быстрее, стараясь успеть за скоростью судна. Дэйв заправляет ее в подъемник, но рыба сопротивляется изо всех сил. Несмотря на гидравлическую лебедку, работа идет очень медленно.
– Акула! – кричит вдруг Дэйв.
Желтоватая галапагосская акула – на мой взгляд, она весит килограммов сто, но Дэйв считает, что больше, – хватает тунца и заглатывает его с такой жадностью, что сама оказывается на крючке. После этого она штопором уходит вниз, и конец удилища резко дергается, изгибаясь дугой в направлении ее движения. Мы поднимаем ее к поверхности. К нам подплывает еще одна мощная акула.
– К нам приплыла акула, которая хочет съесть акулу, – говорит Майк.
Я не совсем уверен насчет намерений второй акулы, но, быть может, он прав. Неожиданно первая акула дергается с такой силой, что вертлюжок, который крепит поводок к леске, не выдерживает, и хищница вырывается на свободу.
Полторы минуты спустя тунцы вновь наносят нам двойной удар. Первая рыба серьезно пострадала от акульих зубов. Дэйв решает не тратить зря метку и предлагает считать ее нашим уловом. Ее вес около 50 килограммов, и Дэйв говорит, что ей примерно четыре года.
– Просто не верится, что они так быстро растут, – говорит Нэнси. – Так грустно смотреть, как их достают из океана!
Внушительный косяк тунцов движется метрах в пятидесяти по левому борту, по правую руку от нас. Вулф резко разворачивает катер им навстречу. Рыба, которую мы оставили себе, все еще выбивает барабанную дробь немеющим хвостом.
– Смотри, как тускнеет ее радужная окраска, когда она умирает, – замечает Нэнси.
Тунец судорожно выдыхает и срыгивает кальмара и летучую рыбу. Как хорошо, что он не умеет кричать! Подходит Дэйв с багром в руках и наносит рыбе колющий удар в голову. Она вздрагивает всем своим серебристым телом и обмякает.
– Мертвой она похожа на настоящее произведение искусства, – ошарашенно шепчет мне Нэнси.
– У них такой вид, будто они умирают с улыбкой, – говорит Вулф.
– К счастью для нас, – отвечает ему Нэнси.
На корме все смешалось: кровь, снасти, приманки. Нам не мешало бы быть поаккуратнее. Акула сильно повредила своей шершавой кожей леску, на которую попалась. Поэтому Дэйв отрезает от нее несколько метров и перевязывает поводок. А мне удается улучить минутку, чтобы перенести тунца на лед, ополоснуть из шланга палубу, осмотреться и понять, чем заняты птицы. У воды глубокий чистый цвет индиго. Легкий ветерок гонит белые барашки пены, но волн нет и в помине.
Живность в этих местах водится крупная. Прежде чем мы вновь приступим к своему занятию, я снимаю с себя куртку и остаюсь в одной футболке. Но даже так я весь обливаюсь потом: едва солнце встает, начинается невыносимое пекло.
– Ну и жара! А ведь еще только раннее утро! – говорит Нэнси, оглядываясь по сторонам.
Крупный ваху (Acanthocybium solandri) хватает нашу приманку. Ваху – близкий родственник тунца – возможно, самая быстрая рыба в океане. Тот, что попался нам, дергает леску с таким неистовством, что никаких сомнений в справедливости такой репутации не остается. Он выглядит внушительно – около полутора метров в длину и примерно 30 килограммов веса, и чем ближе он к нам, тем отчетливей мы видим его серебристое брюшко и темную спинку, похожие на тигриные бока с широкими неровными зеленоватыми полосами на бледно-голубом фоне. Потрясающее зрелище! Эта рыба будто расписное копье. Тело ваху – само воплощение скорости и меткости. Он похож на барракуду даже больше, чем сама барракуда, – это сверхбарракуда. У него много зубов, мало терпения и такой грозный вид, что Нэнси в один прыжок, точно балерина, отскакивает в дальний угол еще до того, как мы поднимаем его на борт. Вслед за грациозным движением Нэнси дает волю эмоциям и бросает крепкое словцо.
– Отличный Ono, – кричит с капитанского мостика Вулф, называя рыбу на гавайский манер.
Нэнси, которая не скрывает своего страха перед ваху, тут же подхватывает данное гавайцами имя и называет рыбу не иначе как «оно». Она никогда раньше не видела ничего подобного и теперь пребывает в благоговейном ужасе.
– Меня такие рыбы пугают, – нервно посмеиваясь, признается она.
Она говорит, что все они похожи на орудия войны: ваху – на копья, тунцы – на торпеды, акулы – на ракеты с тепловым наведением. Уже многие тысячелетия здесь ежедневно происходят альтернативные битвы за Мидуэй, и все эти создания являются частью весьма изощренного арсенала.
– Какой увесистый, – пыхтит Дэйв, затаскивая ваху на палубу.
Тем временем галапагосская акула – по словам Вулфа, он никогда таких больших не видел – подплывает и проглатывает тунца, которого Майк только что подтащил к корме. Я оцениваю вес акулы в полторы сотни килограммов. Вулф уверяет, что она весит никак не меньше двухсот. Он профессиональный рыбак и поэтому, скорее всего, преувеличивает. Несомненно одно: она большая. И сейчас она у нас на крючке.
У нас уходит примерно 15 минут на то, чтобы усмирить хищницу и поднять ее на борт. У этого животного крупные габариты. Дэйв достает нож и делает на губе акулы небольшой надрез, чтобы высвободить крючок. Следя за его действиями, Нэнси вдруг вспоминает притчу о Давиде и Голиафе. После того как мы отпускаем акулу, она разворачивается и на прощанье бьет хвостом о борт катера.
– Ух ты! – восхищается Дэйв, округлив глаза от удивления.
Когда очередная акула проглатывает еще одного тунца, мне становится не по себе. Я вовсе не имею ничего против акул, но лучше бы они самостоятельно добывали рыбу для собственного морального, психологического и душевного благополучия. И для нашего тоже. Мы решаем переместиться на другую сторону подводной гряды. Я побывал в трех океанах, сотни раз ловил тунца и видел, как это делают другие, но до сегодняшнего дня я могу вспомнить только два случая, когда акула срывала рыбу с крючка. Крупные акулы, которых теперь редко где встретишь, водятся здесь в таком изобилии, что нам приходится удирать от них. И мне это нравится.
Итано говорит, что в этом месте нам все равно не выловить нужного количества. Если верить ему, лов идет слишком медленно.
Признаться честно, я с ним не согласен: тунцов здесь так много и конкуренция между ними такая жесткая, что они клюют на все подряд без разбора. В других местах рыбаки стараются использовать тонкую леску, чтобы не спугнуть осторожного и редкого тунца, а наш прочный шнур, да еще привязанный к блестящей толстой проволоке, не заметить просто невозможно. Но у рыб, похоже, времени на раздумья нет. Если они будут мешкать, то их обед достанется кому-нибудь другому.
Пока мы меняем диспозицию, Дэйв вручает каждому из нас китайские палочки и открывает большую полиэтиленовую упаковку сырой рыбы, замаринованной в соке лайма. Мы по очереди подцепляем оттуда аппетитные кусочки и одобрительно киваем.
Мы направляемся к северной оконечности подводной возвышенности и вновь буксируем за собой приманку.
Что интересно: рыба здесь намного крупнее. Два первых желтоперых тунца – примерно по 50 килограммов каждый – обрушиваются на приманки одновременно, как олимпийские чемпионы по синхронному плаванию. Тот, что попался на донку, срывается с крючка у самого борта. Второй долго сопротивляется, а потом вдруг резко останавливается. И хотя леска по прежнему остается натянутой, мы подозреваем, что рыбу кто-то схватил, и оказываемся правы. Из воды мы достаем ее уже мертвой. Средняя часть туловища сильно повреждена, огромные укусы обнажили слои мышц, похожие на красные годичные кольца деревьев.
Еще один желтоперый тунец такого же размера стрелой подлетает к приманке и хватает ее, а после пускается в обратный марафон на крючке. Как быстро охотник сам становится жертвой: его отчаянные попытки высвободиться привлекают акул.
Вулф срезает все мясо с атакованных акулами тунцов. Его получается довольно много, и оно не пропадет. Но меня беспокоит, что наше присутствие разрушительно действует на жизнь этих существ. Должно быть, рыбак во мне дал слабину. Не знаю, стоит ли этому радоваться.
– Пора бы нам уже приступить к делу, – говорит Дэйв.
Смотреть на крупную рыбу одно удовольствие, но для проекта Дэйва лучше подойдут многочисленные стайки мелких тунцов. А самое главное: без живой рыбы нам не обойтись.
Поскольку мы целых пять минут ждем следующей поклевки, Дэйв опять жалуется, что рыбалка сегодня не задалась. Мне же, наоборот, кажется, что нам сопутствует удача, и я использую короткую передышку, чтобы понаблюдать за птицами. Мне не понятно, почему альбатросы тратят столько энергии на путь сюда, непохоже, что они тут кормятся. А впрочем, полет отнимает у них не больше сил, чем высиживание птенцов. Возможно, они учуяли запах пищи и просто ждут темноты. Хотелось бы мне остаться здесь подольше, чтобы выяснить это.
В девять часов утра рыба идет с интервалом в пять минут, и вся она крупная. Нам снова попадается ваху – Ono, «оно», и, когда Вулф хватается за крепление поводка, рыба дергает с такой силой, что металлическая застежка ломается и рассекает ему руку. Рыба уходит под воду, утаскивая за собой приманку.
К десяти утра мы благополучно пометили и отпустили около 20 рыб, среди которых немало довольно крупных. Там, откуда я приехал, еще живы воспоминания об исключительных уловах, но сейчас ничего подобного ждать уже не приходится. Дэйв недоволен. Он говорит, что рыба нас обыграла. Часть тунцов сорвалась с крючка, часть улизнула, а кого-то съели акулы. В целом мы не смогли пометить и измерить примерно половину попавшейся на крючок рыбы. И это самое неприятное.
Метровая акула-молот (