Все это, конечно, верно, но очень скоро мы вновь убеждаемся в том, как трудна порой бывает жизнь. На тротуаре лежит большой птенец альбатроса, и, судя по его неловкой позе, он мертв. Вдалеке показывается Мрачный жнец, зубья его вил посверкивают на безжалостном солнце. Минуя птицу, будто моторизированный мираж, он бросает на нее едва заметный взгляд. Я ждал было, что он подцепит мертвого птенца и отправит в свою тележку к другим таким же. Но Мрачный жнец – профессионал, который не хуже стервятника различает смерть. Он знает, когда нужно слезть с тракторка, а когда – проявить терпение. И я почти уверен, что, когда мы проходим мимо, несчастный птенец испускает дух.
На пути к дому мы наблюдаем за тем, как один из взрослых победителей лотереи жизни – гладкий темноспинный альбатрос – скользит низко над пожарным гидрантом на своих двухметровых крыльях. Возможно, он летел много дней подряд, чтобы попасть сюда. Его неожиданное прибытие из ниоткуда – значимое событие для птенца, чье существование теперь полностью зависит от того, покормят ли его вовремя.
Взрослая птица приземляется на газон рядом с мостовой. Впервые за долгое время она сворачивает темные крылья поверх белоснежной спины. За последние, быть может, пару недель ее лапы не касались твердой поверхности, а ноги не держали вес тела. Она окидывает остров взглядом красивых темных глаз из-под дымчато-серой маски, потом издает скрипучее, как петли калитки, «ке-ке-ке». Птенец тут же отзывается криком. Но она знает: это голос чужого ребенка, и продолжает идти дальше, раскачиваясь из стороны в сторону. По дороге другой птенец окликает ее, надеясь выманить у нее ценный груз для своего нестерпимо пустого желудка. Что думает и чувствует в ожидании своих родителей отчаянно изголодавшийся малыш, когда видит рядом всех этих больших альбатросов? Один за другим еще пять птенцов начинают призывно пищать, пока она продолжает свой путь. Но каждому птенцу, который решил по глупости или из-за голода ринуться к ней, она даст резкий отпор своим крючковатым клювом. Каждому, кроме одного.
Птица направилась было к последнему из череды оголодавших претендентов. Но в последний момент поменяла направление. (Может, голос показался ей знакомым, а запах был не тот?) Еще один птенец – на этот раз намного более развитый – бежит к ней через дорогу, подпрыгивая и хлопая крыльями. Но и его птица игнорирует.
Наша птица преодолевает еще примерно 30 метров и пересекает улицу. Зачем она это сделала? А затем, что ее птенец только что позвал ее оттуда. И на этот раз она отвечает ему мягким, будничным тоном, в котором слышатся нотки радости и живого участия. Она шагает прямо к своему ребенку.
Мать и дитя встречаются и приветствуют друг друга, теперь сомнений нет: это ее малыш. Люди часто с недоверием относятся к умению морских птиц различать друг друга среди тысяч себе подобных. Но давайте отдадим им должное. Мы узнаем голоса по телефону. Мы узнаем друг друга среди жителей густонаселенных городов. И при этом обходимся без обоняния, которое так хорошо развито у остальных млекопитающих и у альбатросов. Поскольку способность отличать своего ребенка, родителя или партнера напрямую связана с вопросом жизни и смерти, животные давным-давно развили у себя это умение. Мы всего лишь унаследовали навык от наших древних предков. Но, отгородившись глухой стеной от своей большой семьи, мы зачастую не ценим заслуг других животных и не торопимся признавать их когнитивные способности. Закрывая глаза на очевидное родство с другими живыми существами, мы осыпаем себя похвалами за якобы «уникальные» способности, которые достались нам от пчел и птиц.
Попискивающий птенец начинает c нетерпением пощипывать клюв взрослой птицы, громко стуча о него своим подклювьем. Кажется, его жадная агрессия несколько обескураживает мать, и она делает попытку увернуться от нападок. Но малыш продолжает атаковать, и непременная предобеденная прелюдия, как обычно, стимулирует ее начать извлекать из себя доставленный груз. Птица наклоняется вперед, вытягивает шею и срыгивает. Птенец в неожиданно бешеном нетерпении просовывает свой клювик подальше в открытый зев матери, отчего та раскрывает его все сильнее и сильнее.
Нэнси отмечает, что их взаимодействие столь интенсивно, что напоминает страстный акт любви.
Взрослая птица с промежутками выталкивает из себя несколько комков вязкой пищи: наполовину переваренного кальмара и сиреневатую рыбью икру, которые птенец тут же проглатывает. Потом они делают передышку. Конечно, это не Амелия, но у нее все происходит точно так же. Немного погодя птенец вновь требует пищи. Птица изгибает шею и делает попытку срыгнуть. Ничего не выходит. Она снова пытается.
– Ей что-то мешает? – шепчем мы.
Из горла птицы медленно появляется кончик – только самый кончик – зеленой зубной щетки. Зрелище настолько ирреальное, настолько дисгармонирующее со всем окружающим, настолько неуместное, что мой мозг отказывается верить глазам: «Неужели это действительно зубная щетка?» Нэнси тоже растерянно, с недоверием смотрит на происходящее. Охваченный яростным приступом голода птенец ничего не замечает и продолжает давить на нее.
Птица не может вытолкнуть прямую щетку наружу, когда ее шея изогнута. Она вновь проглатывает ее и несколько раз повторяет попытку вытолкнуть ее из себя. Но ей так и не удается этого сделать. Мы с Нэнси с болью смотрим на происходящее. Одно дело, когда обнаруживаешь пластиковый мусор под ногами и догадываешься, что его сюда принесли птицы, и совсем другое – когда смотришь, как страдает птица, как прерывается жизненно важное взаимодействие матери и дитяти. Я в жизни не видел ничего мучительнее этого. Родитель-альбатрос делает последнюю попытку срыгнуть и с застрявшей внутри щеткой шагает прочь от птенца.
В мире, который сформировал альбатросов, океан всегда снабжал их только пищей, а родители кормили птенцов только едой. Именно через заботу родителя об отпрыске обеспечивается непрерывность самой жизни. Мусор и химикаты, которые теперь вклиниваются в этот сокровенный процесс, говорят о том, что наш мир истерзан, все вышло из-под контроля и его базовые ценности повержены.
Главное, о чем сообщает нам этот альбатрос: каждый водоем на планете – намеренно или случайно – подчинен культуре всеобщего потребления. Какую бы точку на карте вы ни выбрали: полярные воды, солнечные коралловые рифы, отдаленный лазурный атолл, – любое из этих мест вместе со всеми его обитателями связано с нами.
Многие из этих альбатросов уже давно парили над океанскими просторами к тому времени, когда я с мамой за руку впервые отправился в детский сад. Многие уже кормили своих птенцов, когда мне рассказывали сказки о бескрайних океанах, которые смогут прокормить человечество после того, как мы исчерпаем земные ресурсы. Многие из этих птиц успели облететь и изучить моря еще до того, как их заполнили крышечки от пластиковых бутылок и зажигалки, до того, как в воду погрузились дрифтерные сети, до того, как суда с многокилометровыми ярусами вонзили в их кормовые территории сотни миллионов манящих крючков.
Чтобы и дальше жить в непосредственном соседстве с разнообразными существами, которые привыкли к совсем иному миру, – на всем протяжении их жизни и вашей, – важно осознать, как внезапно мы изменили даже самые отдаленные места на планете. В отличие от вырубленных лесов и урбанизированных территорий, где перемены замечаешь мгновенно, океан все так же катит свои волны. Но как только послание нашего альбатроса доберется до вас, обманчивое постоянство океанской поверхности больше не будет вводить вас в заблуждение. Как только вы увидите и почувствуете несоответствие между обычными ожиданиями животных и тем, что они теперь получают, – когда вы снова и снова убедитесь, что привычки и навыки, которые раньше помогали им выживать, теперь часто оборачиваются против них, – вам покажется, что мир полыхает в огне.
После того как я увидел застрявшую в горле у альбатроса щетку, мой взгляд на мир перевернулся. В моем представлении цивилизация теперь не ограничивается береговыми линиями или биологическими видами. Теперь для этого слишком мало места. Наша цивилизация вобрала в себя и альбатросов, и других существ. Это накладывает на нас определенные моральные обязательства. К счастью, эти обязательства взывают к самым благородным человеческим качествам: эмпатии, дальновидности, состраданию и душевной щедрости. В конечности бытия следует видеть не только ограничение, но и потенциал, и возможность сделать мир лучше.
В океанах «меньше» на самом деле означает «больше»: меньше мусора, разрушений среды, загрязнений, атмосферных возмущений и чрезмерного лова означает больше жизни, материального и общего благополучия для всех нас – человечества и других существ – на годы вперед. В прилив все лодки оказываются на плаву. Сокращение ресурсов создает трудности для всех. Океан делает нашу планету обитаемой, и обширные, многогранные его богатства объединяют биологические, климатологические, эстетические, продовольственные, духовные и этические сферы. Птицы и моря нужны нам куда больше, чем мы им. Нам необходима та жизнь, стабильность и окружение, которые они нам обеспечивают. Поймем ли мы когда-нибудь, что умеренность позволит нам собрать богатый урожай?
Ничто не могло подготовить альбатросов к тем переменам, которые произошли молниеносно за долгую жизнь одного поколения. Наши визитные карточки циркулируют во всех живых существах в воде и в небе. В самых дальних краях широких-прешироких морей каждая птица, рыба, млекопитающее и черепаха на клеточном уровне несет в себе клеймо нашей химической промышленности. Даже на организмах антарктических пингвинов, которые никогда не подозревали, что на Земле так много людей, лежит отпечаток человеческой деятельности. Некоторые полярные медведи в Арктике страдают от такого отклонения, как одновременное наличие мужских и женских половых органов – результат воздействия гормоноподобных загрязнителей, которые еще в утробе поступили к ним от нас через пищу матери-медведицы.