Но они не единственные, кого стоит пожалеть. Мало кто из ученых сомневается в том, что токсины и химические вещества, нарушающие работу эндокринной системы, являются причиной множественных гормональных и репродуктивных проблем у людей. Так, в США всего за 20 лет, с 1970 по 1990 год, на 400 % увеличилось число случаев внематочной беременности, в два раза чаще стали встречаться отклонения в развитии яичек, выросла заболеваемость раком груди, сократились показатели подвижности и количества сперматозоидов, участилось рождение детей со сниженными показателями веса. Поэтому на заре XXI века 121 государство торжественно подписало соглашение о прекращении использования «грязной дюжины» самых стойких и сильнодействующих токсичных веществ, которые даже в низких дозах способны вызывать онкологические заболевания и, как показали опыты на животных, наносить вред репродуктивной, нервной и иммунной системе. Список включает в себя пестициды ДДТ, альдрин, хлордан, дильдрин, эндрин, гептахлор, гексахлорбензол, мирекс, токсафен, а также ПХД, фуран и диоксины. Многие из этих веществ уже запрещены в США и некоторых других странах, но по-прежнему применяются в Латинской Америке, Африке, Индии, Китае и т. д. И хотя некоторые ученые сомневаются в существовании серьезной угрозы для человечества, но разве кто-нибудь останется доволен тем, что оказался невольным участником нового эксперимента? Точно так же как мама-альбатрос, которая приносит своему птенцу зажигалки и зубные щетки, человеческая мать не обладает достаточным эволюционным опытом, а значит, не замечает и не избегает пестицидов, пищевых добавок, гормонов, гормоноподобных веществ, антибиотиков, ПАУ (полиароматических углеродов), СОЗ и других безвкусных аббревиатур, которые обозначают разного рода неприятности и шлют сигнал бедствия миру, изменившемуся под воздействием современного производства и неорганического сельского хозяйства. Как зубные щетки – только не так явно, – этот опасный суп переходит от матери к ребенку. Прикладывая к груди чистую, едва начавшуюся жизнь, женщина вливает в нее побочные продукты индустрии. Так же как у морских птиц, многое из того, что оказывает на нас влияние, проникает в нашу жизнь незамеченным. Для этого альбатрос и рассказывает нам, как сильно меняется мир и как мало различий существует между нами – а еще о том, что значит жить одной большой семьей в сети времени и событий, которая опутывает нас всех.
Четыре столетия назад Джон Донн утверждал: «Нет человека, который был бы как остров, сам по себе». Донн изменил наше самовосприятие, вписав индивида в структуру общества. Спустя 400 лет альбатрос с Мидуэя развил эту мысль. Не только человек, но и любой из островов теперь не может быть островом. Альбатросы населяют всего несколько островов. Люди – только один: сине-белую сферу из вулканического материала, заключенную в мыльный пузырь, который плывет по величественному темному морю Вселенной.
Сильный ветер и то и дело начинающийся дождь заставляют альбатросов взмахивать, взмахивать, взмахивать крыльями. Некоторые из них готовятся покинуть остров, и мы тоже. Всем нам когда-нибудь придется улететь отсюда. Они напоминают нам, что где-то есть другие небеса.
Из крайности в крайность
27 мая Амелия возвращается из двухнедельного полета, за время которого она преодолела около 4300 километров. По продолжительности, расстоянию и маршруту это путешествие точь-в-точь копирует предыдущее. За весь год это единственный случай, когда ее путь повторяется. Сначала она помчалась напрямую к южному краю субарктической зоны и за каких-то пару дней добралась до нее. Здесь резко сбросила скорость и продолжала полет уже в четыре раза медленнее. Она добывала пищу в смешанных водах на границе течения, медленно продвигаясь вдоль струящихся вод на восток, часто останавливаясь, петляя и задерживаясь у богатых кормом участков, как следует наедаясь, из-за чего за пять дней пролетела всего примерно 1000 километров. После этого она пустилась в долгий обратный путь, выписывая дугу над океаном.
Ее большой уже птенец словно обезумел от голода. У него начался последний решающий этап роста. Его кости крепнут. И ему необходимы питательные вещества, чтобы отрастить себе тысячи и тысячи крепких водонепроницаемых перьев, достаточно прочных, чтобы в течение последующих двух лет защищать его от воздействия солнца, соли, ветра и воды.
Птенец с такой агрессией молотит по клюву Амелии, что она решает было уйти. Но его гнев стимулирует ее к срыгиванию пищи. Птенец подставляет раскрытый клювик, дрожа от нетерпения. Наружу выходит обычное меню: кальмар, летучая рыба и в завершение струя жира – на этом запасы Амелии исчерпаны.
Несколько часов она отдыхает. В этот момент жизнь улыбается ей. Для птенца Амелии самый тревожный период давно позади. Если он переживет следующие несколько недель – а судя по всему, так и будет, – то встанет на крыло. Выпускной уже близко.
Но Амелии на нем не будет. Она будет далеко за горизонтом. Родители вынуждены делать выбор. Птенец растет за счет родителей, и рано или поздно они должны компенсировать свои расходы. К середине мая жирненькие птенцы уже весили как самцы в ноябре, когда еще только прилетели сюда гнездиться. В конце мая дети на четверть тяжелее собственных истомленных отцов. Их измотанные родители израсходовали ресурсы своих организмов. Они вложили в своих отпрысков все, и это дает о себе знать. К этому времени они растратили около 25 % веса по сравнению с тем, какими прилетели сюда в начале сезона. Их запасы почти на исходе, еще чуть-чуть, и они навсегда покинут своих детей. Пришла пора позаботиться о себе.
Очень скоро Амелия снова начнет набирать вес, пока не восстановит тот, с которым прилетела сюда откладывать яйцо. Завтра, 28 мая, она улетит с острова до следующего сезона. Она убеждена, что полностью исполнила свой родительский долг. В заботах о птенце Амелия пролетела за последние несколько месяцев около 40 000 километров – расстояние, равное длине экватора.
У птенца Амелии впереди всего одна встреча с отцом. А дальше, что бы ни случилось, он будет вынужден справляться со всем самостоятельно. С тех пор как он вылупился, его вес увеличивался более или менее равномерно, и сейчас он на пике формы. Калорийный жир из кальмаров и рыбы заполняет его, как высокооктановое топливо. Оно будет обеспечивать птенца энергией до тех пор, пока он не встанет на крыло.
После того как родители окончательно покидают остров, чтобы восстановить истощившиеся запасы собственных сил, вес птенца начнет неуклонно снижаться. Через острые приступы голода он познает суровую истину: бесплатных обедов в жизни не бывает. Это жестокий урок, за которым последует еще более жестокая реальность.
Даже по здоровым птенцам видно, как нестерпимо они голодны. Один из них пытается раздобыть себе поесть, резкими рывками дергая за перья трупик бонинского тайфунника. Но, кажется, он не обладает ни навыками, ни даже пониманием того, как разорвать плоть и добраться до скудных запасов мяса или как прижать тельце лапой, отщипывая от него куски загнутым, как у стервятника, клювом. И все же эта неумелая попытка говорит о готовности есть что угодно. Я замечаю, как один из птенцов щиплет за лапку своего умершего ровесника.
Птенец Амелии подолгу сидит в неподвижности, аккумулирует энергию и жидкость, растет на месте, словно дыня, сквозь кожу пробиваются зачатки новых перьев. Через пару недель, когда он по-настоящему начнет разрабатывать крылья, вес должен быть в норме – не слишком большой, но и не слишком низкий. Потеря веса для него – точно рассчитанное свободное падение.
Амелия пролетает около 1600 километров на север и к первым числам июня возвращается к субарктическому фронту. Поскольку теперь наш чемпион по дальним перелетам не торопится скорее накормить птенца – свою точную копию, которая одиноко сидит в гнезде, – она целую неделю кружит в радиусе 100 километров от выбранного места и думает только о еде и о себе. Для альбатроса это настоящее праздношатание. Для Амелии же это всего лишь вполне заслуженная и совершенно необходимая передышка. Ей нравится есть и чувствовать, что она набирает вес.
В сотнях километров от Амелии ее птенец покрывается красивым оперением. В надежде услышать голоса родителей он окликает каждого взрослого альбатроса, приземляющегося поблизости от его гнезда. Но в ответ получает разве что клевки.
Через несколько дней Амелия покидает банкет и углубляется на 2200 километров в западную часть Тихого океана, потом резко поворачивает на север, проносится вдоль субарктического фронта и оказывается в зоне Курильского течения. Она попадает в северные пределы Тихого океана, на территорию белых ночей, как первый цветок едва начавшейся весны, следуя за наступающим теплом на самый край мира.
В середине июня, пока Амелия, как и положено альбатросу, странствует, я возвращаюсь на остров Терн, чтобы досмотреть до конца обыкновенное чудо. Все сильно изменилось. На закате вы замечаете, что по сравнению с январем солнце отклонилось далеко на север. Когда оно гаснет в море, устремляясь куда-то к полюсу, на его фоне вырисовываются силуэты направляющихся в северные воды птиц. Вы чувствуете, что Земля не только вертится вокруг своей оси, но и вращается вокруг Солнца. Кажется, один только океан способен подарить нам это вселенское ощущение пространства. Как и положено, птицы напрочь лишают это место статичности. И все же оно полно той благодати, которая рождается из чувства времени, помноженного на красоту.
Повсюду различия, повсюду контрасты. Многообразие и переизбыток, спокойствие и грядущий ужас. Сильно подросшие птенцы масковых олуш стали такими белыми и пушистыми, что напоминают скорее кучки снега посреди тропиков или большие шары сахарной ваты – сейчас они выглядят куда крупнее своих родителей. Теперь начался сезон размножения у четырех видов буревестников и тайфунников. Повсюду – в, под, рядом и между – сидят на гнездах темные крачки. Некоторые из них еще только соби