После ужина по небу разливается лазурная синева. Вечер одаривает нас самым спокойным морем и самым красивым закатом за всю поездку. Опускаясь за горизонт, солнце окрашивает воздух в яркие цвета. Кучевые облака высятся в небе, которое постепенно набирает тон от бледно-голубого на уровне глаз до глубокого ультрамарина в зените. Подошвы облаков вновь отражают зелень лагуны, а их шапки сияют розоватыми, персиковыми и золотистыми оттенками заходящего солнца. Добавьте сюда нежно-розового фаэтона в качестве акцента. Все цвета плавно изменяются под действием заходящего солнца. Зрелище настолько завораживает, красота настолько окрыляет, что вы с удовольствием оторвались бы от земли и пролетели пару тысяч километров.
Взлетно-посадочная полоса сплошь покрыта лужами, в которых отражается небо, впитавшее из рассеявшихся облаков зеленоватые отблески лагуны, а тем временем в вышине загорается первая вечерняя звезда. Кэтрин выходит на крыльцо, широко раскидывает забинтованные, обгоревшие на солнце руки и выдыхает:
– Какое великолепие!
Утро. Штормовое предупреждение. Мы просыпаемся под шум дождя. Заря лишает нас надежды на прекрасный день, который вечер обещал нам проблеском синевы. Ветер переменил направление и пригнал вереницу туч назад. После вчерашней уборки дел почти не осталось, поэтому мы коротаем время за разговорами и поближе знакомимся друг с другом в дремотном спокойствии дня.
Кэтрин, которая окончила колледж всего две недели назад, говорит:
– Когда я отсылала свое резюме, то и представить не могла, что это так далеко. В голове крутилась одна только мысль: «Гавайи!» Уже перед самым отъездом я загрузила картинки из сети. Приятели моих родителей и те из моих друзей, кто далек от биологии, сказали: «О боже! Что ты делаешь? Ты с ума сошла!» И я подумала: «О боже! Что я делаю? Я с ума сошла!» Но как только самолет приземлился, я поняла, что все будет отлично.
Шивей Ванг, длинные черные волосы которой заплетены в две тугие китайские косы, говорит:
– Мама постоянно внушала мне всякие страхи: бывало, грозит вот так пальцем и говорит, например: «Разве ты знаешь, с кем окажешься под одной крышей? А что, если у них криминальное прошлое?»
Она хохочет чуть ли не до слез. Шивей получила степень бакалавра по химической инженерии, но быстро поняла, что не хочет целыми днями сидеть за компьютером. Она вспомнила о своем детском увлечении океаном, когда работала на кафедре химической океанографии в Вашингтонском университете.
– Я вдруг поняла, что любовь к океану вполне может перерасти в профессию. И тут же подумала: «Значит, у меня будет не только счастливая жизнь, но еще и карьера!»
После острова Терн Шивей отправится на Аляску для участия в другом проекте по изучению морских птиц. А сегодня по спутниковому телефону ей сообщили, что будущей зимой ее возьмут работать с пингвинами в Антарктике.
После нее телефон заняла Кэтрин, которая разговаривает теперь с мамой:
– Здесь так красиво! Я видела тюленей и черепах. Моя обязанность – наблюдать за птичьими гнездами. Прием.
– Замечательно! Я так за тебя рада! Тебе прислать что-нибудь? Прием.
– Разве что простенький фотоаппарат. Прием.
– Хорошо. Я сделаю. Люблю тебя. Прием.
– И я тебя тоже. Конец связи.
Тем временем Грег рассказывает нам, как случилось, что он стал снимать документальные фильмы для Национального географического общества, и говорит, что с детства увлекался подводным миром.
– Но годы учебы в колледже выбили меня из колеи, – продолжает он. – Я был убежден, что никогда не стану морским биологом. «Ни работы, ни будущего, ни денег», – пугал меня отец. Он хотел, чтобы я пошел в юристы. И я поступил на подготовительную программу по юриспруденции. Но спустя пару лет понял: к черту все! Я хочу быть морским биологом.
Поэтому Грег получил степень магистра по этой специальности. Его главным изобретением для исследования животных стала специальная камера с присоской, которой она крепится к морскому обитателю.
– Однажды я увидел, как мимо меня проплывает акула с рыбой-прилипало на боку, и меня вдруг осенило: если я спроектирую корпус камеры с присоской, как у этой рыбы, которая путешествует автостопом на боку хищницы, то мы получим доступ к неизведанному подводному миру.
Это устройство позволяет морским обитателям самостоятельно снимать фильмы о себе и дарить нам беспрецедентные кадры из их подводной жизни. Грег рассказывает, что благодаря камере они, например, с удивлением обнаружили, что местные тюлени-монахи не устраивают погоню за рыбой, а вместо этого переворачивают лежащие на дне камни и достают из песка множество угрей и осьминогов, которыми и питаются.
С тюленями-монахами и акулами связан еще один любопытный факт. В этих морях водится небольшая акула, которая ведет своеобразный паразитический образ жизни. Она нападает на крупных животных вроде тюленей, дельфинов или китов и вырывает у них сферический кусок мяса размером с ладонь, оставляя на теле круглый шрам. Эти хищницы носят название «светящиеся акулы» (Isistius). Они почти не кусают тюленей-монахов, пока те не достигнут двухлетнего возраста. Предположительно, молодые животные не заплывают так глубоко, как живут эти монстры. Тюленям требуется немало времени, чтобы развить объем легких и навыки, необходимые для погружения на глубину от 60 до 150 метров.
Тюлени-монахи чаще всего охотятся по ночам – вот для чего им такие большие глаза, – ведь именно тогда лангусты и осьминоги выбираются из своих укрытий. У них, пожалуй, самая богатая диета среди морских млекопитающих: приблизительно четыре десятка различных организмов от пелагических кальмаров до рыбы, крабов и уже упомянутых лангустов и осьминогов.
– Неожиданно мы обнаружили, что эти тюлени кормятся отнюдь не на мелководье, которое раньше считалось важнейшей для них средой обитания. Они погружаются на глубину, туда, где ведут промысел люди, – заключает Грег.
Еще до восхода я понимаю, что ливни наконец-то закончились. Для морских птиц они стали настоящим испытанием. Избежавший гибели молодняк, похоже, свыкся с такими условиями. Несмотря на мародерство фрегатов, птенцов у темных крачек выжило так много, что они перекати-полем носятся между кустами, бросаясь врассыпную, как только заметят мое приближение. В тусклом свете вся восточная половина взлетно-посадочной полосы скрылась под ковром из взрослых темных крачек – их здесь около 50 000. Еще в сумерках птицы начинают покидать остров, вырисовываясь на фоне утреннего неба. Когда первые лучи солнца озаряют небосвод, крачки продолжают взлетать в беспорядочном мелькании крыльев и оглушительном гомоне, пока не начинает казаться, что остров дымится.
Поздним утром шум крачек по-прежнему так силен, что я не слышу приближения самолета. Взбудораженная стая издает пронзительный гул. Из самолета выходят Билл Миллз, оператор National Geographic Channel, и специалисты по акулам Крис Лоу и Брэд Уэзерби. Они будут вместе работать над фильмом о тигровых акулах.
Крису Лоу 35 лет, и последние семь из них он занимается изучением гавайских акул. Худощавый и гибкий, в очках, он носит усы и эспаньолку, говорит тихо, обходителен. Крис вырос на острове Мартас-Винъярд, в семье потомственных рыбаков, чья история насчитывает около двух столетий. Дядя Криса ходил в море на последней парусной шхуне в Новой Англии. У его деда – профессионального рыболова, который не умел плавать, – и сын, и брат утонули во время промысла.
– Когда мой дед был молодым, он зарабатывал на жизнь, ловя рыбу донкой, сетями он не пользовался. Бывало, придешь с ним на пляж, он ткнет пальцем куда-нибудь и скажет: «Видишь вот тот буй? Раньше мы ловили там большущую треску». Всего в десяти километрах от берега они ловили гарпуном меч-рыбу. Сейчас все это давно в прошлом.
Выбор Криса в пользу ихтиологии стал логичным продолжением семейной традиции.
– На Мартас-Винъярд рыбалка была для детей чуть ли не единственным доступным развлечением. Потом я полюбил читать, и все это привело к тому, что я занялся наукой.
Криса заинтересовали акулы и их родственники скаты. Будучи аспирантом, он изучал электрических скатов на юге Калифорнии.
– Это потрясающие создания! Представьте себе рыбу, способную генерировать разряды напряжением пятьдесят вольт, под действием которых жертва изгибается с такой силой, что ломает себе позвоночник, – при этом сам скат остается неуязвимым для воздействия тока. Я изучал их и скажу вам: никто так до сих пор и не понял, как им это удается.
Крис добавляет, что каждый удар током недешево обходится их организму. (Скаты тоже получают большие счета за электричество.) Поэтому они рационально расходуют свои силы. Для защиты они используют слабые импульсы, чтобы отпугнуть потенциального противника. Зато, добывая пищу, отдают все свои запасы.
– И вот что еще меня удивляет, – говорит Крис, – во многих отношениях акулы и скаты похожи на других животных: они едят, спариваются и размножаются. Но в то же время они совершенно уникальны. У них есть сенсорные способности, которых нет больше ни у кого в природе. Они легко обнаруживают спрятавшихся в песке животных, распознавая слабые электрические поля, которые вырабатывают эти существа. Вероятно, некоторые акулы мигрируют, ориентируясь по слабым электрическим полям, которые возникают при трении водных масс.
Брэду Уэзерби, коллеге Криса, 39 лет. Крепкий, с коротко стриженными темными волосами, Брэд чисто выбрит. На Гавайях он работает уже десятый год и за это время получил за свое исследование докторскую степень в Гавайском университете.
– В юности, как это часто случается, акулы привлекали меня тем, что они опасны. Но с возрастом я понял, как мало они изучены по сравнению с большинством рыб. Если вы ученый, беритесь за эту тему – и быстро раздобудете огромное количество сведений, о которых до вас никто не знал. У акул прекрасно адаптированная к среде репродуктивная система, внутренняя осморегуляция и хорошо развитое сенсорное восприятие. Многие считают их примитивными, но на самом деле они достойны восхищения.