– Но только акулы вызывают первобытный страх, – с возмущением добавляет Брэд.
Из целого множества причин, по которым гибнут люди, акулы, вероятно, стоят в самом конце списка.
Крис говорит:
– Посмотрите с какой терпимостью все относятся к другим причинам смерти: к уже упомянутым вами автомобилям, например, или к оружию. Я имею в виду риски, которые мы охотно берем на себя …
– Контроль за оборотом оружия в США, – подхватывает Брэд, – это даже не обсуждается. У вас есть право носить оружие. Я читал, что от огнестрельных ранений в США ежегодно погибает около тридцати одной тысячи людей. Это огромное число. Достаточно просто выйти на улицу, собрать охапку пистолетов, и показатели смертности изменятся. С этим можно что-то сделать. Но мы и пальцем для этого не пошевелим. Сравните нас с Британией, например, где свободное ношение оружия под запретом. За прошлый год там застрелили всего сорок человек.
Учитывая разницу в численности населения, вероятность быть убитым из пистолета в США в 160 раз выше, чем в Британии.
– Даже не знаю, как они там убивают, – размышляет Брэд. – Режут, наверное, друг друга, или травят, или колотят друг друга до смерти, или еще что-нибудь такое.
Мы привыкли к разумному риску в куда более суровых обстоятельствах, чем пребывание в воде. Но крупные хищники вызывают ответную реакцию в самом древнем отделе головного мозга. Если бы мы жили среди хищников, в нас развились бы осмотрительность и уважение к ним и осторожное отношение, как к дорожному движению. Но нас пугает неизведанное: нечто, притаившееся во тьме или незаметно проплывающее внизу под нами. Нас пугает незнакомое – акулы, например. А многие дайверы, ученые и рыбаки, которые знакомы с акулами, относятся к ним иначе: признают их потенциально опасными, но понимают, что в нормальных условиях они, как правило, не представляют угрозы. Такие люди берут на себя ответственность за свои действия и знают, как избежать опасных ситуаций.
А мы тем временем начинаем чувствовать себя чересчур спокойно.
– Ждать акулу порой так утомительно, – говорит Брэд, кусая шоколадный батончик.
Крис вращает гидрофон и сосредоточенно прислушивается. Тишину нарушает лишь слабое шипение. Тогда Крис поднимается и осматривается кругом.
– Еще один орляк. И черепахи.
Нам на глаза то и дело попадаются темные силуэты черепах, заставляя всякий раз насторожиться. Они проплывают мимо, как большие зеленые автомобили. Стоит взглянуть на лагуну, как тут же замечаешь в волнах массивный панцирь, а то и несколько или же тени, которые плавно скользят под водой, будто ангелы. Самцы соперничают из-за самок и увлекают их в долгий процесс спаривания.
– Уже полдень. Наверное, мы разгневали духов, – говорит Брэд.
Брэд с Крисом объясняют мне, что гавайцы традиционно верят в духов-покровителей, которых они называют 'aumakua. Духи 'aumakua – наполовину люди, они отпрыски бога и человека, которые выбирают себе временного посредника, обычно какое-нибудь животное вроде птицы или ящерицы, и в таком обличье дают советы. Поскольку 'aumakua часто является в образе акулы, коренные гавайцы чувствуют особую связь с этими рыбами. У каждой семьи собственный 'aumakua. Мертворожденных детей считают отпрысками 'aumakua и самой женщины. Если 'aumakua находит останки, то признает ребенка своим и тот тоже становится 'aumakua. (Это похоже на несмелую попытку «оживить» ребенка.) Когда мать идет купаться в море, дитя 'aumakua может появиться в образе акулы и прильнуть к ее груди в попытке присосаться, чтобы сообщить ей о себе. Брэд и Крис рассказывают о недавно умершем гавайце, который говорил, что его прабабушка часто ходила на мелководье, чтобы кормить акул грудью.
'Aumakua могут появляться в виде акулы или другого животного, но сами по себе они бесплотны. В конце XIX века один из гавайцев объяснял репортеру: «У 'aumakua нет тела. Он приходит в том образе, который хочет видеть мать». 'Aumakua выступает в роли советника для своего рода, который почитает его как божество. Кроме того, они могут излечить болезнь, отомстить врагам, а еще приносят удачу рыбакам и оберегают их. В наши дни вера в 'aumakua нередко обретает форму духовной связи или родства с определенным видом животного, например с акулой или черепахой.
У коренного населения Гавайев было довольно противоречивое отношение к акулам: одни ловили их удавками, другие поклонялись им как родственным человеку духовным помощникам. Акулы-божества бывают kane (мужского пола) и wahine (женского пола). Акула, в которую вселился дух кого-нибудь из родственников, никогда не причинит вам вреда, и, если вы вдруг попали в беду на море, она спасет вас и, прихватив зубами, вынесет на берег в целости и сохранности. Акула, которая при жизни была мужчиной, может иметь радужную окраску, взять вас под свою защиту и опекать вас, будто родной отец. В некоторых местах жили акулы-покровители, чьи имена, историю, убежища и внешний вид хорошо знали все, кто часто посещал этот район. Забота и поклонение входили в обязанности потомственного kahu (смотрителя), эта должность передавалась из поколения в поколение. Чтобы 'aumakua окреп и стал помощником, он должен получать подношения из молитв, еды и питья, которые часто бросают прямо в воду. 'Aumakua верен своему преданному смотрителю, и почитание и взаимопомощь распространяются на всю семью служителя и передаются по наследству.
Именно поэтому коренные гавайцы подняли такой шум, когда после нападений в начале 1990-х годов раздались призывы убивать тигровых акул.
Брэд рассказывает, что муж погибшей в 1991 году женщины владел плантациями сахарного тростника и, как позже утверждали некоторые из гавайцев, акула напала на белую женщину в знак возмездия за жестокое убийство нескольких гавайцев, которое произошло на том же месте столетием ранее. Расовая напряженность на Гавайях удивительно высока. Ситуация там сложнее, чем где бы то ни было в США, а это о многом говорит, если учесть, что в Америке с расовым вопросом хуже, чем в других развитых странах.
Начинает слегка моросить, и Крису на голову садится темная крачка. Вторая садится на мою – будто для того, чтобы переждать здесь дождь. Несмотря на всю их беззаботность, им вряд ли до этого приходилось использовать человека в качестве насеста. В их мире человеческая голова – большая редкость. Подыгрывая им, мы притворяемся пьедесталами для пернатых статуй, и я осторожно протягиваю Брэду свой водонепроницаемый фотоаппарат.
– Крачки-и-и, – говорим мы с Крисом, и камера увековечивает нас в этом дурацком виде.
Мы вглядываемся в ярко-зеленую воду, надеясь увидеть темные очертания. Если верить Крису, ждать осталось недолго. Но такое ощущение, что на километры вокруг нет ни одной акулы.
Брэд сыплет в рот арахис прямо из банки. Набив рот, будто бурундук, он вдруг вскакивает с места и тычет пальцем в воду. Похоже, он пытается выговорить «акула».
Это черепаха.
Время никого не ждет, но акулы сейчас отдыхают, убивать они станут потом. Мы проплываем вдоль рифа, прислушиваясь, не раздастся ли из термоконтейнера писк.
Термоконтейнер молчит.
– Атолл оказался неожиданно большим, – говорит Крис, – и наша акула может находиться где угодно. Она может быть у скалы, у Исчезающего острова, между островами Джин, у острова Терн или у Трига…
– Единственное, где ее не может быть, так это у Акульего острова, – перебивает его Брэд. – Говорят, что туда они никогда не заплывают.
Мы опять бросаем якорь и практикуем добродетель терпения. В своем путешествии по небосводу солнце превращается из спутника в противника, который обходит нас по кругу. Ноги у Брэда становятся красными от загара. Крис прикрыл колени синей ветровкой. Я же в такую испепеляющую жару не снимаю дождевика, который защищает мои руки от солнца. На протяжении всего дня оно целует каждого из нас горячими губами. Даже для такой средиземноморской оливки, как я, палит здесь нещадно. Несмотря на крем от загара, мои руки приобрели оттенок красного дерева, а сегодня у меня сгорят еще и ноги. Я натягиваю широкий подол плаща на колени.
Мы поджариваемся на солнцепеке, а тем временем вдали по небу скользят занавесы ливней, потоки дождя тянутся от облаков, словно щупальца медуз. Скоро темная полоса дождя окутывает и нас, заслоняя собой горизонт. Шквалистые порывы ветра и ливень вызывают всплеск активности среди молодых альбатросов. Они радуются той погоде, какую мы обычно ругаем. Выстроившись на пригорке, они машут большими темными крыльями. Огромных птенцов на берегу сегодня гораздо больше. Один из них то и дело отрывается от земли. И с каждым новым прыжком он задерживается в воздухе все дольше, поднимается все выше и все увереннее ловит крыльями ветер. Он быстро учится и у нас на глазах делает успехи. Еще один альбатрос отрывается от земли, но порыв ветра опрокидывает его на спину. Он довольно долго барахтается в песке вверх тормашками с неловко вывернутыми крыльями и силится встать на ноги, подняв целое облако пыли. Наконец ему удается перевернуться. Не медля ни минуты, он снова подпрыгивает вверх.
Съемочная группа National Geographic Channel присоединяется к нам после полудня. У них на борту Шивей, которая надеется провести выходной с пользой и посмотреть на тигровых акул. Билл Миллз перебирается к нам в лодку вместе с камерой. К сожалению, нам передают еще и корзину с хорошо знакомыми всем останками птиц – команда расстается с ними без сожаления.
– А что, нельзя было найти чего-нибудь менее мертвого?
– Мы очень старались, но не смогли.
Нашу лодку накрывает запах мертвых альбатросов, которые пролежали на солнце несколько дней. По правде сказать, воняет отвратительно. Они окончательно стухли. Но само по себе разложение – процесс интересный: вопрос в том, зачем бактериям вызывать гниение, если можно просто съесть тело еще до того, как оно испортится. Вероятно, бактерии приспособились подобным образом обозначать права на свою добычу, чтобы другие животные не покушались на нее – и на них самих. Альтернативная версия: нас отталкивает запах оккупированного бактериями мяса, и поэто