В тюрьме все считают, что в том крыле, куда они поначалу поступили на работу, были самые неблагоприятные условия. И это было верно для крыла К в Стрэнджуэйс, куда поступил я. У нас были все виды заключенных, весь спектр: от жестоких убийц и тех, с кем другие крылья просто не могли справиться, до торговых представителей, отбывающих месячное наказание за разбитую машину. Из-за этого у персонала крыла К сложилась определенная репутация жестоких людей, несмотря на то, что они не были жестче или лучше экипированы, чем кто-либо другой. Парни из частного сектора говорили мне, что это похоже на Бейрут, и не ошибались, хотя, пожалуй, пока я был там, все держалось под контролем благодаря Берти и другим офицерам. И все же у меня остались очень теплые воспоминания. Мы знали, чего от нас ждут. Персонал и заключенные, которые были у нас на содержании, делали тюремную жизнь настолько нестабильной и захватывающей, насколько это возможно. Крыло К было большим, но работало как часы.
Местным заправилой был офицер Пеннингтон, один из полковых сержант-майоров старой закалки. У него были усики, он был элегантно одет и похож на Фултона Маккея[18] с английским акцентом. Вход в верхнюю тюрьму был назван в его честь – Черный ход Пеннингтона. Он очень гордился этим. Его манера выражаться была легендарна.
Однажды во дворе произошла драка, 200 заключенных на учениях и только два надзирающих за ними сотрудника. Какие-то наркотики перелетели через стену.
– Вытаскивайте дубинки! – заорал главный офицер Пеннингтон, словно генерал на коне на холме.
Так все и поступили, но ничего не могли сделать из-за смеха. В другой раз по радио раздался его голос: «Пошлите вторую волну! Нам нужно подкрепление».
Его начальником был управляющий тюрьмой. В свое время у нас их было несколько. В самом верху тюремной иерархии находится управляющий номер один – тот, у кого берут интервью по телевизору, когда что-то идет не так, – но в каждой тюрьме есть несколько менеджеров пониже рангом, которых тоже называют управляющими. В каждом тюремном крыле есть такой человек. Среди наших управляющих был и начальник учебного центра, которому я поначалу не понравился – назовем его капитан Харрикейн[19]. Но за большинство вещей отвечали три старших офицера, отличные менеджеры, работающие по сменам. Вторым – после Берти – был парень по кличке Губка Боб, низкорослый чувак, со стрижкой «ежик». Некоторые считали, что он пытался подражать Берти, но что с того? Они оба работали хорошо. Иногда они спорили, и на этом все кончалось. Счастливые дни. Уэйнерс, третий наш старший офицер, был романтиком, а не бойцом, скромным человеком, уже долго работал здесь. Он занимался административными делами. В отличие от Берти Бассетта и Губки Боба, он не был одним из тех, кто раздает приказы или вступает в конфронтацию, но тоже стал отличным менеджером.
Еще были ребята, которых все назвали Трактор с Прицепом, супружеская пара – редкое явление среди тюремных служащих. К отношениям внутри коллектива относились неодобрительно – они приводили к серьезным конфликтам интересов, и как им удалось обойти это, я не знаю.
Что я точно знаю, так это то, что это сработало на ура. Они познакомились в тюрьме «Ливерпуль» и полюбили друг друга. Но лично я не хотел бы, чтобы кто-то, кого я люблю, работал в тюрьме, особенно в том же крыле.
Прицеп Пит был приятным человеком с козлиной бородкой и выглядел как молочник или библиотекарь, а не как банальный тюремщик вроде меня. Он был так же нежен, как была ласково-сурова Трактор Хелен, его жена, окидывающая понимающим взглядом поверх очков. За то время, что мы работали вместе, она похудела, и, как всегда, подавала пример Питу, сподвигая его есть салаты за ужином, даже если на самом деле хотел пиццу или гамбургер. Они были идеальной парой.
Хелен обычно работала в офисе. Но, боже мой, какой грубой она могла быть, когда она бывала в крыле. Она говорила все как есть, неважно, насколько ты большой или крутой. Ни от персонала, ни от заключенных она никогда не терпела хамства. Если бы она все еще работала в тюрьме, где из-за нехватки персонала надо всем потеряли контроль, на нее, скорее всего, постоянно нападали бы. Но она не отступила бы, даже без поддержки окружающих. Она нас всех довольно сильно пугала в какой-то момент.
Пит, как и я, был простым тюремщиком, отпирал людей, снова запирал их, болтал с заключенными, время от времени останавливал драки, пил чай и немного подшучивал. Бумажная работа? Не-а. Оставь это другим. Хотя он и мог вспылить, если на него давили, Пит не был особенно жестким, он был заботливым человеком, и зэки уважали его. «Я не Джонни Бетон», – говорил он, и я улыбался. Если у заключенных возникали проблемы, он либо разбирался с ними, либо говорил, что не может ничем помочь, и больше не влезал в это. В 2008 году Пит получил премию Стрэнджуэйс «Тюремный офицер года», и, думаю, он действительно заслужил ее. Он был очень честным, один из тех людей, что делают жизнь светлее.
В тюрьме я не носил часов, и это сводило Пита с ума. Это было бы удобно, но я знал, что тогда меня будут спрашивать о времени каждые пять минут, и предпочитал действовать Питу на нервы. В конце концов он так разозлился, что подарил мне свои дорогущие позолоченные часы с ремешком из крокодиловой кожи.
– Они у меня уже десять лет, – сказал он. – И обошлись мне в 200 фунтов.
Я носил их всего две минуты, потому что нас вызвали для сдерживания. Вскоре осколки стекла были разбросаны по полу, а от часов остался только ремешок.
Было просто удивительно, как Трактор и Прицеп справлялись вместе 24/7 со всеми беспокойствами и напряжением, которые приносила такая работа. Кстати, несмотря на то, что они находились в одном крыле, их редко можно было увидеть при одном и том же инциденте. Правда, однажды это все-таки случилось. В тот день Хелен отвечала за запирание троек и ставила всех, включая Берти, на место. Я был на двойках. Услышав шум, я поднял глаза и увидел, что Пит спорит с заключенным, а Хелен входит в камеру и достает дубинку. Раньше у тюремщиков были деревянные дубинки с кожаной ручкой; теперь – складные. Когда у вас 200 заключенных – дубинка не является сдерживающим фактором, а еще есть просто нежелание их использовать – по юридическим причинам. Пит вошел вслед за ней, кто-то нажал на тревожную кнопку, и мы все пошли втроем.
Оказалось, что Пит видел, как кто-то из заключенных порезал себя. У меня, кстати, есть своя система классификации самоповреждений по шкале от одного до десяти. Девять и десять – хардкор. Эти зэки идут на крайности, не боятся и не знают границ. Если они и не поступили в тюрьму сразу в медицинское отделение, то в конечном счете все равно окажутся там – но это менее 5 % заключенных. С 4 до 8 – тоже настоящие самоповреждения. Такие заключенные будут заниматься этим годами, они могут быть психически больны или подвергались насилию в детстве. Это может быть крик о помощи. Когда-то у нас в крыле К был парень, которого не любили остальные. Время от времени он сильно резался – выплескивал эмоции. «Извините за беспокойство, мистер Сэмворт, не могли бы вы попросить медсестру перевязать меня?» Он не хотел покидать крыло. Таких типов немного, и все это совершенно разные случаи.
Парень, которого увидел Пит, был в группе 1–3 – манипулятор. Сюда относятся, например, наркоманы, которые хотят свалить в другое крыло, потому что по уши в долгах. Такие парни могут показать сотрудникам петлю и сказать, что собираются повеситься. Среди тех, кто причиняет себе вред в тюрьме, они составляют большинство. А если кто-то действительно собирается совершить самоубийство, он не скажет никому об этом, а сделает все по-тихому.
Короче говоря, этот парень расцарапал себе руку бритвой, а Пит пытался его утихомирить. А Трактор оттолкнула Прицепа с дороги, ворвалась в камеру и отлупила его. В смысле заключенного – не своего мужа.
В каждом крыле имелась небольшая комната отдыха, где офицеры могли воспользоваться чайником, поесть, оставлять продукты в холодильнике, греть еду в микроволновке и все такое.
В крыле К такое помещение было на четверках. За ужином всегда Хелен и Пит сидели за одним столом. Думаю, они были из тех людей, которые стали бы отличными родителями. Они были не намного старше нас, но, как старшие, заботились о младших. В тюрьме эта пара были достойным образцом для подражания для парней из неполных или неблагополучных семей. При этом они были совершенно разные как личности, но, если бы вы могли соединить двух людей, чтобы получить идеального офицера, вы бы не нашли никого лучше этих ребят. Все их уважали. Они делали свою работу правильно.
В крыле К я почти постоянно был на двойках. Там было четыре закрытых блока с камерами, плюс офис и раздаточная в «подвале» – не для зэков, а для нас. Поскольку крыло было действительно огромным, уход за одним блоком сам по себе был большой работой. Когда заключенные выходили из своих камер днем, они оставались в своем блоке, как и персонал, по двое на каждый блок – по сути, шесть офицеров охраняли двести заключенных.
На двойках коридор был шириной около десяти метров, и заключенные могли прогуливаться взад и вперед. А на тройках или четверках – шириной всего в метр. Кроме того, зэки не могли даже ходить там по кругу, потому что один конец был заблокирован; они словно застревали в какой-то U-образной фигуре. Вот почему у нас также была внутрикамерная связь, что означало, что они могли бродить туда-сюда, но мы не хотели, чтобы они болтали в коридоре ночью. Если двести парней делают это одновременно, начинается бедлам. Мы кричали им: «Убирайтесь из коридора» или «Убирайтесь за дверь», и они так и делали.
Но мы были довольно строги с ними, вот что я скажу. На двойках было сорок камер, по двадцать с каждой стороны. В дальнем конце коридора была дюжина камер для «уборщиков», в основном двухместных, поскольку эти парни не считались опасными. Уборщики – образцовые заключенные. У них есть дневная работа, так что они будут убираться, много заниматься спортом и вообще не будут действовать сотрудникам на нервы. С левой стороны было место, где мы держали ребят основного режима.