В отличие от преступных кланов и синдикатов, бандиты составляли шестую часть контингента крыла К. В 2006 году у нас из двухсот заключенных было тридцать пять бандитов. Жестоких членов настоящих банд из самых жутких манчестерских районов.
Кто более опасен – преступные кланы или банды (потому что это разные вещи)? Это все равно что спросить, кто победит в схватке между акулой и крокодилом.
В Манчестере и Сэлфорде была одна криминальная семья, члены которой возомнили себя Робинами Гудами, но в действительности все было немного иначе. Один из их лозунгов был «Держать наркотики подальше от Солфорда», но, как говорили, на самом деле они грабили дилеров и отдавали наркотики кому-то другому для перепродажи. И делали это втихаря, потому что банды и преступные кланы заключили нелегкое перемирие. Они все знают друг друга, очень часто сидели вместе, но ненависть и недоверие между ними есть. Однако по большому счету никто не хочет войны.
Это очень похоже на «Клан Сопрано» или «Крестного отца», с большим количеством людей и кучей посредников. Допустим, один из членов семьи вышел выпить в субботу вечером, наткнулся на другую банду и захотел устроить скандал. К этому твердолобому ублюдку будут подходить, чтобы охладить его пыл. В тюрьме тоже полно миротворцев, которые при необходимости выполняют эту работу.
Каждый тюремный офицер знает, что не стоит слишком давить на некоторых из этих парней, иначе могут возникнуть проблемы. Нельзя показать им, что знаешь это, но было бы глупо не проявлять немного осторожности, так ведь? Тем не менее то, что происходит в тюрьме, обычно остается в тюрьме.
Место проживания определяет то, в какую банду попадает человек.
Манчестерская бандитская культура широко известна: перестрелки, наркотики, куча всякой всячины. В большинстве городов есть одна банда, в Шеффилде по крайней мере две группировки, и их разделение определяется почтовыми индексами. Суть в том, что если твой отец был бандитом, то, скорее всего, и ты им станешь. Заключенные со скандально известными отцами поступают к нам под разными фамилиями, которые их матери давали им в надежде, что преступный мир не затянет их сыновей.
Куча молодых преступников, тех, что я знал в Форест-Бэнке, были членами банд, и многие из них в итоге погибли. Я хорошо помню одного парня по имени Джастин Мейнард – он поступил к нам в возрасте восемнадцати лет. Долговязый, забавный и ничего не смыслящий в тюремной жизни, он постоянно попадал в неприятности, но на самом деле был просто непослушным мальчишкой, а не закоренелым преступником. Он всем нравился – из тех ребят, которых хочется отвести к бабушке на чай. Но однажды, въезжая в Стрэнджуэйс, я услышал, что его застрелили.
Большинство бандитов в Стрэнджуэйс были из «Доддингтона» и «Гуч-Клоуз», самых известных банд города. Многие другие банды, например «Уайтеншоу», были связаны с ними. Я не из Манчестера, поэтому узнать, что банды обычно названы просто в честь улиц, было для меня большой неожиданностью. Я думал о «Калеках»[25] и «Кровавых», но нет, на самом деле все не так сложно.
Бандитская жизнь жестока. Если человек из Мосс-Сайда и к тому же член банды возвращается в этот район после освобождения из тюрьмы, он ни за что не будет вести жизнь добропорядочного гражданина. Оказавшись в банде, навсегда остаешься в банде и, скорее всего, не доживешь и до двадцати. Позже в Стрэнджуэйс я видел парнишку в закрытой камере медицинского отделения, с лицом, буквально превращенным в кашу. Полиция привела его сюда для его же собственной безопасности. Я тогда дежурил по ночам, а он был под постоянным наблюдением. Все его тело было покрыто шрамами – колотыми ранами, огнестрельными ранениями, – а также травмами от бейсбольной биты. На руке у него была татуировка, означающая принадлежность к банде. Как-то мы разговорились.
– У меня есть жена и двое маленьких детей, я сказал им, что хочу уйти.
Он решил поставить на первое место свою семью, и его пытались убить за это.
Все бандиты из Мосс-Сайда в Стрэнджуэйс были черными. Среди них был только один белый парень, и так случилось, что этот единственный белый в крыле К в 2006 году не входил ни в «Гуч», ни в «Доддингтон». Выходя из камеры, он всегда прижимался спиной к стене. У нас было двадцать парней из «Гуча» и пятнадцать членов «Доддингтона», но существовало неписаное перемирие. Никто не хотел ничего начинать. На двойках опять тоже больше парней из «Гуча», чем из «Доддингтона».
Однажды Берти вызвал нас в кабинет: «Так, служба безопасности вмешалась. Сказали, что наших тридцать пять бандитов нужно разбросать по всей тюрьме». В течение следующей недели мы перераспределили их и избавились, возможно, от пятнадцати. Через две недели их снова было тридцать пять. Они мигрировали обратно: другие крылья просто не могли с ними справиться. Не то чтобы постоянно случались драки, но какая-то тяжелая нервная атмосфера вокруг них заставляла всех волноваться.
Один парень из «Доддингтона», Мак, был похож на паровой каток и весил, должно быть, килограммов сто пятьдесят. Он мог бы завалить четверых или пятерых в одиночку. Одно время он был вторым номером в банде «Доддингтон». Но, как и многие по-настоящему трудные ребята, которые раньше сидели в тюрьме, в какой-то степени заслужил уважение персонала. Он понимал, что в крыле К были строгие порядки, знал, с кем из офицеров следует говорить, и соблюдал распорядок дня. Он имел влияние на более горячих парней и, по-своему, помогал сохранять мир в крыле.
Последний раз мы встретились в 2012 году. Я был в приемке – работал сверхурочно, а он поступил к нам за очередное преступление. Должно быть, соскучился по этому месту.
– Ну здорово, – сказал я. – Загремел по-крупному?
– Может быть, – ответил он. – А у вас все в порядке, босс?
– Да. Я думал, ты будешь держаться от греха подальше… – Мы с ним всегда были такими – болтливыми и сердечными.
В тот раз двое членов «Доддингтона» были в клубе, кто-то пролил шампанское на одного из них, вспыхнула ссора, и молодого парня забили до смерти на улице рядом с клубом. Одиннадцать членов банды были арестованы, независимо от того, причастны они к этому или нет, и обвинены в убийстве и сейчас находились под следствием, включая Мака, – так работает полиция. Если даже выяснится, что это сделали двое, а их там было одиннадцать, всех арестуют и посадят за решетку. Так их убирают с улиц, типа делают город безопаснее.
Однако Мак, должно быть, не был осужден по тому делу, потому что я снова столкнулся с ним в Манчестере, на Шамблз-сквер, он заметил меня и подошел поболтать. Мак мог бы ударить меня, проигнорировать, что угодно, пока я отвлекся, но он просто поздоровался.
– Все в порядке, босс? – спросил он, и мы снова пошли каждый по своим делам.
Как бы то ни было, во время того пребывания Мака в тюрьме один офицер на тройках постоянно действовал ему на нервы. Дошло до того, что Мак и этот парень начали спорить, и офицеры попытались сдержать Мака. Под жиром у него скрывались крепкие мускулы, и потребовалось около тридцати наших обливающихся потом сотрудников, чтобы отправить его в изолятор. Операция, положившая конец карьере одного парня. Его жестко прижали к полу, Мак навалился на него всем телом, и офицер был вынужден уйти в отставку – так серьезно это повредило его телу. Бывший парашютист, он долгое время служил в тюрьме, но 150 кг сверху на вас не принесут никакой пользы, правда? Это была настоящая досада. Парень был хорошим тюремщиком.
Многие офицеры, кстати, обижаются на слово «тюремщик» (англ. screw, досл. «винт»). Не стоит – я все разузнал. Старым жаргонным словом, обозначавшим ключ, был «винт» – вот так просто. Запирая кого-то, просто поворачивали винт.
Почему Мака просто не вырубили, как носорога? Это достойный вопрос; я рад, что вы спросили. Да, действительно, существуют штуки, которые называют «жидкая дубинка», «Ларгактил», «Акуфаза», называйте, как хотите. Она успокаивает людей, а также не дает им вредить самим себе. Когда-то, если кто-то действительно выходил из себя – бам! – ему просто ставили укол. Чарльз Бронсон, например, испытал это на себе. Ну, это точно избавило бы нас от многих хлопот.
Я видел три раза, как использовали такой метод, но сегодня его неохотно применяют. Это крайняя мера, последнее средство, и добро на него может дать только врач, потому что на самом деле довольно опасно вводить антипсихотики кому-то, кто вышел из-под контроля. Никогда не знаешь точно, как это повлияет на человека. Вдруг у него проблемы с сердцем? А вдруг случится инсульт? Как это отразится на психическом здоровье заключенного? Однако да, бывают моменты, приходится рискнуть.
Постепенно некоторые бандиты в нашем крыле К пошли под суд, некоторые двинулись дальше, и их число уменьшилось примерно до дюжины. Одна группа, осужденная за стрельбу на дороге, получила около тридцати восьми лет – каждый из них. Парень, просто сидевший в машине, получил тридцать три года тюрьмы, и нам не раз приходилось его сдерживать, настолько он был полон тестостерона. Двое из них, Ли Амос и Колин Джойс, стали невольными звездами рекламной кампании, расклеенной по всему району, который таблоиды называли «Гангчестер»[26]. Их семьи возражали, но в итоге им пришлось смириться. Эти плакаты изображали обоих преступников в том возрасте, в котором их посадили, и то, как они будут выглядеть, когда выйдут. Это была попытка отпугнуть детей от преступного мира. Двое других парней, которые торговали наркотиками для банд и получили по семь лет, вели себя как строптивые подростки, каковыми они, в сущности, и были.
Дело в том, что банды и преступные синдикаты, как мы уже видели, – это две стороны одной медали. Они любят угрожать и запугивать. В тюрьме это часто случалось – какой-нибудь придурок каждый день угрожал кому-нибудь – и не только бандитам. В общем, я на такое обычно не обращал внимания. Это было просто частью тюремной культуры. Только двое из них всех когда-либо заставляли меня беспокоиться, и первый не имел ничего общего с бандитами или организованной преступностью.