Это случилось, когда я работал в том детском доме. Со мной были трое молодых парней в центре Бери, когда я увидел одного придурка, которого помнил по блоку для молодых преступников в Форест-Бэнке. Он заметил меня с другой стороны улицы.
– Послушайте, – сказал я своим подопечным, – вы же знаете, что я когда-то работал в тюрьме для молодых преступников? Вон идет парень оттуда, и мы с ним можем подраться. Если что-нибудь случится, все, что я хочу чтобы вы пошли в полицейский участок и ждали меня там.
Один из них, маленький засранец, сказал, что хочет посмотреть, но я отправил их собирать вещи. Пока они шли, у меня произошел огромный выброс адреналина, ноги тряслись: этот парень выглядел так, будто собирался начать заваруху. Он не добрался до меня в тюрьме, но теперь он был на свободе – пожалуй, это был его шанс.
Когда я подошел ближе, он просто сказал: «Все в порядке, мистер Сэмворт?» Видите ли, дело вот в чем: выйдя из тюрьмы, он может называть меня как угодно – придурок, членосос, идиот, – и что мне с этим делать? В тюрьме, во время одного особенно грубого сдерживания, он угрожал перерезать мне горло.
– Да, – ответил я. – Как поживаешь?
– Вы думаете, что ли, что я начну драку? – спросил он.
– Да, – ответил я. – Ты всегда говорил мне, что сделаешь это.
– Я знаю, что доставил вам немало хлопот, – сказал он, – но не обижайтесь, ладно? Мы можем пожать друг другу руки?
Так мы и сделали, и он пошел прочь. Этот парень – единственный заключенный, встреченный мной на свободе, которого я когда-либо боялся. Я был готов к драке, но этого так и не произошло. Все остальные – а я видел многих бандитов – либо избегали меня совсем, либо тащили знакомиться со своей семьей.
Единственный гангстер, который действительно добрался до меня, тоже был из Форест-Бэнка – Томми Беверидж, которого мы держали в изоляторе. Он был компаньоном Кертиса Уоррена, самого известного в Британии наркоторговца, хотя и не был частью его империи. Бевериджу к моменту нашего знакомства уже перевалило за сорок, но в свое время он был диким ублюдком. Все знали, что лет двадцать назад он дрался в тюрьме Армли с боксером-тяжеловесом Полом Сайксом и победил. Как-то он рассказывал о своей юности, и это было ужасно – в него стреляли, его кололи и резали. Я задал вопрос, который всегда задавал им: «Если бы ты мог избежать этой жизни, то сделал бы это?» Совершенно определенно, ответил он. Они всегда так отвечают.
Пока он был в изоляторе, трое сотрудников взяли больничный из-за его угроз. Каждое утро, когда я приходил на смену, он нажимал на кнопку вызова и кричал: «Сэмворт, тащи свою задницу в мою камеру!» Беверидж делал так только тогда, когда я был один, и откуда он это знал, я без понятия. Может быть, это был инстинкт, ну или звук моих шагов выдавал меня. Ублюдок просто наслаждался ощущением страха окружающих.
У него были хорошие связи, у этого парня. Однажды он разговаривал по телефону, там были старший офицер, два сотрудника и я, и сказал кому-то на другом конце провода, что у него здесь есть парень по имени Сэмворт. В «Манчестере» таких не так уж много.
– Я хочу, чтобы ты нашел его адрес и убил его, – сказал он.
Я спросил старшего офицера: «Ты собираешься позволить ему говорить это по телефону?»
– Ну, он имеет право на телефонный звонок.
Такие ублюдки будут залезать вам в голову, вот почему персонал изолятора теперь контролируют психологи и часто меняют сотрудников. Это место отличается от остальных частей тюрьмы. Через некоторое время оттуда надо сваливать.
8. Печальное Рождество
Большинство тюремных надзирателей работали по выходным каждые две недели – Первый и Второй отряды, так традиционно назывались смены. Первый отряд состоял из настоящих альфа-самцов, Второй – моя смена на протяжении всего пребывания в крыле К – был куда менее агрессивным. У Первых было уничижительное прозвище для нас, но мне было все равно. У нас, во Втором, были спокойные люди, что сказывалось на том, как обычно проходили выходные. У Первого отряда всегда было гораздо больше происшествий. У нас же были умные люди, которые умели уговаривать заключенных.
Трактор и Прицеп тоже были во Втором отряде, и Хелен каждое воскресенье готовила офицерам завтрак. Непременно привозили с собой грудинку, колбасу и все остальное, приготовленное заранее. Заключенные знали, что у нас завтрак, и не доставали нас. Чай, тосты, два яйца, тонкий ломтик бекона или ветчины, сосиска и кровяная колбаса – все как положено. Я отлично помню эти завтраки.
Если выходные в тюрьме были тихими, то Рождество и Новый год – тем более. В блоках все были немного подавлены – скучали по друзьям и семье.
Послушайте критиков, и вы подумаете, что заключенных кормят лучше, чем стариков и школьников. Ну да, готовят из свежих продуктов, что хорошо, но количество еды невелико. Я бы умирал с голоду на таком питании. Когда я начал работать в «Манчестере», тюремный рацион включал два горячих блюда – обед и ужин – и хлопья на завтрак с небольшим пакетом молока. Мне понадобилось бы три таких пачки, чтобы наесться, но это все, что им давали. Это вам не роскошный бранч в отеле. В 2013 году горячую еду на обед давать перестали и перешли на сандвичи, лапшу и хот-доги. По вечерам был довольно разнообразный выбор: фарш из говядины и картофель, лазанья, карри и все в этом роде, много наполняющих живот углеводов.
На рождественский обед заключенные получали настолько тонко нарезанную индейку, что через нее можно было посмотреть насквозь, жаркое, брюссельскую капусту и подливку.
Это было неплохо для тюрьмы, пожалуй. На ужин были холодные закуски, так как их легко подавать и их всегда было много, чтобы заключенные могли потом взять немного с собой в камеры, чтобы поесть во время просмотра фильмов вроде «Рождественской ночи».
Праздничных украшений там просто не было, если не считать печального вида деревца у входа в стерильную зону, на котором было развешано немного мишуры. В общем, на самом деле это было мрачное время. Некоторые заключенные делали елочки из бумаги или расклеивали по стенам рождественские открытки, если они у них были. Иногда устраивались какие-нибудь мероприятия – например, футбольный матч между крыльями, – и церковные службы для всех религий. Никто не сидел перед пылающим камином, разворачивая подарки.
В тюрьме всегда кто-то должен работать, независимо от того, праздник на дворе или нет. Что касается меня, то я всегда заступал на рождественскую утреннюю смену.
Так у меня получалась рождественская ночь с семьей и День рождественских подарков, чтобы отоспаться после гоголь-моголя. Однажды я дежурил все семь вечеров рождественских каникул, включая канун Нового года. В первую ночь в блоке на некоторое время отключилось электричество, а это означало, что никто в крыле К не мог смотреть телевизор. Это было ужасно. Просто бедлам. Я ходил из камеры в камеру, обещая всем, что если они будут хорошо себя вести, я принесу DVD и можно будет смотреть их каждый вечер до конца недели. Вообще-то в тюрьму нельзя было приносить DVD-диски, но на это обычно закрывали глаза. В итоге все крыло смотрело фильмы с девяти вечера и до шести или семи утра, и большинство из них валялись в постели весь следующий день – самое тихое Рождество в Стрэнджуэйс. Фильм «Чудаки» был всеобщим фаворитом.
Рождество с Трактором и Прицепом было похоже на обычное наше воскресенье, только с индейкой и всевозможными гарнирами, а не просто с жареной картошкой. Хелен помогала офицерша по имени Кейт – Пит у них был просто на побегушках, – и первый ужин, на котором я побывал, был прекрасным. Мы прикрывали женщин, пока они готовили еду. У нас был стол на козлах в комнате отдыха, скатерти, пироги с мясом, ужин из трех блюд, суп, индейка, овощи – полный комплект. Три года Хелен устраивала в крыле настоящее Рождество, и это была просто фантастика. После такого ужина мне уже не хотелось работать, да и никому из нас не хотелось. Все было вкуснее, чем в ресторане.
Первое Рождество в Стрэнджуэйс, однако, запомнилось мне еще из-за одного случая. Заключенные получали деньги от своих семей – те посылали им почтовый перевод. Помните такое? Родственники адресовали его управляющему, и корреспондентский отдел вскрывал почту. Вот что должно было произойти: почта приходит, вскрывается, почтовый перевод снимается, отправляется в финансовый отдел, где деньги зачисляют на счет заключенного, и он сразу может их потратить. Был один парень, который недавно приехал к нам и хотел скорее получить свой перевод, чтобы позвонить детям на Рождество. Каждое утро он кричал мне: «Мистер С., на моем счету нет денег? Проверите, проверите, проверите?» Я спрашивал о нем время от времени, но до Рождества эти чертовы бабки так и не пришли. К сожалению, некоторыми аспектами в тюрьме управляют не очень хорошо.
Письма приходят в почтовое отделение и теряются среди других, особенно на Рождество, когда почта перегружена. Никакой системы распределения не было: персонал просто продолжал вскрывать те письма, что лежали сверху. Я предупредил парня: его письмо пришло рано, так что, вероятно, лежало в самом низу этой горы, и его могут не успеть рассмотреть вовремя.
– Мистер Сэмворт, – сказал он, – Дадите мне позвонить?
У нас была такая возможность. Все телефоны работали по ПИН-коду. Каждый заключенный получал номер, связанный со счетом, и с его помощью выходил на линию. Если у них есть деньги – никаких проблем нет. Но у старших офицеров был свой ПИН-код, и он мог облегчить дело, дать им немного в кредит. Мы делали так иногда – в исключительных случаях. Я сказал Берти, что этот парень хорошо себя вел и заслуживает звонка.
– Ладно, но скажи, что у него всего пара минут, – сказал он.
Почти все хотели позвонить домой в Рождество.
В то рождественское утро, примерно в половине одиннадцатого, я находился на двойке, и тот парень шел по коридору с почтовым переводом в руке. Утром ему доставили почту, но он н