ом около семи часов, и мы поместили его в камеру. Двадцать минут спустя К. К. просунула голову в дверь кабинета.
– Мистер Сэмворт, у вас найдется минутка?
Обычно она называла меня Сэмикинс, а обращение «Мистер Сэмворт» означало, она чем-то недовольна. И действительно, снаружи камера Тома Смита была завалена обгаженной бумагой, которую он просунул под дверь. В коридоре воняло, как в канализации. Затем начались угрозы и оскорбления. Он был в медицинском отделении меньше часа! В таких камерах должны были жить другие люди, вообще-то, а он должен был отправиться прямо в изолятор, но этого не произошло из-за нападения. Мы застряли здесь с ним.
В девять часов пришел ночной персонал, и я подождал, пока К. К., Брэддерс и Сэнди закончат все свои дела, чтобы вместе разойтись по домам. Я всегда так делал. Если они задерживались, я все равно ждал. Вот тогда-то чертов рабочий день и закончится, мы сядем в машины и оставим все это позади, чтобы, вернувшись домой, быть порядочными людьми со своими семьями. Однако, когда мы с К. К. проходили мимо камеры Тома Смита, я почувствовал запах гари. Я не стал поднимать люк. Я посмотрел на К. К., а она на меня. Мы не стали нажимать на кнопку тревоги: если бы мы это сделали, двери бы сразу заблокировали и никто из дневного персонала не ушел бы домой. Я достал пожарный шланг, заглянул внутрь камеры и увидел, что это существо сидит на кровати в одних трусах. Его тело и лицо были покрыты дерьмом, пламя плясало вокруг него. Я облил из шланга дверь камеры, смыл дерьмо с люка и, как и в случае с Райли, затушил маленькие костры, которые он развел. Какой-то парень из охраны подошел и заглянул внутрь, когда старый мерзкий придурок изрыгнул очередные проклятия и заплясал, пытаясь уйти из зоны досягаемости моего шланга. Он сказал, что я должен быть осторожен, так как начальники следят за мной, как ястребы. На записи они видели только, как я справляюсь с огнем в камере, так что я продержался добрых пять минут, пока вся эта грязь не была смыта. Насквозь промокший, в одних трусах, он был таким жалким на вид. Мы вывели его – а он вышел, потому что замерз, – и заперли в комнате дежурных. При передаче смены там никого не было, и, когда я пришел на следующее утро, там воняло просто адски.
В последний раз, когда этого придурка поместили к нам, я был с Бумагомарателем, пожилым парнем, с которым хорошо ладил. «Бумагомарателями», называли тех, кто работал в кабинете, а не на передовой. Один из них как-то сказал мне, что его работа более опасна, потому что он разговаривает с убийцами, террористами и прочими лицом к лицу, один на один. Один на один! Знаете, как обстоят дела в блоке? Шесть офицеров против двухсот зэков! С парнем все было в порядке – он рассмеялся, когда я указал ему на то, что другие могли бы обидеться на его слова. Как бы то ни было, Смита, выглядевшего очень слабым, поместили в «безопасную камеру». К тому времени у него уже не было ноги, но он все еще был грубым, особенно с женщинами – 45 кг чистого хамства, и он все еще разбрасывал дерьмо.
Из-за его слабости и низкого уровня сахара в крови мы опасались, что у него случится сердечный приступ. К. К. сказала, что мы должны отправить его на обследование. Бумагомаратель и я были избраны его сопровождающими. Мне не хотелось ехать, но мой коллега был более оптимистично настроен.
– Все будет хорошо, Сэм, – сказал он. – Будет весело.
Итак, мы отправились в путь с метателем говна.
Сестра из отделения в больнице «Северный Манчестер» хорошо знала Тома Смита. Это была та самая больница, где он напал на медсестру, так что им было сложновато забыть его.
Пока мы разговаривали с медперсоналом, из него вывалилась большая какашка. К. К. одела его в больничную сорочку, так что мы получили полный обзор его костлявой задницы. Сотрудники скорой помощи посмотрели на меня, и я извинился, сам не знаю почему: он просто был грязным ублюдком.
Медсестра спросила, зачем он это сделал.
– Отвали, шлюха, – сказал он, соскребая дерьмо с кровати и отправляя его на пол. Нас не смогли достаточно быстро доставить в боковую палату.
В палате стояла духота, вентиляции не было. Нам пришлось ждать два часа, прежде чем приехал врач. К этому моменту зэк еще раз обосрался, и палата стала вонять просто адски – а мы были прямо напротив главной стойки регистрации. Смит попытался плюнуть в доктора, назвал его ублюдком и отказался сдавать кровь или подписывать отказ.
– Послушайте, – сказал доктор, отведя меня в сторону. – Если мы возьмем его кровь, а потом он откажется от лечения, то ладно. Мы хотя бы попробовали. Если мы даже не попытаемся, а он уедет отсюда и умрет, у нас будут еще бо́льшие неприятности.
Мы вернулись в палату, доктор отошел в сторону, а Бумагомаратель накрыл голову Смита простыней. Мерзавец плевался, как верблюд, а я схватил его за хилую руку, положил ладонь ему на грудь и прижал к кровати. Любой наблюдавший за нами начальник пришел бы в ужас, но черт с ним, главное, что все получилось. Доктор вонзил шприц в придурка, взял кровь и избежал того, чтобы его окатили мокротой.
Том Смит, однако, теперь клокотал и булькал, маленькая машинка для производства дерьма. Мы пробыли в больнице три с половиной часа, и на меня накатила дурнота. Я и сейчас чувствую эту вонь. Бумагомаратель был прав. Мы часто смеялись от отчаяния. Смит отказался убираться, так же как отказался и от процедуры, накрыв простыней свою ужасную башку. Через четыре часа пришли наши сменщики. И никогда еще я не был так рад закончить рабочий день.
Затем был Кросби, парень из крыла А, не сексуальный преступник, а тот, кто проходил по программе собственной защиты – он залез в долги в крыле В из-за наркотиков. Мы приняли его в медицинское отделение потому, что у него было расстройство личности и он угрожал причинить себе вред.
Был прекрасный солнечный день, и мы вывели во двор около тринадцати заключенных, чтобы те могли немного размяться. Не успели они выйти, как я заметил, что мои зэки сбились в кучу возле забора.
– Мистер Сэмворт! Мистер Сэмворт! Впустите нас!
Это были парни категории А, требующие высокого уровня безопасности, из тех, с кем не хотелось бы встречаться на темной улице. И вот эти ребята сгрудились, как дети, в страхе прижимаясь друг к другу.
Посреди двора стоял Кросби, совершенно голый. Сначала я подумал, что он прикрывает свой член, но нет. У него в руках было дерьмо. Он медленно начал втирать эту дрянь себе в живот, грудь и голову. Вонь была невероятной.
– А-а-а-а! А-а-а! Держите его подальше от нас!
Три часа спустя, когда все успокоились и он помылся и переоделся, я спросил Кросби, что на него нашло.
– Не знаю, мистер С., – сказал он. – Просто мне показалось, что это правильно.
13. Солянка из наркоты
Наркотики всегда находят дорогу в тюрьму. Они повсюду. Можно быть самым находчивым офицером, отличаться трудолюбием и добросовестностью, и все равно, черт возьми, у вас не получится ничего с этим поделать. Я мог бы пробегать весь день, пытаясь отобрать у заключенных все запрещенные вещества, как-то бороться с этим – но человек в одиночку никогда не выиграет войну. Как только наркотики окажутся внутри тюрьмы, они начнут распространяться. Люди будут получать и принимать их.
Хотите верьте, хотите нет, но можно пройти мимо Стрэнджуэйс – почти в центре города! – и бросить туда что-то. В крыле К, где над дворами натянута сетка, зимой бросают снежки с запрещенкой, которую можно собрать, когда они растают.
Форест-Бэнк находился в парке, так что к нему можно было подойти, типа гуляя с собакой. Заключенные могли взять с собой на тренировку апельсин, перебросить его через стену, а его приятель с другой стороны измерял траекторию и бросал ему обратно другой, полный наркоты. Не смейтесь. В Солфорде боялись, что кто-нибудь может бросить во двор пистолет. Пока я был там, кто-то бросил через забор мачете длиной 30 см. Офицер не видел этого, но парень, который поднял оружие, был заснят на камеру. Нож прилетел, как чертов бумеранг, – к счастью, он не застрял в чьей-то голове. Его подобрали и передали какому-то другому зэку, который подошел к одному старику и начал рубить его. Игра окончена.
Как я уже говорил, коррупция среди персонала также может быть большой проблемой. Помните офицера, о котором я упоминал ранее, того, что отсидел семь лет за провоз наркотиков? Еще один чувак из Форест-Бэнка, девятнадцатилетний парень со свежим лицом – слишком, слишком молодой, чтобы быть тюремным офицером, – заключенные его просто достали. Они изводили его месяцами… Принеси нам телефон… ты просто должен взять его… мы дадим тебе 600 фунтов (примерно 600 000 рублей)… Однажды он вошел в камеру и бросил телефон на кровать. «Ну вот и все, отвалите». Так что они оставили его в покое на месяц и начали снова. Нам нужен еще один телефон… Достань нам телефон… О, и две литровые бутылки кока-колы с „Джеком Дэниелсом”… На этот раз никаких 600 фунтов не предлагалось, только угроза затравить его. Они загнали его в угол. Однажды этот парень взял больничный и больше сюда не вернулся.
Тот офицер, которого посадили, был в сговоре с дилером в его крыле. Он встретил нужного парня на входе, принес наркоту в крыло и получил оговоренную сумму за свои хлопоты. К сожалению, дилеру как раз предстоял обязательный тест на мочу. Он тоже принимал наркотики, поэтому взял пакет с мочой у одного из уборщиков. Заключенные могут быть крайне изобретальны, о да. Они надувают палец на резиновой перчатке и наполняют его мочой, прикрепляют его к своим яйцам и, когда им говорят, что пора сдавать анализы, сжимают это приспособление. Мы видели множество разнообразных конструкций из мешков и трубок, прикрепленных к члену! Загрязненные образцы – еще один классический трюк. Один зэк притворился, что может писать только сидя, сунул руку в толчок, зачерпнул грязную воду и загрязнил ею свою пробу.
Дилеру не повезло – он не знал, что уборщик тоже употреблял наркотики. Его анализ мочи показал положительный результат.