Он здорово разозлился, этот парень, он был просто в ярости. Дело дошло до сдерживания, и в конце концов его увели в изолятор. А наш офицер решил найти новый источник дохода и инвестора, и, конечно, один из них не заставил себя долго ждать.
– Я буду платить тебе 200 долларов в неделю, если ты будешь проносить товар для меня, – эти слова дошли до парня в изоляторе, который тут же заложил продажного офицера.
Проблема усугубляется, когда динамическая безопасность рушится. У офицеров нет времени следить за каждым шагом заключенных, а издевательства, в основном вызванные наркотиками, распространены повсеместно. Если у вас в крыле хорошие отношения, то можете сказать, если кто-то немного не в себе, и, возможно, перекинуться парой слов с кем-нибудь в его камере. Найти что-то запрещенное. В этих случаях могут быть замешаны члены семьи, которым угрожают расправой, если они не принесут наркоту, – мы же говорим о жестоких и коварных людях. Нельзя просто позволить им продолжать делать свое мерзкое дело. Сокращения, аскетизм и экономия на сотрудниках – все это очень хорошо, но, если до вас еще не дошло, я скажу: тюрьма – это место, где не бывает слишком много персонала.
Если политики хотят, чтобы наркотики не попадали в тюрьму, и правительство говорит нам, что оно возмущено суммой, уходящей на содержание заключенных, – эй, ребята, знаете что? Запустите-ка руку в карман с деньгами и выделите каждой тюрьме службу безопасности как в аэропорту. Но ведь этого не случится, правда?
Внутри много обязательных тестов на наркотики – «наблюдение за вилли», как это называют зэки. Определенное количество заключенных в месяц проходит через проверки, организованные Министерством внутренних дел, которое дает сотрудникам список имен, выбранных наугад, я полагаю. Раньше были и ежемесячные добровольные анализы в качестве поощрения выздоравливающих наркоманов, но, как и многим другим, в наши дни ими пренебрегают, потому что не хватает персонала для проведения.
В случае обязательных тестов образец брали, отсылали в лабораторию, и, если выявляли положительный результат, человеку делали предупреждение и вызывали к управляющему. Тот мог запросить дополнительную проверку, также выполненную тюремной службой, чтобы подкрепить первую, а еще заключенный мог бы заставить юридическую команду провести независимый тест, оплатив это из собственного кармана, так что в итоге получалось три теста. Если все результаты оказывались положительными, дело передавали окружному судье. Раньше тюремные начальники могли добавлять к приговору дни – скажем, шестнадцать за коноплю. За героин и другие сильные наркотики можно получить двадцать дней сверху. Максимум, если быть настойчивым, – около сорока двух. В Форест-Бэнке у нас был один молодой преступник и наркоман, который должен был провести там три месяца, а отсидел в итоге три с половиной года. Он постоянно получал добавки за положительные анализы и физическое насилие.
Мне кажется, что эти наказания не соответствуют преступлению, и, учитывая количество бюрократии и мороки, число заключенных, наказанных за курение или инъекционные наркотики, сейчас очень мало, совсем не то, как раньше.
Тюремные офицеры часто слышат обвинения о наркотиках в тюрьме. На них смотрят так, словно они лично раздают маленькие подносы с наркотой. Вот мы и вернулись к тщательному досмотру полостей.
В Стрэнджуэйс, когда заключенным передавали приемники, одежду или что-нибудь еще, все тщательно проверяли, разбирали и при необходимости собирали заново. Одно время конверты пропитывали галлюциногенными препаратами, которые зэк мог употребить, смачивая бумагу, – хитрая штука. Еще бывают кислотные закладки под почтовыми марками, все такое. Думаю, что сейчас запрещенные вещества в тюрьму в основном привозят «мулы» – наркоманы, которые оказались на воле после выплаты залога. Они заранее знают, что нужно смазать и расширить свой задний проход и засунуть туда наркоту, когда они неизбежно вернутся.
Когда кого-то, кто был связан с наркотой, сажают в тюрьму – его осматривает медсестра.
Один парень, которого перевели к нам, признался, что проглотил двадцать пять презервативов с героином. Он сделал это, потому что был по уши в долгах. Кто-то сказал ему: «Пронеси эту наркоту внутрь, и мы от тебя отстанем». Ну, он был не самым умным парнем и получил дополнительный срок. Героин благополучно достали из него в больнице.
Заключенные пользуются не только своей задницей, чтобы пронести в тюрьму запрещенку. Я знал одного парня, который заставил свою семидесятилетнюю мать принести телефон в гениталиях.
Вот почему обыскивают даже младенцев. Сотрудники, которые делают это, отлично умеют справляться с людьми, которые злятся, особенно при первом посещении, когда им говорят, что нужно положить ценности в шкафчик, пройти через металлоискатель, а затем – обыск. Как только они узнают, почему это необходимо, все, как правило, устаканивается – если только не замышляется ничего плохого. У нас были заключенные, которые держали на коленях ребенка, снимали с него подгузник, вынимали телефон, наркотики или что-то еще или сами запихивали предметы туда, а может быть, прятали что-то под штанинами карапуза. Некоторые из них безо всяких колебаний используют детей любым доступным им способом.
Последствия проноса запрещенных вещей могут быть ужасающими. Однажды мы сопровождали в больницу ливерпульца, который стал «жертвой ложки», что может прозвучать мило, но это не так. Желая похвастаться, он рассказал другим парням, что у него есть телефон. В какой-то момент мобильник, возможно, у него и был. Думаю, он пожалел об этой своей выдумке, и очень сильно. Два рослых парня, 195 см, 100 кг, вошли в его камеру и сделали из него отбивную. Сломали пару ребер, подбили оба глаза – в общем, задали ему хорошую встряску. Затем раздели его, перевернули вверх ногами, и, пока один держал его за лодыжки, другой взял ложку и засунул ему в зад, пытаясь вытащить мобильник. Они ничего не нашли, но оставили его в ужасном состоянии.
Еще одна угроза контрабанды в настоящее время – дроны. Любой, кого поймают с такой штукой в километре от тюрьмы, получит двенадцать месяцев за решеткой или десять тысяч штрафа. Я думаю, что нужна система регистрации владельцев, как в случае с собаками и огнестрельным оружием. Перелеты через тюремные стены и ограды, на тренировочные площадки или куда-то еще пока небольшая проблема, но она становится все более серьезной.
«Манчестер», несмотря на все свои проблемы, в основном является хорошо управляемой тюрьмой с жесткой дисциплиной, где никто не принимает наркотики открыто. Как и в любом другом месте, они доступны всем, кто хочет, и это включает в себя рекреационные наркотики – кокаин, экстази, – а также стероиды. Сейчас в тюрьме много стероидов, что вполне объяснимо, учитывая, какие огромные парни на них садятся. Перепады настроения только усугубляют эту проблему.
За последние несколько лет в тюрьме широко распространились зомбирующие наркотики – синтетические каннабиноиды. Их собственные названия: спайс, черная мамба, розовая пантера, зеленый флаг, индусик, смок – их много. Это потому, что эту наркоту легко достать на свободе. Сейчас есть некоторые ограничения, но раньше спайсы были почти легальны и очень дешевы. Еще более удобно для тюремной жизни то, что они не обнаруживаются в тестах мочи, в отличие от каннабиса, героина и других традиционных наркотиков. Люди попадают за решетку со спайсом и за два-три месяца могут заработать пятнадцать – двадцать тысяч. Я видел, как это происходит.
В тюрьме есть те, кто не может позволить себе ни курево, ни наркотики. В качестве злой шутки зэки скатывали косяк, добавляли в него немного спайса и бросали на пол. Какой-нибудь бродяга, просидевший в тюрьме три недели, хватал его, зажигал и – бац! – вырубался, потом приходил в себя и заблевывал все вокруг. Тюрьма – злое место.
Каннабиноиды также печально известны своей непредсказуемостью. Есть те, кто может курить их весь день без особого вреда. Однако неправильное сочетание наркотиков может обернуться катастрофой.
Джозеф Холден был тихим парнем, мелким преступником. Он не был засранцем, а его приговор был небольшим, но, как только спайс начал становиться популярным, парень попал под его чары. Его нашли курящим и отправили в медицинское отделение на ночь, а днем отпустили обратно в крыло К. На следующую ночь он снова был здесь, та же история, только в этот раз он еще и расходовал ресурсы персонала. Потребовался добрый час, чтобы переместить его из крыла К. Настоящая драка, совсем на него не похоже, поэтому его скрутили.
Я попытался заговорить с ним, но он бубнил о дьяволе, выглядывающем из его глаз. В последующие дни его поведение становилось все более странным, дошло до того, что он начал биться головой об стену. Он сказал, что в нем сидит Сатана и нужно как-то вытащить его. Если бы кто-то нормальный попытался сделать что-то подобное, его организм не позволил бы этого; во всяком случае, он не стал бы делать это с такой силой – естественный защитный механизм. Однако парень был возбужден, и ситуация быстро обострилась.
Я заступил на раннюю смену и увидел, что его голова была вся покрыта шишками и синяками, просто ужас. Нам пришлось вызвать менеджера больничного отделения: парень начал тыкать себе пальцами в глаза. Не просто легонько трогать их, а хорошо так копаться, пытаясь раздолбать их. Кончилось тем, что он бросился с кровати к стене, засунув руки под себя, и обосрался. Глухой звук, с которым он бился головой, был тошнотворным. Откуда-то у него взялась сила десяти человек – он нуждался в «жидкой дубинке».
Мне не хотелось оставлять Уоррена, молодого офицера, который недавно начал работать, наедине с ним, потому что теперь заключенный нуждался в постоянном наблюдении – я не хотел, чтобы юный сотрудник сидел и смотрел, как парень его возраста буквально уничтожает себя. Но моя смена кончилась. Позже Уоррен рассказал мне, что произошло. В конце концов команда в полном снаряжении СИЗ вошла и попыталась успокоить Холдена, но не смогла. Они надели на него наручники, что заняло некоторое время, и отвезли в больницу, где подтвердили, что мальчишка ослеп. Глазные яблоки были на месте, но он повредил мышцы глаз так сильно, что зрение было утрачено. Да, он был преступником, но не особо опасным. Чей-то сын, брат, племянник, внук попал в тюрьму из-з