пропадают, а те немногие, кто вернулся, крышей едут. В поселке-призраке можно утратить связь с реальностью и превратиться в шатуна. В мертвом лесу ничего страшного, если не считать радиации и шатунов, которые когда-то были сталкерами и осели там после того, как не прошли испытание поселком.
В общем, шансов добраться до цели – один к ста. Потому лучше к той реке подходить с другой стороны, с запада, – там тоже много веселого, но все же полегче будет. К тому же на западе есть перевалочная база, где можно затариться недостающим, пусть и втридорога, и поговорить с бывалыми сталкерами, расспросить, что за амазонка завелась в двух километрах от сердца Зоны, вдруг они что слышали. Лаки так далеко не ходил и не вникал в сталкерские байки, а сейчас жалел, что не принимал активного участия в жизни Зоны, был скорее случайным посетителем, чем завсегдатаем. Еще одно напоминание, что если занимаешься каким-то делом, изучай матчасть, иначе никогда не станешь профессионалом и будешь до старости числиться в новичках-неумехах.
Безумно хотелось надраться до свинячьего визга, но Лаки терпел, проходя мимо бара, откуда тянуло пивом и жареным мясом. Хозяин закусочной не стал мучиться с названием и нарек ее просто «Кусок». У входа из бревенчатой стены торчали ржавые шампуры, на которые были нанизаны куски крашеной монтажной пены, имитирующие мясо.
Лаки посчитал, что огнестрела ему хватит, артов тоже, стоит прикупить тесак и еще пару гранат – они от шатунов хороши. А еще просто жизненно необходимо поговорить с хозяином – словоохотливым жадным инвалидом, коллекционирующим истории.
В доме, построенном над бетонным убежищем, было две комнаты с постеленными на полу спальниками, баня и бар, куда военсталы привозили водку и пиво. Прибыль делилась между военными и предприимчивым сталкером, потерявшим ноги. Как его звали на самом деле, никто не знал, имя осталось в цивиле, зато он радостно откликался на прозвище Шалом.
Лаки распахнул кособокую дверь, вошел в крошечный бар, огляделся: три стола, сколоченные из досок, по две скамьи возле каждого, барная стойка из поддонов, оббитая ДСП; обняв кружку пива, за стойкой дрыхнет сталкер, примостив голову на сложенные руки. И не боится же свалиться с высокого колченогого стула.
– Шалом! – позвал Лаки, но никто не ответил.
Он уставился на дверь в стене напротив, да не простую, а особенную: она делилась на две части, верхнюю и нижнюю, петли располагались горизонтально. То есть конструкция наподобие входной двери в частном доме, с легко открывающимся внизу проемом для свободного перемещения между помещением и улицей домашней собаки или кошки.
– Заходи, кто хочешь, бери, что хочешь, – проговорил Лаки, прищурился, чтобы в полутьме разглядеть детали.
За стойкой, возле стеллажа со спиртным – мумия кенга, над двойной дверью – башка норушника, у входа, прямо над Лаки – кабанья голова. Экземпляр явно мутировавший: рыло делится на два пятака, соответственно не пара бивней, а две, глаза даже после смерти твари не утратили свирепость. Сталкеры относятся к кабанам пренебрежительно, а зря – кабаны не боятся подходить к самому Периметру, они погубили примерно треть людей из всех, убитых мутантами.
Под кабаньей головой справа от двери – железная тарелка с молотком на полочке и лист крупного формата, где жирным шрифтом напечатано: «Шалом, бродяга! Расслабляйся, пей, гуляй, но платить не забывай!».
Лаки поставил рюкзак к ногам, ударил молотком в импровизированный гонг, предположив, что он здесь вместо звонка или колокольчика. Спящий встрепенулся, схватил пистолет и рухнул на пол вместе со стулом. Матерился он громче, чем падал.
Нижняя дверь колыхнулась вперед, и выкатился хозяин на самодельной тележке, с двустволкой в руках, в широкополой шляпе с пером, от ног Шалома остались обрубки сантиметров по двадцать. Позади тележки был оборудован упор, чтобы инвалида не опрокидывало отдачей, когда он стреляет.
– Я не понял, шо за шум, а драки нет? – воскликнул он с деланным одесским акцентом. – Шо тут происходит? Барни, ты шо расшумелся?
Пострадавший сталкер продолжал материться, тереть ушибленную поясницу.
– Говорил тебе, ступай восвояси, а ты шо? За номер рубля пожалел?
– Я пустой иду, – проворчал сталкер по прозвищу Барни, указал на Лаки, стоящего у входа. – Шумел в основном он.
Шалом вскинул голову и сфокусировал взгляд на госте, но не рассмотрел его – то ли видел плохо, то ли было слишком темно. Бросив ружье, он схватил деревянные опоры с ручками, оттолкнулся от дощатого пола и покатил к Лаки, который пошел навстречу.
Как и многие его знакомые, Лаки избегал инвалидов, потому что каждый раз перед таким человеком чувствовал себя неловко, словно он провинился тем, что стоит на собственных ногах. Шалом подкатился к нему, запрокинул голову. На вид лет ему было лет сорок пять, характерный нос с горбинкой, карие, чуть навыкат глаза, брови «домиком», что придавало выражению лица некий театральный трагизм.
– Привет, старина. Не узнал? Лаки.
– А, Счастливчик! – обрадовался Шалом и протянул руку, Лаки пожал ее. – Я по тебе скучал! У меня припрятана бутылка крымского портвейна, будешь?
– Спасибо, я завязал…
– Ах, как жалко. Что ж так?
– Вот так, дурею я от спиртного. Но не расстраивайся, будет тебе с меня польза, – Лаки постарался подделать одесский говор, но не получилось. – Кое-что нужно у тебя купить.
– Таки шо-то, шо стреляет и гремит? – Шалом подмигнул.
– Нет, что-то острое и холодное. Есть?
– Ааа, иди за мной. А ты, Барни, шо вылупился? Выпил пиво – проваливай, тут тебе не здесь! У меня только бункер забесплатно.
Раньше Лаки не бывал на складе Шалома. Они миновали захламленную спальню с керосинкой на тумбочке и остановились перед добротной железной дверью. Шалом отстегнул от пояса связку ключей, вставил один из них в замочную скважину, которая была на уровне его глаз – там, где у Лаки начинались ноги. Раздался щелчок.
– Шо смотришь, помогай!
Петли пронзительно заскрипели, аж мороз продрал по спине. За дверью находился бетонный скат, а дальше – темное помещение неясного размера. Шалом щелкнул выключателем, и в подвале загорелась лампа.
– РИТЭГ, – с гордостью проговорил он, спускаясь по скату. – Вояки сказали, шо лет пятьдесят электричество будет давать. Такая себе маленькая ядерная электростанция.
– Круто, – без энтузиазма сказал Лаки, его мысли водили хоровод вокруг Брюта и Юли, запертой наверняка в таком же подвале.
Он ощущал себя Марио из старинной игрушки, в которую играл отец, когда Лаки пешком под стол ходил. Там усатый итальянский сантехник выполнял квест, чтобы освободить принцессу. Сказал бы кто Лаки раньше, что так и его жизнь в будущем сложится, насмерть застебал бы провидца, но получается, что это судьба – изощренная шутница.
В подвале вдоль стен стояли шкафы. Шалом распахнул тот, что слева, и Лаки обалдел: контрастируя с черным бархатом, посверкивали мачете, боуи, тесаки наподобие тех, которыми разделывают мясо. Выше красовались кинжалы и кортики всех модификаций, над ними – складни, а в самом верхнем ряду – миниатюрные выкидухи и ножики, которыми разве что тушенку открывать или в зубах ковыряться.
– Выбирай, – Шалом взмахнул рукой.
Лаки потянулся к тесаку с лезвием узким у рукояти и расширяющимся к концу, взял его, провел пальцем по кровостоку, покрутил в руке.
– Тебе для чего? – поинтересовался Шалом.
– Шатунов шинковать.
– В самый раз, рука крошить не устанет, он легкий, его зовут Карго, как и предыдущего хозяина.
– В смысле? Он чей-то?
– Карго был кузнецом, сам делал холодняк на продажу, а этот его личным был. Вояки нашли недалеко от места, где погиб Карго – бедолагу кабаны растерзали.
Шалом расслабился и забыл, что надо имитировать одесский акцент. Лаки кивнул, опустил тесак:
– Вот и я считаю, что кабанов зря недооценивают, в основном они новичков и убивают, – Лаки прищурился, изучая лезвие тесака. – И сколько он стоит?
– Двадцать тысяч!
Шалом почуял запах денег, и его голос сделался елейным.
– Ручная работа, говоришь? А почему вот здесь – логотип фирмы? Что там написано? Не разобрать толком, но наверняка какое-нибудь Сунь Хунь в Цу.
– Десять, – уронил уличенный во лжи Шалом. – С ножнами.
– Пять, – улыбнулся Лаки. – Тесак обязуюсь вернуть. Вместе с ножнами.
– Таки не надо меня разорять, – Шалом погрозил пальцем, он снова стал смягчать «г» и картавить. – Дешевле десяти не отдам, он стоит своих денег.
– Десять так десять. Он ведь не новый, и тебе достался почти даром, но ты прав, твой нож, твои правила. К тому же ты мне еще нужен, точнее, от тебя нужны гранаты.
– По пятерке за штуку.
– Хорошая цена, заверни парочку.
Гранаты оказались старыми, наверняка еще помнили советские времена, и вызывали у Лаки сомнения, но проверять их боеспособность он не стал, решил оставить на крайний случай, а вначале использовать современные, выданные ему толстяком в городе.
– Как я тебе завидую! Сижу тут пнем, кормлюсь вашими историями, а так бы хотел… Э-эх! – Шалом махнул рукой. – Знаешь, где меня так? Ну, ноги? Лазали мы с напарником по развалинам завода, а тут колосс прискакал. Так прискакал, что бетонная плита, за которой я прятался, рухнула на меня, и ноги – всмятку. Напарник мой, ты его знаешь, Биться Сердце зовут, вытащил меня, жгуты наложил, а потом десять километров на себе волок… Лучше б пристрелил на месте! Теперь я пенсию по инвалидности получаю, на хлеб хватило бы, только вот в чем беда – я ж без Зоны уже не могу! Жена у меня молодец была, верная, не бросила, но что мне она, когда все мы, сталкеры, на Зоне женаты?
Лаки с ним не согласился, потому что между Зоной и Юлей выбрал Юлю.
– Ты перекусить хочешь? – поинтересовался Шалом, истосковавшийся по говорливым гостям, Лаки кивнул:
– А мне полагается бесплатный обед как оптовому покупателю?
– Таки да.
Отказываться Лаки не стал. Думал, что это будут консервы, но ошибся – ему пришлось самому топить печь и готовить рисовую кашу с мясом. Помешивая, чтоб не пригорело, густую массу, по запаху отдаленно напоминающую плов, Лаки спросил: