не прогнулась, значит, можно идти. Лаки ступил на нее, огляделся, прислушался: трещал тростник, колышимый порывами ветерка, по наливающемуся синевой небу стая журавлей с жалобным клекотом летела к югу. Сосны здесь, в начале болота, были низкорослые, с покрученными стволами, своей противоестественной формой они напоминали бонсай. Ничего не скажешь, неприятная местность! Единственное, что радовало, – ни намека на упыря или другого мутанта. Лаки потрогал палкой мох под кочкой, тот провалился, и выступила бурая вода.
Что у нас с другой стороны? Мох даже не пружинил, значит, под ним – земля. Лаки поставил ногу на следующую кочку, перенес на нее вес – нормально. Метров десять он шел прямо, но путь ему преградила топь, пришлось возвращаться к кочке, откуда гнилым зубом торчал трухлявый пень. Лаки вылез на возвышенность, перевел дыхание, огляделся: ни мутантов, ни аномалий, и это хорошо. Теперь неплохо бы добраться до во-он того островка с березовой рощей – раз есть деревья, значит, там твердая почва.
Попасть туда получилось не по прямой, а по широкой дуге. В окружении берез Лаки почувствовал себя в компании верных друзей, посмотрел на восток: болоту конца и края не видно, а в ПДА отмечено, что оно в ширину не больше километра. И чему верить: своим глазам или карте? Или там дальше – просто мох и кое-где лужи, а топи нет?
Лаки обнял березу, погладил ее и поцеловал ствол:
– Хорошо с вами, милые, но мне пора. Коли назавтра не вернусь, не ждите меня!
И снова предательские кочки, половина из которых проваливалась, стоило ткнуть щупом. И ведь нельзя сосредоточиться на болоте, приходится вертеть головой по сторонам, пытаться отследить мутантов. Пока везло, и упырей не было в их излюбленном месте обитания. Интересно, почему?
Что может выгнать упыря из болота? Правильно: радиация, какая-нибудь мощная аномалия или более сильный хищник. Кто питается упырями? В принципе, любые стайные мутанты, если сильно оголодают, но сейчас еды полно, и они не станут нападать на столь опасного противника, значит, зверь исключен. Лаки достал ПДА, отслеживающий радиационный фон – тот был в пределах нормы. Остается единственное предположение: вода здесь отравлена настолько, что убивает даже упырей, значит, лучше в нее не влезать.
Удовлетворившись догадкой, Лаки спустился с пригорка и зашагал дальше. Аномалии искать тут было чертовски неудобно, и Лаки бросал гайки только в подозрительные места, потому что они через раз тонули, и их количество стремительно уменьшалось. Когда он протянул посох к кочке, на которую собрался наступить, заметил едва различимое мерцание и прыгнул в сторону. Палку вырвало из его рук, раскрутило и швырнуло оземь. Лаки лежал на боку и видел, как гравитационная аномалия набирает силу, наливается лиловым сиянием, сиреневые вихри кружатся в одну сторону, синие – в другую, чахлый рогоз пригибает к земле, затем вырывает вместе с мхом и начинает вертеть. Скорость так высока, что уже не различить деталей, впереди пульсирует коричневый кокон, то сжимаясь, то расширяясь, словно горло неведомого монстра, заглатывающего добычу. Вращение останавливается в одно мгновенье – куски земли, мох, трава, корни зависают в воздухе, а потом будто невидимый кулак с чмоканьем впечатывает их в землю.
Лаки обдало тухлой, предположительно ядовитой, водой, он выругался и принялся вытирать лицо. Умылся из фляги, посмотрел в черный экран ПДА как в зеркало, но на щеке и лбу, куда попала болотная жижа, не было ни ожогов, ни покраснений.
Лаки поднялся, поправил растянувшиеся лямки рюкзака, поднял посох, поблагодарил мироздание, что тот не сломался, посмотрел на воронку, оставленную аномалией – вмятина наполнялась бурой водой, на поверхности которой надувались и лопались пузыри размером с голову младенца.
Расположение аномалий непредсказуемо. Можно идти два километра и не встретить ни одной, а можно на пятидесяти метрах разрядить штук пять. Конгломерат аномалий – явление редкое, рождающее очень ценные арты.
На очередной поляне Лаки осмотрелся и, наконец, увидел край болота, густо заросший рогозом. Половина пути пройдена, и это вселяет надежду на положительный исход авантюры!
Солнце медленно поднималось в зенит и слепило глаза. Лаки щурился и бранился. Движения он довел до автоматизма: бросить гайку, стараясь попасть в кочку, ткнуть палкой в мох, и если не выступила вода – сделать шаг, поднять гайку, и так раз за разом. Несколько раз Лаки видел лягушек. Если они есть, значит, вода не отравленная.
Он уже собрался швырнуть очередную гайку, когда заметил, что в десяти метрах справа рощица тростника наклонена под странным углом, а возне нее – что-то типа воронки с черной водой. Он взобрался на кочку, чтобы лучше рассмотреть воронку: края рваные, мох висит лоскутами, будто что-то огромное, размером с грузовик-десятитонник, вылезло из болота. Ассоциация Лаки не понравилась, он огляделся в поисках неизвестно чего. В памяти всплыли сталкерские страшилки о чудищах, обитающих в реках. Дескать, они существуют, но прячутся, а кто встречал такую тварь, тот уже никому о ней не расскажет. Начинались подобные истории так: «Ныне покойный сталкер такой-то как-то рассказывал…» Поскольку покойный подтвердить слова не мог, правдивость историй вызывала сомнения.
Теперь же все эти байки ожили. Вот тебе и ответ, почему тут нет упырей: их сожрало что-то более крупное, настолько огромное, что лягушки для него как муравьи, гастрономической ценности не представляют из-за их мизерного размера. Пока Лаки везло, и неведомая тварь или спала, или уже наелась и на Лаки не претендовала. Большую часть болота он прошел, до леса оставалось всего ничего, метров двести пятьдесят-триста.
Он решил ускориться, обидно будет сгинуть в полушаге от твердой земли! Присмотрел впереди кочку, проверил маршрут гайкой, ощупал мох на пути и быстренько перебежал на нее. Только он снял рюкзак, собрался перевести дух и размять плечи, как глянул вниз и оторопел: под ногам был не мох… Над истончившимся полотном из стеблей, травы и тины, справа и слева от Лаки выступали два оранжевых глаза с вертикальными зрачками. Он стоял на лбу того самого чудища, и оно смотрело на него не мигая. Прожитые годы в один миг пронеслись перед глазами, а за ней титрами мысль – что же делать?!
Стрелять в глаз? Тварь огромна и не издохнет сразу, зато разъярится. Бросить гранату и прыгнуть в сторону? Вынимая «Штайр» из-под куртки, Лаки мысленно прокладывал маршрут бегства, но не успел закончить ни одно, ни другое – тварь рванулась из воды, отфутболив Лаки метров на пять. Вытянутое жабье рыло, слюнявая пасть, деформированный человеческий нос и не одна, а две пары глаз…
Он видел происходящее, будто в замедленной съемке, и мысли в голове текли медленно: не упасть на голову, не выронить посох…
Лаки не успел толком сгруппироваться и шмякнулся на спину, мох смягчил удар, но не выдержал веса, и тело наполовину провалилась в болото. Он раскинул ноги и руки, прижав посох к груди, чтоб не увязнуть в топи полностью. Благодаря палке, ему удалось вытолкнуть себя из болота на кочку. В это самый миг тварь, которая замерла в нескольких метрах от него, метнулась вперед, разинула пасть, и там, где секунду назад был Лаки, кнутом хлестнул ее длинный жабий язык.
– Я тебе покажу букашку, – пробормотал он, доставая из разгрузки гранату.
Чудище смотрело на него двумя парами глаз, словно прицеливаясь, одни глаза как у земноводного, были на башке, вторые рудиментарные, затянутые веками, – как у человека, чуть выше носа.
Давай же, открой ротик, милая! Лаки вспомнил детскую игру, когда с мальчишками бросали камни в мишень на стене. Главное – успеть швырнуть гранату прежде, чем выстрелит ее язык.
Тварь разинула пасть. Лаки бросил гранату, отпрыгивая в сторону и перекатываясь через кочку. Упал лицом в мох, зажал ладонями уши. Ожидание тянулось несколько бесконечно долгих мгновений, успела закрасться мысль, что граната слишком старая…
И тут бабахнуло так, что Лаки тряхнуло, закидало обрывками мха, тиной и ошметками твари, проглотившей гранату, а потом толкнуло в живот, и он вскочил, немного оглушенный. Одной рукой выхватил «Штайр» и с посохом наперевес в другой, не разбирая дороги, понесся дальше, проваливаясь ногами в бурую жижу.
Добравшись до островка, Лаки плюхнулся на землю и оглянулся. Разрывая мох, из недр болота поднималась необъятная туша с развороченной башкой на почти человечьей шее. Передние конечности у твари были маленькими, недоразвитыми и напоминали тритоньи лапки, зато мощный хвост, усеянный роговыми шипами, был таким длинным, что запросто мог дотянуться до Лаки и пришибить его, но туша конвульсивно дернулась и рухнула поверженным левиафаном, медленно погружаясь в болото.
Лаки еще не вышел из боевого режима и действовал механически. Достал ПДА, включил и улыбнулся: работает! Теперь нужно найти рюкзак; а если тот утонул, правильнее вернуться в цивил, потому в рюкзаке все: еда, лекарства, одежда, спальник, патроны…
Идти пришлось по собственным следам – заполненным водой углублениям во мху. В радиусе десяти метров разбросало ошметки мяса, костей, мозга чудовища. Рюкзак, как и Лаки, стоял на голове твари, значит, его тоже отбросило в сторону. Лаки завертел головой: поди разбери, где кусок окровавленного вырванного мха, а где рюкзак, заляпанный содержимым башки монстра.
Туша не погрузилась в болото полностью, над водой блестел светло-серый бок чудовища. Ну и вонища тут будет, когда оно начнет разлагаться! Лаки осмотрелся вокруг и в паре метров от туши заметил свой рюкзак. Тот оказался целым, сухим и почти чистым. На нем розовым канатом лежал оторванный язык твари.
– Дотрынделся ты, товарищ, – сказал Лаки языку, отряхнул рюкзак, нацепил на плечи и отметил, что почти не чувствует ног, они словно свинцом налиты. Значит, скоро тело начнет трясти после стресса, и неплохо бы пересидеть этот период в безопасном месте, вдруг у болотной твари тут детеныши?
Лаки благополучно выбрался из болота, добрался до леса и рухнул под дерево на землю, присыпанную хвоей. Раскинул руки, шумно сглотнул слюну. Сердце все еще колотилось гулко, ледяные руки подрагивали.