Лаки перевел «Штайр» в режим стрельбы очередями, прицелился перед собой. Поразмыслил и активировал «пуговку» – арт, отражающий психические атаки. В подобных местах любили селиться человекообразные мутанты – норушники и кукловоды. Норушники обладают телекинезом, могут силой мысли швырять тяжелые предметы, нападают стаями, человека пожирают живьем, с ними Лаки не справиться. Кукловоды, как правило, одиночки, они довольно умны и обладают даром внушения. Могут заставить сталкера застрелиться или перебить своих товарищей.
Снова донесся протяжный звук, будто стальной исполин разминает проржавевшие суставы. Или черт с ним, с этим узлом? Лучше обойти его и заночевать в берлоге, один в поле не воин.
Следовало поторопиться, потому что солнце уже почти село. Быстро обойти железнодорожный узел не получилось: там, куда устремился Лаки, пространство подозрительно мерцало, по нему словно пробегала рябь. Пришлось делать крюк и красться лесом, а потом лес закончился, и путь преградил огромный холм, у его подножия упокоился «Москвич-пирожок», шины давно сдулись и оплавились, но лобовое стекло уцелело, дверцы были закрыты, а кузов распахнут. Когда Лаки подошел ближе, понял, что это гигантская мусорная куча, заброшенная задолго до того, как возникла Зона.
Обходить гору Лаки не стал, решил вскарабкаться наверх и осмотреться. Склон порос травой и мелким кустарником, и Лаки поднялся на вершину без труда. Отдышался, снял рюкзак и порадовался тому, что, наконец, согрелся. Вид отсюда открывался великолепный: в полукилометре – лес, покрывающий небольшие возвышенности черными волнами, дальше пролески, полосы вырубок, поляны. Где-то там, за невысоким холмом, – река, омывающая небольшой остров, куда Лаки рассчитывал попасть завтра до обеда. Он поднял голову к быстро темнеющему небу. Что это?.. Что это за черные точки на небе, да еще в таком несметном количестве? Вороны?.. Но что заставило птиц на ночь глядя сорваться с места? Послышался какой-то странный гул… Лаки напряг слух: сначала раздается едва различимый звон, но проходит время, и можно выделить рев, рык, свист, стон, карканье… На сотни голосов орали, визжали, выли мутанты… Гон!
Бывалые рассказывали, что все мутанты в один момент, словно повинуясь приказу, снимаются с места и бегут, бегут куда-то, сметая все на своем пути, ломая деревья, затаптывая слабых, разрывая людей. Если нет возможности спрятаться в бункере, ты покойник.
Лес впереди зашевелился. Лаки развернулся и рванул назад, ведь единственное, что могло его спасти – железнодорожный узел, и пусть там прячется хоть сам дьявол, мутанты во время гона страшнее. Обернулся на бегу и оторопел: так же сходит сель или лавина – неумолимо и неотвратимо – мутанты неслись из леса сплошным потоком, впереди – колоссы, за ними – норушники, упыри с радиоактивными кабанами и волками, кенги… Вот и пришел твой конец, Лаки.
Насыпь под ногой осунулась, и он покатился вниз, уцепился за край торчащей из кучи бетонной плиты, затормозил, скинул рюкзак, выхватил из него пакет с «паутиной» и запихал рюкзак под плиту. Спустился с холма на пятой точке, разорвал пакет и без раздумий ощупал левой рукой палку, на которую намотал «паутину» – она была мягкой и липкой, как сладкая вата. Лаки обернулся и посмотрел наверх – на краю мусорной горы появился выводок норушников.
Никак не успеть до железнодорожного узла! Что же делать? Лаки окинул взглядом окрестности в поисках хоть какого-то укрытия – ржавый «Москвич»! Без раздумий он запрыгнул в кузов «пирожка», выхватил из-под куртки «Штайр», захлопнул трухлявые дверцы, но одна отвалилась, потому что петли проржавели. Лаки поднял ее, приладил на место и решил держать, но ее толкнули снаружи, и Лаки отлетел к стене, прицелился в проем. Руки его тряслись, пальцы не слушались, и он с трудом удерживал пистолет.
Норушник засунул морду в кабину – гноящиеся глазки, хобот, похожий на противогаз, желтые клыки разной длины. Уставился на Лаки, которого словно парализовало, он собрался нажать на спусковой крючок, но увидел собственную руку, держащую пистолет, и на миг забыл о мутанте. «Паутина» расплавила кожу и сменила цвет ржавчины на серебристый. Изрядно потолстевшие нити пульсировали, и вокруг них образовалась едва заметная сеть, проступающая под кожей. Пистолет выпал из рук и сразу же, как по щелчку пальцев, время, которое работало против Лаки, понеслось галопом. Охваченный каким-то горячечным азартом, он протянул зараженную ладонь к ошалелому норушнику и попытался схватить его за хобот.
Мутант заверещал и шарахнулся назад, на кого-то налетел, затарабанил лапами о кабину «пирожка». Лаки посмотрел на пораженную паутиной руку. Чертов паразит пух как на дрожжах. Еще полчаса, и изменения станут необратимыми, «паутина» распространится по всем тканям тела.
Рюкзак остался на мусорке, Лаки даже не смог вспомнить, где избавился от него, в рюкзаке – спирт, единственное противоядие. Мутанты продолжали бежать, они так сотрясали землю, что несчастный «Москвич» вздрагивал и качался из стороны в сторону. Лаки мало интересовало, что происходит снаружи, гораздо больше его волновало состояние рюкзака. Его могли затоптать так, что не найдешь. Какая ужасная смерть: в тебе, словно раковая опухоль, растет чужое и пожирает тебя изнутри… Осталось дождаться, когда поток мутантов ослабнет, и отправляться на поиски.
Давайте, твари, скорее!
Вроде топот начал стихать – самые крупные мутанты уже убежали, теперь за выбитой дверцей мелькали оранжевые тушки кенгов, перемежающихся чем-то чешуйчатым. Лаки предположил, что паутина распространяется через кровь, расшнуровал кед и перемотал шнурком предплечье пораженной руки. Он брезгливо вытянул ее вперед, словно она перестала быть частью организма и сделалась чем-то чужеродным.
Кенги на вид маленькие и даже милые – что-то среднее между мелкой собакой и кенгуру, они всегда охотятся стаями и опасны тем, что их слюна содержит нервнопаралитический токсин. Говорят, человек теряет способность двигаться, но при этом чувствует боль, когда кенги пожирают его заживо. Лучше с ними не связываться – вдруг твари с перепугу решат его заплевать?
Когда поток кенгов схлынул, Лаки заметил шатунов, шагающих ровным строем. Они шли, теряя лоскуты одежды, кожи, плоти, окруженные вонью гниющей плоти. У самого ближнего голова лежала на плече и таращила пустые глазницы.
За шатунами ковыляли раненые мутанты, которые не могли быстро передвигаться: волк с простреленной лапой шел бок о бок с маленькими кабанчиками; ползли всевозможные гады, о существовании которых вряд ли подозревает большинство сталкеров.
Лаки смотрел на неиссякающий поток мутантов, и волосы шевелились на голове, ведь если что-то заставляет их срываться с насиженных мест, значит, это что-то страшнее самой смерти.
Терпеть боль становилось все труднее. Лаки старался не смотреть на посиневшую ладонь – было отвратительно, потому что вокруг паутинок, превратившихся в толстые нити, выступала сукровица вперемешку с буроватой жидкостью.
Покидать убежище было еще опасно, но ждать, когда тебя заживо поедает паразит, не менее опасно. Лаки пораженной рукой поднял пистолет – все равно уже прикасался к нему, осмотрел здоровую руку: вроде следов «паутины» нет. Главное, чтоб на одежду не попала и не проросла.
Лаки наплевал на ослабленных особей, пошатываясь, выбрался из убежища. Его бросало из стороны в сторону, в глазах начало двоиться – видимо, токсин все-таки попал в кровь, плюс ко всему появилась эйфория, с которой приходилось бороться, потому что зачем спешить, когда все так замечательно? Уже поднимаясь на плато, Лаки с диким хохотом отфутболил детеныша кенга.
Стоп, очнись! Вспомни, куда ты дел рюкзак, напряги разжиженные мозги!
Взгляд зацепился за торчащую из земли бетонную плиту – память проснулась. Улыбаясь от уха до уха, он взобрался на середину склона, здоровой правой рукой вытащил помятый, но целенький рюкзак, нащупал пузырек спирта, вылил его во флягу, в пузырьке оставив где-то четверть.
Если к стакану воды во фляге прибавить двести граммов девяностошестиградусного спирта, получится почти пол литра водки. Достаточно ли этого, чтоб паразит, циркулирующий в крови, издох? Лаки взболтал раствор и принялся жадно пить. Выхлебав содержимое фляги, Лаки здоровой рукой раскрыл аптечку, взял три ватные салфетки, смочил их спиртом и приложил к пораженной ладони. Взвыл, перед глазами потемнело, и он упал на спину. Сердце сорвалось в галоп, дыхание сбилось. Когда зрение вернулось, Лаки сел, превозмогая тошноту, заставил себя оценить масштаб повреждений.
Ладонь словно исполосовали ножом, и раны нагноились. Нити «паутины», проросшие в плоть, конвульсивно дергались под действием спирта. Одна нить лопнула, будто струна, закрутилась спиралью. Лаки поморщился и вылил в раны еще спирта, уже готовый вырубиться от боли, но в этот раз было полегче. Напившаяся крови и разжиревшая «паутина» плавилась, истекала омерзительной бурой жижей. Сеть из тонких паутинок под кожей потемнела. Лаки надавил на нее, и в рану потекла сукровица вместе с останками то ли аномалии, то ли мутанта.
Немного подождав, Лаки еще раз обработал левую руку спиртом, затем – правую, тщательно протер пистолет. Откупорил бутылку минералки, промыл раны и снова продезинфицировал их спиртом.
Если бы Лаки не принял на грудь, сейчас отходил бы после стресса, а так даже ощущал в себе силы для последнего на сегодня рывка. Размотал шнурок с левого плеча, отстегнул от пояса ПДА, чтобы точно определить стороны света, но прибор не работал – Лаки повредил его во время падения при спуске с холма, раздавил стекло. Здравствуй, бумажная карта!
До берлоги оставалось два километра, мутанты очень помогли, протоптав туда дорогу и огибая аномалии. Еще сутки тут будет спокойно, а потом сюда придут другие мутанты. Сталкеры всегда прочесывали «разминированную» территорию после гона, разряжали аномалии, не рискуя в них вляпаться.
Нацепив рюкзак, Лаки побрел на восток, навстречу сгущающейся тьме. Опустошенный и усталый, он не думал о Юле, о завтрашнем дне с новыми трудностями, больше всего ему хотелось упасть, свернуться калачиком и уснуть.