ное – Яна… Какую роль во всем этом играет она? Возглавила секту почитателей исполнителя желаний?
Остров все ближе, все ближе ответы на вопросы и все громче кровь пульсирует в висках. Чтобы разрядить напряжение, Лаки спросил:
– Мужики, я так понял, что вы побывали у исполнителя желаний, и как, исполнилось то, что вы загадали?
Ответил чернобородый:
– Еще как, мы получили гораздо больше, чем имели, и даже больше, чем просили.
Ответ Лаки не удовлетворил, а скорее насторожил – уж слишком он восторжен, пространен и похож на проповедь фанатиков: «Святой дух снизошел к нам и теперь проговаривает нашими устами».
– Я правильно понял, что вы отведете меня к исполнителю желаний?
– Да.
– Просто так? Что я должен буду сделать взамен?
Из-за леса выкатилось ленивое солнце, ударило по глазам – Лаки скривился.
– Не сразу пойдешь, а в обед, сразу нельзя. Что надо будет делать, сам поймешь.
Видимо, Лаки слегка перекосило, и белобородый его успокоил:
– Ты что, боишься? – он запрокинул голову и захохотал. – Ничего страшного!
– Мало ли, вдруг вы принесете меня в жертву?
Теперь захохотал чернобородый.
Лодка проплыла мимо обрывистых берегов острова к деревянной пристани, к которой были привязаны еще три лодки – значит, тут точно больше шести человек. Пока чернобородый привязывал лодку, Лаки вскарабкался по деревянной лестнице на пристань. Видимо, во время паводков тут сильно поднимался уровень реки, и берег был забран почерневшими досками, настил заканчивался в лесу, дальше угадывалась тропинка. Чернобородый поднялся, подошел к ближайшей сосне, прикоснулся к стволу и замер. Лаки не давал оценку его действиям, за два дня он пару раз простился с жизнью, увидел самого настоящего телепата, разумного кукловода и болотного левиафана, даже если бы сосна заговорила и обняла зизитопа, Лаки не удивился бы.
– Идем! – белобородый жестом поманил его за собой и зашагал по тропинке.
Шли пару минут, и Лаки наслаждался тем, что можно ничего не делать – не проверять дорогу гайками, не вздрагивать от каждого шороха. Звенят синицы, колышутся бесчисленные паутинки, позолоченные солнцем, из почвы, обильно смоченной дождями, лезут грибы…
Тропинка взяла круто влево, и они вышли на вырубку. Деревья спилили не под самый корень, оставили пни по полметра, на которых, как на сваях, построили настоящее поселение. Так сразу и не разберешь, что это не сплошное здание наподобие барака, а отдельно стоящие срубы, просто отгороженные от леса досками.
Кто там, в этой деревянной клетке, отсюда не видно, но когда зизитопы подошли ближе, отворились ворота, и словно сама собой спустилась деревянная лестница. Первым наверх полез светлобородый, затем – Лаки, чернобородый замыкал. Оказывается, процессию встречали еще два бородача. Эти были помоложе, один заплел огненно-рыжую бороду в две косички, как это делали викинги, у второго она походила на грозовую тучу и росла не вниз, а в стороны.
– Привет. Меня зовут Лаки.
Он думал, что эти двое не сочтут нужным называть свои имена, но ошибся.
– Перфоратор, – представился викинг, у второго имя было еще более странным:
– Скорострел.
– А вас, мужики, как зовут? – спросил Лаки – не нового ради, но улыбки для.
– Конь, – гордо выпятил грудь чернобородый.
– А я – Карандаш.
– Сегодня ты тоже получишь имя, – ласково улыбнулся Перфоратор, – и мы примем тебя в семью.
Улыбка его напоминала улыбку матери, любимое чадо которой принесло первую пятерку. Или – улыбку Ганнибала Лектора, поедающего мозг своей жертвы? Ощущение, что попал в Зазеркалье: у местных дурацкие прозвища, странное поведение.
В сопровождении двух новых знакомых Лаки миновал первую избу. По потемневшим, поросшим мхом доскам, прогибающимся под ногами, по одному вошли в брезентовый шатер с длинной трубой. Внутри топили печь – в небо черным столбом поднимался дым. За спиной Лаки опустился полог из волчьих шкур, в лицо дохнуло теплом.
Возле печи стояли три кровати, сколоченные из досок, за столом на коротких ножках сидел еще один зизитоп, утопая в волчьих шкурах и сплетя ноги по-турецки. При виде Лаки он оживился, встал. У этого была борода, цветом напоминающая хвост скунса.
– Крючок, – представился он, не подавая руки.
Еще одно странное прозвище, ничего общего с крючком не имел этот матерый мужик с тонким породистым носом и прямыми черными волосами по плечи.
– Почему именно Крючок? – не сдержал любопытство Лаки, новый знакомый ответил уклончиво:
– Скоро ты тоже получишь имя, тогда все и поймешь.
– Почему не сейчас? – Лаки сбросил кеды, по застеленному коврами полу протопал к столу, не стал дожидаться приглашения, опустился в шкуры и с вожделением уставился на чайник, греющийся на печке.
Ухал огонь, тепло распространялось волнами, убаюкивало, успокаивало. Лаки ощущал себя эмоционально выпотрошенным. Может, ну всех к черту? Если затеряется среди странных людей, Брют подумает, что он погиб, и отпустит Юлю – обещал ведь! А если не отпустит?..
Крючок уселся напротив Лаки, скрестил ноги по-турецки, придвинул к гостю самодельные коржики, присыпанные сахаром. Надо бы расспросить его, что тут происходит, но было лень, мысли и желания Лаки стали примитивными: наесться до отвала, помыться и завалиться спать.
– Хочешь чаю? – поинтересовался Крючок.
– Ко-о-офе, – мечтательно протянул Лаки.
Крючок отрицательно мотнул головой. В шатре царил полумрак – окна, затянутые полупрозрачной клеенкой, давали слабый свет. Крючок покосился на чайник, который уже начал пританцовывать на чугунной плите.
– Вот закипит, и налью. Ты голодный? Чего ты хочешь?
Лаки прищурился, хмыкнул:
– Ты сейчас вместо исполнителя желаний?
Он не ожидал, что безобидная шутка так напугает Крючка, бородач побледнел, вскочил, едва не опрокинув стол, забегал по шатру, натыкаясь на кровати.
– Извини, – Лаки примирительно поднял руки.
– Я… нет. Я не настолько… И не смог бы. Нельзя сравнивать! – он приложил палец к губам.
Похоже, что исполнитель желаний для них священен. Лаки захотелось набить Крючку морду, а потом связать и допросить, если потребуется, применив паяльник, но он, конечно же, сдержался – неизвестно, сколько на острове этих психов, всех не одолеть.
– Мне еще в баньке попариться, – примирительно сказал Лаки. – Есть у вас банька?
Крючок улыбнулся от уха до уха:
– А то! Конечно, есть! Сейчас чайку бахнем, и пойдем!
Лаки молча наблюдал, как Крючок разливает по чашкам крутой кипяток, сыплет заварку и закрывает чашки блюдцами. Что за зелье они тут хлещут? Не расплавятся ли от него мозги?
Лаки поднял блюдце, понюхал: пахнет цветами, на поверхности – липовый цвет, измельченные травы. Подождал, пока Крючок сделает глоток, отхлебнул из своей чашки, прислушался к чувствам – вроде, все по-прежнему. Осмелел, съел половину коржиков, не стал отказываться от предложенного меда.
Потом вытащил из рюкзака промокшие «берцы», прислонил подошвами к кирпичной печи, передумал и поставил их рядом, чтоб не деформировалась резина.
После чаепития Крючок повел его в баньку, которая была на другом конце поселения. Лаки подумал-подумал, и решил рюкзак с собой не таскать, а вот с пистолетом расставаться не стал. Сделав вид дурной и благостный, Лаки топал за проводником по скрипящим доскам, а сам изучал обстановку, ведь не исключено, что ему придется уносить отсюда ноги – лучше сразу спланировать пути отступления.
На соснах справа и слева от забора он заметил пустующие будки сторожевых вышек. В середине поселения был воздвигнут настоящий дворец, и стоял он уже не на сваях, а на земле. Незнакомый бородатый мужик, что-то прилаживающий к входной двери, обернулся на звук шагов, кивнул Крючку, скользнул взглядом по гостю, и на его лице появилось то же благостное выражение, которое Лаки уже успел возненавидеть.
Видимо, этот дворец у аборигенов что-то типа храма, а внутри находится исполнитель желаний. Надо аккуратно спросить про Яну. Решился Лаки у входа в хижину, напротив которой остановился Крючок.
– Вот скажи… Живете вы тесной общиной, а с женщинами у вас как?
И опять ужас в глазах, Крючок затряс головой, приложил палец к губам:
– Тссс! Не говори – услышит!
– Кто? – не понял Лаки.
– Она, – с благоговением прошептал Крючок и кивнул на терем-храм.
Лаки улыбнулся. Значит, здесь есть некая таинственная «она», нет, не так – Она, предводительница культа зизитопов. Не исключено, что это Яна, остается выяснить, она им так головы задурила, или они все вместе, включая таинственную Её, тронулись по другой причине.
– Сам справишься или растопить?
– Растопи, будь добр, а дальше, конечно, сам.
Когда Крючок удалился, Лаки на всякий случай запер дверь на щеколду, подошел к зеркалу и шарахнулся: оттуда на него смотрело красноглазое чудище. Волосы спутались, и цветом, и формой они напоминали перекати-поле. Щетина у Лаки пробивалась темно-коричневая, почти черная. Вспомнился покойный дед Сергей, смуглый и черноволосый, как цыган, но рыжебородый, он всю жизнь хотел отрастить бороду, но с ней смотрелся комично. У Лаки наоборот: волосы русые, борода черная.
Он разделся, разбинтовал руку – глубокие раны немного воспалились, и ладонь распухла, шевелить пальцами было очень больно. Лаки принадлежал к редкому типу людей, называемых амбидекстрами – он одинаково хорошо владел левой и правой рукой, и все-таки правой пользоваться было привычнее. Париться он не стал – немного погрелся, смыл грязь, почистил зубы. Оделся, поверх куртки натянул разгрузку, затем – патронташ на руку, застегнул пояс с тесаком в ножнах, сунул пистолет в кобуру под курткой – мало ли – и вышел в надежде прогуляться по поселению, посмотреть, что здесь и как, прикинуть, сколько примерно обитателей, но планам его не суждено было осуществиться, потому что Крючок ожидал за дверью.
– Что-то ты быстро, – проговорил бородач с подозрением.