Пожилая стройная женщина с пучком седых волос, похожая на балерину на пенсии, наклонилась и что-то прошептала внучке, та дернулась, сложила руки на груди и вытянула ноги, всем своим видом демонстрируя высочайшую степень обиды.
– Выкладывай сейчас подробности, – проговорил Лаки, поднимая железную крышку-купол, накрывающую кролика, и с трудом подавил рвотный позыв.
– Нет уж, давай сначала отобедаем, ты, видимо, здорово оголодал, раз столько заказал. Ну же, приятного аппетита!
– Чтоб ты сдох, – пробурчал Лаки, зыркнув на Брюта исподлобья.
– Это проклятие исполнится в любом случае. Что в тебе хорошего – ты открытый и без дерьма, потому даже жаль, что ты такая бестолочь. Уж извини, но я с тобой, как с сыном.
– Ага, вытащил девушку из постели сына, избил его до потери сознания…
– В воспитательных целях, почему бы и нет.
– И почему мой сын такая тряпка, – сказал Лаки, копируя интонации Брюта.
Видимо, попал по больному месту – тот помрачнел, пожевал губами, но смолчал, без аппетита приступил к трапезе. Лаки хотел добавить про дочь Брюта, но вспомнил притчу про воробья «попал в дерьмо – не чирикай». Он поковырял кролика, но кусок в горло не полез. Одно в этой ситуации радует: Брют – хозяин слова и сдержит его, надо только поподробней обговорить детали.
После всего случившегося Юля его, конечно же, бросит. Сердце защемило. Вспомнился вчерашний волшебный вечер, потом ночной налет, как уже утром представлял ее мертвой… Выходит, потерять ее больнее, чем похоронить?
Брют насытился, промокнул губы салфеткой, вытащил из внутреннего кармана пиджака сложенную вчетверо ксерокопию паспорта, развернул, разгладил на столе ладонью.
– Ее зовут Яна Кузьмакова, мне она нужна целой и желательно невредимой. Тебе она, скорее всего, известна по какому-то прозвищу.
Лаки придвинул к себе цветную и довольно удачную ксерокопию: худенькая, скуластая, светловолосая девочка с короткой стрижкой. Глаза то ли зеленые, то ли светло-карие… А может быть, и серые, не большие и не маленькие, нос прямой среднего размера, губы не пухлые, но и не тонкие, правильной формы. Если бы Лаки задался целью создать портрет незапоминающегося человека, он выбрал бы эту Яну.
Кузьмакова… Кузя? Та самая Кузя, что была с Дымом и Себром? Она светловолосая и вроде бы похожа на девочку с фотографии.
– Есть фото посвежее? На этом ей всего четырнадцать, сейчас она на десять лет старше и наверняка изменилась – могла перекраситься, растолстеть, накачать губы, – Лаки перевернул ксерокс – на обратной стороне листа было место постоянной регистрации. – Поселок в Калужской области. По этому адресу вы, конечно, ходили, и что там?
– Зона там.
Лаки как раз пил минералку и аж поперхнулся.
– То есть эта девушка выжила после того, как возникла Зона?!
– Это не доказано.
– Что выжила, не доказано?
– Что на момент возникновения Зоны девушка там была.
– А эта Яна, она вообще существует?
– Да, это точно. Как и то, что она большую часть времени проводит в Зоне.
Лаки тяжело вздохнул, оперся о спинку стула. Хорошо, если это Кузя, а если нет?.. Неизвестно, как изменилась личность девушки, если во время катаклизма она была у себя дома. Скорее всего, она уже и не человек вовсе… Или же, что более вероятно, приобрела какие-то заинтересовавшие Брюта качества. Личность Яны так увлекла Лаки, что он ненадолго забыл о своих проблемах.
– Чем больше я буду знать о ней, тем проще мне будет ее найти, – Лаки перевел взгляд с фотографии на Брюта. – У тебя есть свои люди в Зоне. Уверен, что эту девчонку уже искали опытные сталкеры. А я… Ты же знаешь, что я все больше по периферии брожу.
– Ты не так глуп, как кажешься поначалу, – похвалил его Брют. – Дело в том, что мне нужен не бывалый бродяга, ветеран Зоны, а сталкер-счастливчик с дьявольским везением…
– К тому же мотивированный, и которого не жалко, – проговорил Лаки и почувствовал, как клокочет, поднимается волна негодования.
– Ты совершенно прав. Знаешь же, что я хозяин своего слова, и я клянусь, что если с тобой что-то случится при исполнении, я отпущу Юлю.
Лаки запрокинул голову, расхохотался; встал, громыхнул стулом, уперся в стол руками и приблизил лицо к лицу недавнего кредитора, а ныне злейшего врага.
– Думаешь, тебе позволено жонглировать чужими судьбами? Всемогущим себя возомнил?!
Брют чуть отодвинулся, сунул руку за пазуху, в кармане что-то щелкнуло. Он достал телефон и принялся кому-то звонить. Лаки, который уже собрался съездить Брюту по наглой роже, обалдел и впал в ступор. Брют протянул ему свой мобильник, встал и на всякий случай отошел за спинку стула:
– Поговори со своей возлюбленной, прежде чем принять решение.
Лаки взял телефон и уставился на него: обычный дешевый аппарат, к тому же кнопочный. Неужели у Брюта не хватает средств, чтоб купить себе нормальный, современный? Когда гудки прервало звонкое «алло», Лаки поднес телефон к уху.
– Кто это? – проговорили Юлькиным голосом.
Лаки оторопел, ощущение было, будто его ударили под дых – ни вздохнуть он не мог, ни выдохнуть, словно тот, кто просматривал его жизнь, нажал на паузу.
– Я слушаю! Сволочи, что вам от меня нужно?!
Когда Юля сорвалась на крик, мысли Лаки понеслись галопом, и он проговорил:
– Юля, девочка моя, это я, Влад…
– Ты? Влад… – она всхлипнула, шмыгнула носом. – Вытащи меня отсюда! Мне маме нужно позвонить, она волнуется, и заказчики ждут… Влад, – снова всхлип. – Я же просила тебя не пить! Если бы ты не напился, ничего бы этого не было! Вытащи меня отсюда!
– Что… Юль? Что они с тобой сделали? Юля?!
Она некоторое время не отвечала, едва слышно плакала. Еще минута, и Лаки убил бы Брюта, задушил бы собственными руками, но Юля прошептала:
– Пока ничего.
– Они тебя…
– Нет! Всего один синяк на запястье. Они говорят, что все зависит от тебя. Сделай, что они хотят! Отдай им деньги!
– Юль, послушай… Все не так просто, им нужны не деньги. Слушай, а если, чтобы помочь тебе, мне придется умереть? Что если им смерть моя нужна?
– Умирать не надо! – вскрикнула она. – Но… Владька… Ну зачем ты пил? Если бы я знала…
Лаки представил, как она уткнулась в ладонь и беззвучно рыдает, а над ней возвышается один из амбалов Брюта. Он опомнился, когда из трубки донеслись прерывистые гудки, набрал последний входящий, но телефон на той стороне линии выключили.
– Оставь трубу себе, девушка иногда будет с тобой связываться. Звонки будут приходить на этот номер. Маячка, прослушивающего устройства в аппарате нет. Не спеши с решением, у тебя есть время до утра, в десять тебе позвонят.
Лаки уставился на древний мобильник как на злейшего врага. Он не видел, как уходил Брют, но слышал его удаляющиеся шаги. «Девушка будет с тобой связываться». Гораздо сложнее убить человека, которого ты называешь по имени – он обретает плоть, характер, чувства, потому Юля для них просто девушка. Лаки сжал виски руками. Что ж поделаешь, сам виноват, никто тебе в рот портвейн не заливал! Знаешь ведь, что планка падает, и зачем пить?
Лаки поклялся себе, что если поможет Юле, то больше ни за что, никогда не выпьет ни капли спиртного. Он с затаенной надеждой еще раз набрал неизвестный номер – «аппарат абонента выключен».
Когда опомнился, еда уже остыла, а за окном стемнело. Ресторан наполнился парочками и компаниями – Лаки будто выпал в общую реальность из своей, замкнутой на одном событии, злобно зыркнул на монобрового музыканта, садящегося за синтезатор. Поднялся и побрел к выходу. Возле двери вспомнил, что не оплатил заказ, нашел взглядом официанта, но тот не заинтересовался посетителем, решившим сбежать – значит, Брют обо всем позаботился.
Лаки смутно помнил, как доехал до своего дома и припарковался. Переступив порог квартиры, и зайдя в комнату, увидел, что на полу валяется пустая бутылка портвейна. Он схватил ее и с размаху бросил о стену – брызнули в стороны и осыпали пол осколки стекла вперемешку с белой крошкой гипсокартона. Лаки открыл бар и прикончил недопитую бутылку рома, затем – новенькую вискаря. Мир перед его глазами то вспыхивал, то гаснул…
Резкий дверной звонок вырвал Лаки из алкогольной прострации. Оглядевшись, он понял, что сидит на полу, у изножья кровати. В стенах – воронки как после обстрела, зеркало на шкафе-купе разбито, Юлин фикус валяется под окном, с поломанными стеблями и оторванными листьями вперемешку с землей из вазона… Проходя мимо зеркала в прихожей, Лаки отметил, что похож на восставшего мертвеца: глаза красные, на щеке запекшаяся кровь, в волосах – белая крошка. Кранты ремонту, ну и хрен с ним!
За дверью мялся пухлый, розовощекий парень в очочках, типичный «ботаник».
– У вас все в порядке? Вы так шумели, что я подумал…
– Спасибо за заботу, – осклабился Лаки. – Я никого не убил, просто после ссоры с девушкой немного разнес квартиру.
Толстячок хихикнул, протянул руку:
– Сочувствую. Моя бывшая сделала так же: разнесла квартиру. Меня зовут Саша, если тебе грустно и не с кем выпить, то можно ко мне.
– Я зол и не расположен к беседе, – не ответив на рукопожатие, рявкнул Лаки, но увидев, как сосед побледнел и попятился, смягчился: – Может, в следующий раз!
– Тьфу ты, псих! – парень развернулся, чтобы уйти, но Лаки выскочил на лестничную клетку и заорал:
– Страшно, да?! Правильно, бойся!
Очкарик юркнул в соседнюю квартиру и захлопнул дверь, а Лаки со всей дури ударил кулаком о стену и не почувствовал боли.
Вернувшись к себе, он погладил вынырнувшую из кухни Дымку, взял ее на руки и сказал:
– И куда тебя девать? Ты ж помрешь, когда я в Зону уйду. А если не вернусь?
О том, что и Юля может не вернуться, он старался не думать. Если Брют пообещал, значит, так и будет, он не кидала. Будь честен с собой, Лаки: ты знал, с кем связывался? Знал. Знал, что зэки бывшими не бывают? Знал, как и то, что они живут по своим «понятиям» и обижаются, когда кто-то их законы игнорирует.