Кирилл посоветовал князю Глебу:
- Обучи княгинюшку языку русичей с помощью игумена Иринея. Он неплохо освоил татарский.
- Обязательно воспользуюсь услугами отца Иринея, - ответил Глеб. - А для повседневных уроков у меня есть Каллистрат.
- Это кто таков?
- Портной. Выкупил я его. С самого Батыева нашествия в полоне пребывал. Татарским языком превосходно владеет.
- Пусть Ириней займется и духовным воспитанием княгини, преподаст ей суть Священного Писания, объяснит обряды. Какого вероисповедания была твоя Феодора до крещения?
- Скорее всего, никакого. У нее непростая история. Мать принадлежала к кавказскому народу ясов. Какая уж там была вера у этих ясов - не ведаю. Захватили ее ордынцы в качестве наложницы. От них-то и родилась Феодора.
- Тем более она нуждается в духовной пище.
- Кстати, у жены имеется служанка, точнее, подруга, крещеная татарка Анна. Она приглянулась Каллистрату. Хотели бы венчаться.
- Распоряжусь, чтобы священник Геронтий из соборного клира все сделал.
После трапезы гости разошлись по домам, а члены княжеской семьи удалились на отдых. На этот раз и Глеб Василькович не отказался от возможности соснуть пару часиков в роскошной палате, отведенной ему братом. Потом Феодора отправилась в обитель к княгине-матери: инокиня Марфа выразила желание поближе познакомиться с невесткой и побеседовать с ней. Оказывается, княгиня-мать неплохо усвоила татарский язык и могла не слишком быстро, но сносно объясняться без толмача. А Глеб вместе с братом удалились в одну из комнат княжеских палат и там повели неторопливую беседу.
Борис горько пожаловался, что Бурхан, с которым можно было ладить, больше не баскак. На его место хан прислал нового сборщика по имени Фатулла, человека жесткого, невероятно упрямого и к тому же корыстного. Все попытки князя Бориса приручить нового баскака, поладить с ним оказались безуспешными. Фатулла выколачивал всеми мыслимыми и немыслимыми средствами дань с населения княжества, проводил всеобщую перепись. Жестоко расправлялся с теми, кто уклонялся от переписи. Вслед за ростовской землей перепись проходила и на Ярославщине, но пока еще не дошла до Белоозера.
Фатулла принял мусульманскую веру и заставил всех своих подчиненных из прибывшего с ним отряда тоже принять ислам. На его дворе была возведена мечеть, где регулярно отправлял богослужения прибывший с Фатуллой мулла. Это вызывало недовольство ростовчан: проходя мимо мечети, они цедили сквозь зубы «У, бусурмане».
- А какова судьба старого Бурхана? - спросил Глеб.
- Бурхан остался на русской службе, крестился. Он теперь Богдан Баскаков, ростовский боярин. Два его сына также крестились и служат в отряде у Антипа Евлампиева. А остальные татары возвратились в Орду: Фатулла не захотел оставить их среди своих подчиненных.
- Как же ростовчане терпят этого Фатуллу?
- Да с трудом. Уже не единичный случай - его люди таинственно исчезают; Поодиночке боятся татары выходить за ворота города. Мои отговорки, что этого медведь задрал, этот в озере утонул, а на того кирпич с печной трубы свалился, не убеждают Фатуллу. Знаю, что пишет он на меня доносы хану. А народ негодует, страсти кипят. Боюсь, обернется взрывом. И тогда нам не сдобровать. Карательный поход, погромы, расправы… Может, ты что посоветуешь?
- Да вот, кажется, надумал, что нам делать.
- Что же ты надумал?
- Поступим разумно, если станем взывать к мудрости Александра Ярославича. Он сумеет убедить хана.
- Ты же говорил, что Невский в Орде остался.
- Сейчас уже, вероятно, в пути: с вызволенными русичами. Он говорил мне, что из стольного города отправится в Новгород. Там опять неспокойно. Ярославич намерен увещевать новгородцев, мирить их с ханом.
- Думаешь, и нас помирит Невский с Берке, коли дело дойдет до больших волнений?
- С Александром Ярославичем хан считается. Надо у самого Невского спросить, что он может посоветовать.
- Согласен с тобой. Из Новгорода Невский будет возвращаться, скорее всего, через Ростов. Встретим его с почетом и честью.
Затем зашел разговор об обстановке в Ярославле.
- Мы вправе поступить с ярославским уделом, как с выморочным, - сказал Борис. - Поделили бы его по-братски: мне Ярославль с приволжскими землями, тебе земли по Мо-логе и Кубене… Да, запамятовал. У нас же еще угличская родня. И с ними поделимся.
- В мыслях-то все складно получается, брат, - с сомнением произнес Глеб. - Да не все так ладно в жизни. Не нравится мне положение в Ярославле.
- Чем же оно тебе не нравится?
- Ярославские бояре - сплоченная и своенравная свора. Обособились, своевольничают и рады. Княгиня-мать из их же среды. Думаю, что и с ханским окружением у них имеются связи: уж очень эти бояре самоуверенны. А хану единение Руси - кость поперек горла. Не позволит он, чтоб мы распоряжались Ярославлем.
- Посоветоваться бы с Невским и насчет Ярославля.
- Посоветуемся. Теперь послушай меня, Борисушка. После кончины последнего ярославского князя, нашего двоюродного братца Константина, осталась племянница Марья Васильевна. Ее, вроде бы, вопреки традициям, тамошнее боярство считает своей княгиней. А на деле она игрушка в руках тех же бояр.
- И что?
- Надо найти ей жениха, дружественного нам князя без удела. Для нас он бы был названым братом и союзником. Это лучше, нежели какой-нибудь ханский ставленник, навязанный Ордой.
- Неплохо рассуждаешь, Глебушка. А ведь у меня на примете князь такой есть.
- Кто же это?
- Федор Ростиславич из рода смоленских князей. Братья обделили его при дележе волостей, оставили без удела.
- - Возможно, это то, что нам надо. Где его можно найти?
- Он скитается по родичам. Сейчас, кажется, у тверчан обитает. Обещал и в Ростов наведаться.
- Каков он, этот Федор?
- Не так прост, как кажется на первый взгляд. Скрытен, хитер и упрям.
- Что ж, неплохие качества для князя. Если мы выступим сватами и сосватаем Федора за ярославскую Марью, будет в Ярославле княжить наш человек. Бояре, конечно, постараются сделать его «своим». А с другой стороны, возрадуются - вот, мол, сумели не потерять свое влияние, которое могло уйти от нас в руки ростовским боярам.
- А если князь Федор покажет характер и чем-то оттолкнет от себя ярославских бояр? - спросил Борис.
- И такое может случиться, - ответил Глеб. - А мы-то с тобой на что? Поможем Федору Ростиславичу. Ты, Борисушка, будешь продолжать считаться старшим над владельцем ярославского удела. А Федор, воспользовавшийся твоей помощью, должен будет это признать. Понадеемся и на поддержку Александра Ярославича.
- Мудро рассуждаешь, Глебушка. Кто тебя так учил?
- У нас с тобой общие учителя: владыка Кирилл, матушка-княгиня…
На следующий день перед большой службой в Успенском соборе, в боковом его приделе отец Геронтий, молодой священник, обвенчал Каллистрата и Анну. Пришли на церемонию и многие из спутников Глеба. После венчания состоялась большая служба во здравие князя Глеба и княгини Феодоры в присутствии всей княжеской семьи и именитых бояр Ростова.
Наступил день отплытия каравана. Глеб Василькович дал подробные напутствия Власию, чтоб его отец, Григорий Меркурьев, распорядился судьбой вызволенных из полона русичей.
- Пусть выявит среди них плотников, особливо корабелов, а также кузнецов, чеканщиков и оставит их в городе. Пусть подымет обывателей, чтоб помогли поставить им избы. А остальных, хлебопашцев, рыбаков, охотников, повелеваю расселить по деревням и селам по берегам Белого озера, по рекам Кеме, Шоле, Ухтоме. Понятно тебе?
- Понятно, князь-батюшка.
- Да передай отцу. Пусть готовится к плаванию в Сарай-Берке. В казне княжества должна накопиться немалая сумма, собранная с новгородских купцов. Это пойдет на выкуп полонян. Приеду, поговорю с ним, дам наставление. Ну, с Богом, Власий.
- Дозволь молвить, княже…
- Что у тебя?
- Хорошая новость. Прежний полонянин Гаврюшка, кожевенник, встретил здесь женку свою с дочкой. Все они родом из Шуи. Женка прослышала, что князь Александр Ярославич выкупал из полона русичей. Вот и устремилась с дочкой во Владимир. Там муж не отыскался. Кто-то подсказал ей - поищи, матушка, в Ростове. Вот и повстречались.
- Кожевенник, говоришь?
- Точно.
- Кожевенники тоже нам нужны. Пусть батюшка твой оставит его в городе. И женку его с дочкой забирайте. Потеснитесь.
- Возрадуются обе, сердечные.
Глеб Василькович самолично проводил караван. А после проводов посетил мать в монастырской обители. Стену кельи украшал целый иконостас образов, тускло мерцали лампады. Полки были заполнены книгами в кожаных обложках. Инокиня вновь заплакала. В последнее время она стала слезливой.
- Что ты плачешь, матушка, - выговорил ей Глеб. - Видишь, живой, невредимый и еще с молодой женой.
Не обращай внимания на мои слезы: это от радости. Опасалась за тебя, пошто так долго не возвращаешься? Ведь не возвращаются из ханского логова живыми. Вспомни судьбу деда твоего, Михаила Черниговского, да и батюшку Василька.
- Зачем ворошишь старое, сердечные раны тревожишь? Скажи-ка лучше, какое впечатление у тебя сложилось от новой невестки?
- Понравилась. Миловидная. Только почему такая бледная?
- Притомилась с дороги.
Нет, дело не в дороге. Я с ней по-татарски… кое-как поняли друг друга. Ее мать совсем молодой ушла из жизни от легочной болезни. Кровью харкала. А если хворь наследственная?
- Что же мне делать?
- Пусть чаще в бане парится. Свежие овощи, фрукты потребляет да еще пчелиный мед. Чахотка этого не любит. А я буду неустанно молиться за здравие невестушки.
- Летописанием-то ты занимаешься по-прежнему?
- Не так усердно, как прежде. Старею, силы не те. И владыка Кирилл сдал, заметил? А все такой же неугомонный. Видел росписи в нашем Успенском соборе?
- Конечно.
- Почти все они обновлены. Владыка лично следил за работами…
Борис Василькович увлекался охотой и часто посвящал свой досуг облавам на зверей. В палатах красовались его охотничьи трофеи: медвежьи шкуры, лосиные рога и даже искусно изготовленное чучело рыси. Брату Борис похвастал, что чучело он сделал собственноручно, правда, под наблюдением опытного мастера. Его компаньоном по охотничьим вылазкам был Антип Евлампиев. Борис пригласил брата Глеба поохотиться вместе.