Если бы я знал, что он настолько уверовал в собственные выводы, силу, ловкость, а также боевые качества, то даже не стал бы проделывать этот финт.
Враг, ловко и почти небрежно отбив легкий топорик, даже не думал, что одновременно с томагавком, я швырну в него левой рукой и «последний» «нормальный» клинок — кинжал. Поэтому не понял и не уловил, как в солнечное сплетение вошло несколько десятков сантиметров остро заточенной стали. И только прямая гарда не позволила проникнуть лезвию дальше. И какая-то дебильная мысль уже в моей голове, неужели боги помогли? Ее выкинул тут же. Какое дерьмо лезло!
Если бы я не сделал все для демонстрации всеми доступными средствами и пантомимами свои «будущие» действия, свой испуг, то вряд ли вышло что-то нормальное. Как и выводил из себя придурка, чтобы тот пожелал не просто меня убить быстро и сразу, а заставить испытать перед смертью все грани боли. А будь враг хладнокровней, несмотря на алкоголь в крови, все могло завершиться его успехом, ведь мне досталось слабое, нетренированное тело. Жалкое подобие… В своем родном, а еще в доспехе «Сумеречных», я бы вырезал здесь каждого носителя члена, несмотря на все их магические прибамбасы, и не запыхался.
Не говори «гоп»!
Картину фиаско врага заметил краем глаза, но решил не отходить от первоначального плана. Да и зрелищнее должно было получиться, и дело не в садистских наклонностях, с которыми к нам путь был заказан, а в голом прагматизме и рационализме. Нужно поставить кровавую, безрадостную и болезненную точку, чтобы каждый присутствующий примерил одежонку бретера на себя. И выкинул из головы желание испытать удачу.
Удар коленом под незащищенное колено же практически всегда, особенно, когда этого не ждал противник, приводил к одному результату — его падению. Здесь и того проще. Нанося изо всех сил такой, я успел схватить за шевелюру пьянь левой рукой и оттянуть голову, и воткнул засапожник в шею ниже челюсти, рванул его с нажимом и силой вправо, сразу чувствуя окатывающие руку теплые потоки крови.
А потом, разжал пальцы, отступил на шаг назад. Враг рухнул лицом на брусчатку площади, выбивая из нее пыль. Красная лужа, подхватывала мелкий мусор, быстро растекалась вокруг.
И неожиданно черная тень, будто выстрелила из родового кольца, объяла темным пламенем бьющееся в конвульсиях тело, не прошло и пары секунд, как все исчезло, включая труп. Напомнило мне это выстрел из тяжелого аннигилятора ксеносов. И эффект почти такой же.
От «искателя правды» не осталось даже пепла, ни капли крови, ни лужи, ни-че-го, лишь одежда, обувь и оружие.
Это что сейчас было?
И как же меня достала эта сучья непонятная магия и дикие ублюдки вокруг…
Глава 7
— Раздери всех мрок!
— Пожиратель Душ…
— Не может быть!
— Я о них только в легендах слышал!
— Не только! Вот я видел…
— Бедолага Аскольд!
— Да… Вот так живешь-живешь…
— И даже посмертия не удостоился!
— Значит, много сделал зла…
— Туда и дорога!
— Тише ты…
И множество выкриков подобного толка затопили пространство, заполнили его, ворвались в уши, едва только спал купол. Мозг пытался вычленять важное среди разноголосицы, однако оно определялось пока лишь по наитию. И были непонятны высказывания про «Пожирателя Душ». Точнее, про что шла речь — про странную тень, поселившуюся в моем кольце, или про меня, как ее воплощение. Последнее грозило абсолютными неприятностями.
Лица черноягодцев частью напуганные, некоторые преисполненные какого-то трагизма напополам с торжественностью, третьи злые, ожесточенные, во всей толпе не имелось только равнодушных. Даже с эльфов слетела их невероятная невозмутимость — стали переговариваться между собой, активно жестикулировать. Шестеро орков вместе с Рудром Кровавым встали на одно колено и что-то горячо бормотали на своем языке. Гоблин смотрел на происходящее с научным интересом, как на жизнь бактерий под микроскопом. Маг выглядел слегка удивленным, а вот лэрг окончательно преисполнился некой дополнительной уверенностью, плюсующийся к собственной — безграничной, взгляд же загорелся фанатичным огнем. И смотрелся Турин отнюдь не убитым горем. Вот это и странно, учитывая, что по всем раскладам проиграть схватку должен был именно мальчишка, то есть я, а он к ней подводил всеми возможными способами. Или у рыцаря на все случаи имелись определенные, разработанные ранее сценарии?
Впрочем, я быстро понял, что не моя новая личность вызвала замешательство и ажиотаж, поэтому стал действовать согласно простой логике: победил-забрал трофеи, пока никто не наложил на них загребущую лапу. Да и собственное оружие требовалось вернуть в ножны и в кольцо. Стараясь выглядеть как можно более невозмутимо и независимо, будто каждый день вижу всякое черное непонятное нематериальное дерьмо, пожирающее трупы, скидывал добро на рубаху, не брезговал ничем. Затем туда же отправилась секира. В итоге получился узел, из горловины которого торчала длинная рукоять
Наконец-то выждав минут пять, пока окружающие наговорятся, насладятся и поделятся впечатлениями от зрелища, лэрг вышел вперед и заговорил громко и внушительно:
— Боги сказали свое слово! Аристо Глэрд первый и последней из рода Воронов оказался прав, он пролитой кровью врага доказал, что Аскольд трус и лжец, оставивший женщину и девушек Народа на гибель лютую, не попытавшийся отомстить за смерть старого боевого товарища, который ему не раз прикрывал спину! Есть ли те, кто сомневается в воле Высших, и посмеет бросить вызов, дабы оспорить их решение?! Каждый, кто сейчас скажет слово, помните, что рискуете вы не только жизнью, но и посмертием, и будете развеяны после схватки со мной! Пожиратель Душ вряд ли насытился одним отступником, — голос сотника превратился в рык.
— А почему с тобой? — донеслось из толпы, но выкрикнувший сделал это так, чтобы остаться неузнанным. По крайней мере для командира гарнизона.
— По Законам! На повторный поединок, отстоявший честь, может выставить вместо себя любого бойца. И им буду я, — а у меня закономерный вопрос, с чего такие преференции и любовь?
— Аскольд не сын нашего рода! Мы отрекаемся от него! — жестко заявил, пытаясь не смотреть в глаза сотнику, стоящий с Ильмом Слезы Вдов здоровенный мужик, заросший жестким черным волосом, казалось, по самые брови.
Выглядел он, как увеличенная раза в полтора, копия убитого мной. Отличало только отсутствие огромного брюха у говорившего. Улаф Безжалостный — старший сын главы рода Медведей. Он мазнул по мне вроде бы безразличным взглядом, но как рентгеном просветил, злым таким, ненавидящим. Радиоактивным. Я понял, больше игр не будет, а последует смертельный удар. Сразу, как только появится возможность.
— А вы, что теперь скажете, называющие себя Народом?! — вновь взял слово лэрг Турин, обводя толпу взглядом. Тишина стала ответом, даже гомон стих, тогда он продолжил, — Тогда скажу я то, о чем вы не осмеливайтесь даже подумать! Говорящие о себе как о Медведях, передали умение рода недостойному! Высшие одарили вас щедро, а вы плюнули в их сторону!
— Мы отреклись! Никто… — попытался возразить седой Ильм.
— Молчать! — если я до этого думал, что сотник орал, то каюсь — заблуждался. Были бы оконные стекла рядом — вынесло к чертям, и не визгом, а гулкой звуковой волной выстрела из тяжелого танка прорыва, когда вздрагивала и проседала сама земля.
Больше никто не посмел открыть рот.
— Вы попрали все и вся, призвав богов на заведомо лживый суд, думая, что они не имеют никакой власти, что они пережиток давнего забытого прошлого! Они всего лишь… Как ты говорил, Ильм Слезы Вдов? — здесь лэрг оскалился и, смакуя каждое слово, процитировал, — «Герои легенд, сказаний и поучительных историй, но это сказки. Сегодня боги уснули, если бы они видели, что люди свободного Народа были изгнаны из своих исконных земель, то они не оставили бы их в милости, пришли на помощь». Я верно все сказал? Ничего не перепутал? Или мой язык лжив?
Я думал, что вопрос риторический, на деле оказался адресным, и обращенным к главе рода. Вновь тихо-тихо стало.
Неожиданно в руку сотника прыгнул меч. Именно прыгнул! Он вполне мирно висел в ножнах у седла, рядом с булавой, а боевой конь находился на расстоянии около десяти метров от Турина. Но миг… и длинный прямой обоюдоострый клинок с полуторной рукоятью был готов рубить и колоть. Я успел с трудом, на грани восприятия, различить смазанную тень.
— Я верно все сказал или обманул кого-то?! — вновь зарычал лэрг, направляя острие на злобного деда, а глазищи сотника засверкали яростью.
Ответ на этот вопрос мог быть только однозначным, четким, внятным и по существу. На шутника рыцарь не походил совершенно.
— Да, это мои слова, — медленно сказал старик, опуская голову, но я успел заметить взгляд, в нем было все, начиная от недоумения и до жгучей ненависти к герцогскому псу, кроме страха или раскаяния.
— Не всегда седина в бороде свидетельствует об уме, жизненном опыте. Ведь, к каким мыслям привело это некоторые рода? — уже вполне спокойно отметил сотник, — Раз нет Высшего суда, то можно делать все, что угодно, дабы возвысилось только их семейство, а потомки стали настоящими аристо. Забыв простую истину, что в отличие от даров и умений, которые можно получить, аристо не становятся, аристо рождаются. И, если бы было дело только в этом… В глупой мечте. Но нет, вы отчего-то решили, что теперь можно лить кровь не только других подданных герцога невозбранно, но даже родичей, дополнительно грабить, красть у них, заниматься ростовщичеством, унижать и давить слабых, хапать, хапать, хапать… Собирать силу, в вашем понимании этого слова, наплевав на законы предков. И было бы для чего… К главной цели вы не приблизились ни шаг. Может здесь есть еще аристо, кроме нас с Глэрдом? Нет? Я так и думал! И не будет, — сообщил, как припечатал, хлестко, резко и безапелляционно, — Потому что над такими силами властны только самые сильные Высшие, которые, как вам казалось, либо мертвы, либо уснули, либо позабыли про вас. Многое несли поганые языки, какие следовало бы вырвать старейшинам! Многое… Но главное, будто боги теперь не видят все творимые вами непотребства! И одно безумнее другого! Обернитесь, — тут толпа заозиралась по сторонам, восприняв фигуру речи, как руководство к действию, — И что вы видите? А видите вы то, что с родовыми умени