На стенах на вбитых в щели в кладке деревянных колышках висела самая затрапезная верхняя одежда. Все остальное хранилось в двух сундуках. Имелся еще и секретный в огромном подвале, построенном во времена еще Первой Империи, куда вел ход, начинавшийся в левом углу жилища. Получить доступ в подземелье можно было и снаружи, с левой стороны дома находилась небольшая каменная пристройка с массивной двустворчатой дверью, открывающуюся наружу, через которую заносили мешки и закатывали бочки. Происходило подобное довольно редко. Раз в год, в лучшем случае.
Вокруг царствовала никакая не «благородная бедность», как в классике, а скорее юродивая нищета. Грязь, серость и убогость.
Зельеварка обернулась на звук моего копошения, на ее лице возникла вымученная, но победная улыбка, отметил и бледность, и мешки под глазами, похоже, выложилась неплохо мадам. На двести процентов.
— Наконец-то ты очнулся! — впрочем без всякой радости в голосе заявила та, и тут же начала частить сварливым тоном, — Думала, что на тебя и настойка сероцвета не подействует! Что неудивительно, тут воняет, как в логове лирнийских слизней! А я за декаду теперь не отмоюсь, все впиталось… Как так можно жить? Да, у гоблов чище! Да, даже свиньи где попало не гадят! Больные черной проказой так не смердят! Как вы здесь могли находиться? А ваша звероферма?! И вши, и клопы, и даже вашры! Настолько озверели, что всех пауков сожрали! Простое средство от паразитов на полгода — один золотой. И ты мне его, кстати, должен. Если еще с вонищей я могу как-то смириться… То с остальным — нет. И не удивлюсь, если в подвале у вас мроки ползают! Про крыс, мышей и люцеров я даже не говорю! Маршируют, куда тем имперским легионам! Рассадник! Как вас еще они не выселили на мороз! — и вот чего на ожидал, так добавленные нескольких абсолютно нецензурных словес, — Никогда не думала, что кто-то из разумных может жить в такой… в такой… слов подобрать не могу! А ты ведь аристо, — последнее предложение прозвучало осуждающе, с неким горьким сожалением в голосе и с указующим перстом в мою сторону. Мол, благородная кровь вопиет и не должна была позволить докатиться до жизни такой.
Натерпелась бедолага. И я ее понимал, но это не повод винить в антисанитарии мальчишку. Калека словно патологически не переносил порядок и чистоту, повторяя раз за разом «моются только те, кому лень чесаться», а пацан просто привык, да и не помнил, и не знал, иных условий существования. В другие дома, за исключением таверны или местных торговых точек, его никто не думал пускать, чтобы посмотреть хоть одним глазком, как люди живут. Поэтому Глэрду казалось, что такая обстановка царила у всех. И еще, улучшать что-то в том месте, даже зная как нужно, где тебя постоянно шпыняли, били, говорили о временности проживания, да еще и в таком возрасте… Вряд ли кто-то стал бы.
Единственное хлопоты по хозяйству заключались в редком мытье деревянной и глиняной посуды, чистке раз в шесть-семь декад единственного огромного медного котла, который постоянно висел над камином. А еще, пацану приходилось, порой из-под палки во всех смыслах данного выражения, выносить вонючее ведро с парашей за калекой. Далеко не каждый день, а тот нужду справлял гораздо чаще.
Кто-то мог бы спросить, а стиралось ли белье? И как часто? И напороться на гомерический хохот. Какое, к чертям, белье? Сам хозяин спал на топчане на старых шкурах, головой к камину, а медвежьей прикрывался. «Все лучшее детям», — хороший девиз, но не про одноногого. Место пацана — на сундуке, и прикрывался он в самые лютые морозы собачьей дохой времен нашествия динозавров, но все равно, когда к утру прогорал камин, у Глэрда слипались ресницы от инея.
Земляной пол заставлял обитателей этой дыры особо не размышлять, куда ходить по маленькой нужде ночью — в ведро в угол, безбожно промахиваясь струей. И хорошо, если ставили его в соседнее нежилое помещение, — каменную пристройку справа к основному зданию под углом в девяносто градусов восемь на шесть шагов, имевшей отдельный выход наружу. Там раньше проживала коза и с десяток куриц. Но все подопечные были ликвидированы с особой жестокостью во время буйства калеки, а затем съедены.
Если кто-то думал, что Аристо был образцом чистоплотности и старался соблюдать хотя бы личную гигиену и культуру, то очень сильно ошибался. Ничуть не отставал от Харма. Бытие определяет сознание. А окружение в любом случае формирует определенные нормы поведения и осознания нормальности, особенно когда отсутствовали базовые.
— Деньги постоянно водились, на пойло, на все остальное, а дом… Это не дом! Это… это… — продолжала неистовствовать Амелия.
Это притон.
Конечно, произнес определение про себя.
Не нужно знахарке знать, да и не требовалось. Выводы она сделала.
Именно так. Шалман. И весь шлак, все дно Черноягодья отметилось здесь. А, зная такую публику по Диким Территориям, предстоял процесс жесткого отваживания опустившихся ублюдков, иначе сам не заметишь, как постепенно они уже без Харма будут здесь главенствовать.
Авгиевы конюшни тоже предстояло чистить и чистить. Одно дело, когда наслаждаться подобным требовала поставленная командованием цель, там и гораздо худшую дрянь приходилось нюхать, а от некоторой не помогали и умные фильтры навороченной наноброни, а миазмы сжигали легкие, другое — добровольный даже не аскетизм, а какой-то извращенный культ поклонения дерьму, веревкам и палкам.
— Долго я пробыл без сознания? — спросил, игнорируя пустую болтовню.
— Два дня! Сегодня утро третьего. Если бы ты не сказал про гадюк и скорпионов, а также не древняя кровь в твоих венах, сейчас бы уже пировал с богами. Я все это время практически от тебя не отходила! Одних зелий на четыре золотых потратила. Это без моей наценки. Просто за травы. Поэтому я полностью вернула тебе долг жизни! — я не успел ничего сказать, а та запальчиво закончила, — И даже больше сделала! Гораздо больше!
Мда… Похоже, действительно, все по-взрослому, откровенно врать она не стала бы — воспитание, как понял, совершенно иное. И не зря ли я пошел на такие жертвы, не послушав ее изначально, так как никаких изменений в организме не почувствовал? Разраставшееся давление на мочевой пузырь не в счет, оно привычно.
— Благодарю тебя, Амелия, за мастерство твое, за то, что не позволила отправиться преждевременно в царство Мары! И я это запомню! — пафосно изрек, раз все его любили, то не стоило отрываться от коллектива.
Девушка только рукой махнула, но румянец на щеках проступил. Что-то непонятно, ее должны были через одного чествовать, учитывая профиль работы, поэтому такое отношение бывших пациентов являлось привычным моментом в ее деятельности. А нет, покраснела, потупилась…
И почему?
Ровно такой же неловкий момент возник у Хельги, когда она еще до нашего близкого знакомства, ввела мне неапробированную колонию инопланетных наноботов. В результате мое выживание получалась не заслуга Воронов Одина, а моего организма. И «спасали» те не от пустякового ранения, но от их собственного вмешательства, о чем мне гораздо позднее рассказала подруга.
— Так я здоров? — когда пауза затянулась, спросил.
— Да, Глэрд, с тобой теперь все полностью в порядке. И через два си, окончательно придешь в обычное состояние, — сообщила та, заставив мысленно выругаться.
Чертовы аборигены. «Си»… Оно равнялось приблизительно пятнадцати — двадцати минутам. Неразбериха возникала из-за того, что считали все в ударах сердца. Даже из этого рядового явления следовал простой вывод — новая Империя, по сравнению со Старой, была отброшена в технологическом развитии на века. В ту эпоху имелись точные древние механизмы для измерения времени, работавшие до сих пор. Однако, даже зная историю, никто не спешил со стандартизацией.
Расстояния мерились в лигах, милях, шагах, стопах, локтях и прочих любых частях тел разумных. То, что средний орк был больше среднего человека — да плевать, как говорили у нас: «с него же не стрелять». И так сходило. Нужно тренироваться и заставлять автоматически мозг переводить эти единицы в земные, привычные.
И часто местные договаривались о встречах обтекаемо: «как скроется Око», «как взойдет Лирнс», «с утра», «с петухами», «с первыми лучами Иратана» и так далее.
Вот и сейчас:
— А после обеда будешь, будто заново рожденный! Конечно, вести ты принес недобрые, о которых лучше молчать. И тебе советую это настоятельно. Зато теперь мне стало окончательно ясно, куда исчезли последние представители «Каменных гадюк» и «Огненных скорпионов», пропавшие десять лет назад в Землях Хаоса.
Старый Медведь оказал сам себе такую же услугу. Молодец. Вместо того, чтобы промолчать перед неизбежностью, решил насладиться моментом перехода в мир иной, ввергнув врага в шок, панику и трепет. Не вышло. Но это не повод расслабляться, остальные живы, целы и жаждут отомстить.
Я попытался встать, но пришлось плюхнуться обратно на место, так как повело в сторону, едва не оказался на заплеванном полу.
— Пока не нужно совершать лишних движений! Просто лежи! — приказным тоном заявила знахарка, — Слабость скоро пройдет!
— Мне нужно в туалет, — едва на поморщился, если сталактиты в обычном покосившемся «скворечнике» еще не выросли, то сталагмиты вполне. Не хотелось бы ко всему прочему в них вляпаться. Вроде бы и не я причина паскудства вокруг, но стало как-то стыдно. К чему бы это?
— Давай провожу, могу даже подержать, — последнее добавила двусмысленно, неопределенно, учитывая ехидство в тоне, и посмотрела внимательно, изучающе. А у меня в голове ее же описания забав гоблов с человеческими девчушками. Вопрос, что она хотела этим добиться? Дебильный Мадридский двор, у каждого потаенные далеко идущие планы, какие-то замыслы, как в одноименном сериале. По размаху только не дотягивали, а вот по накалу страстей — вполне.
— Хорошо, подержишь, — ни чуть не смущаясь заявил я, — И скажи, умение Медведей… — хотел сказать «встало штатно». Вот тоже вопрос, у меня срабатывал некий автопереводчик с англо-русского или я нес для остальных сущую околесицу? Абракадабру? Поэтому перефразировал, — я получил?