ичали во время пыток, кричали перед смертью, и отзвуки эхом расходились в горах.
Я крадусь медленно переставляя руки и ноги, опираясь лишь на большие надёжные валуны, при этом вжимаясь как можно ниже. То тут, то там от ползущих за мной крыс, у которых светились красных их глаза, раздавался стук камней, глухой звон ударов металла о камень, скрежет/лязг частей амуниции. Шумел и я. Это было подобно грохоту, и я каждую секунду ждал, что вот сейчас гоблы очнутся и поднимут тревогу. К счастью для нас, они были заняты.
Метров триста и я уже могу чётко наблюдать за их действиями. Несколько зеленокожих полосовали ножами девушку, отталкивая друг друга от жертвы и вопя от радости каждый раз, когда после их не смертельных, но мучительных режущих ударов она издавала крик. Один из гоблов не выдержал, что его постоянно отпихивают, не дают поиздеваться и всадил нож под рёбра своему товарищу, но тут же был зарезан другими собравшимися посмотреть на развлечение под одобрительное улюлюканье остальных. Потом один из гоблов нанёс особенно сильный удар девушке, перебив артерию и гоблы заторопились к нему с черепами-чашами, подставляя их под хлещущую из ран кровь.
В попытках набрать как можно больше крови они царапали и кусали друг друга, а затем заливали рубиновую жидкость в пасти и жадно глотали содержимое. Пока мы приближались, её ухватили ее за волосы и срезали скальп, и я увидел расстеленные, сушащиеся на камнях трофеи мелких мучителей, которых было уже немало. В стороне на костре жарилось ещё одно насаженное на молодой ствол дерева тело девочки.
С разрушенной башни раздалось шипение, там застучали в железяку, поднимая тревогу. Скрываться нет смысла:
— Вперёд! Бегом! Режь-убивайгоблов!
— Режь-убивай! Режь-убивай! — подхватила волна крыс, гигантскими скачками с камня на камень мчась за мной в сторону мучителей.
Гоблы озирались и действовали кто как — одни шипели, указывая на нас, другие бежали за стены поста, кто-то хватал лук и пробовал выцелить кого-нибудь из нас, кто-то пытался утаскивать какое-то барахло, а ещё одни вытаскивали за волосы голых человеческих женщин, с которыми развлекались.
Первых растерянных и разбегающихся гоблинов мы вырезали в миг — только кровь брызнула в разные стороны, подзадоривая пищащих от восторга убийц. Камни и мусор под ногами покрылась трупами, и зеленокожие протрезвели. Пройдя сквозь нестройную толпу, пьяную от вина и крови, мы натолкнулись на главное препятствие — узкий вход во внутренний дворик. Здесь гоблы оказались зажаты в тесноте и не могли убежать, хоть они и старались, колотя своих соплеменников. Так свора шакалов поджимает хвосты при появлении волчьей стаи.
Легким движением сечки я смахнул ближайшую носатую голову, с наслаждением почувствовал, как боевая ярость просыпается во мне, а затем бросился на следующую добычу. Веселье обещало быть долгим и приятным, гоблины повеселились всласть, теперь настала наша очередь веселиться!
Ржавый клинок бесполезно разрубил воздух рядом с моим локтем, а его хозяин с размаху налетел на рубящий удар, пришедшееся на левое плечо разрубив и его, и грудину, и сердце. Тело зеленокожего даже упасть не успело, как я рубил следующего.
Продвигались отлично!
Единственно плохо — сражались мы в полном неведении об отрядах Скронка и Такселя. Буду надеяться что они не пропустят такое интересное дело. Но в будущем нельзя оставлять бой на самотёк и самому лезть в самую гущу.
С небольшой стены на режущих гоблов крыс уронили бревно, переломав несколько тел. Гоблы, сидящие сверху радостно зверещали и кинулись к следующему.
— Пращники, твари! За стенами смотрите! Очищайте! Кидайте-кидайте!
Рабы отделились от общей массы, увлеченной убийствами и размахивая своими кожаными/тканевыми пращами, стали метать камни на любое движение сверху. Рой камней, свистя, летели во все стороны — но немалое количество летело и в нужную сторону. А некоторые даже попадали не просто в крупные камни кладки, а например попали в лоб кривозубомуполубнажённомунелюдю, отчего он схватился за разбитый лоб, уронив свой конец бревна. Оно с глухо стукнуло по его ноге, смяв её и вместе с ещё двумя более мелкими тварями с чавкающим звуком прилетело в толпу столпившихся внизу гоблов.
Плюнув поверх голов в сторону зеленокожих, выбрался из гущи схватки, весь залитый кровью гоблов и крыс, чтобы оценить, что творится вокруг.
И если от одной напасти мы избавились, то появилось некоторое количество лучников, прячущихся за каменными выступами на стене и кидающими стрелы вниз, в образовавшийся вал в проёме стен, который мы несмотря на первый порыв, так и не сумели взять. С той стороны приходили толпы гоблов, которых направляли их вожди. Я поразился тому, сколько их там — вроде со стороны пост смотрелся не настолько уж большим.
Сверху продолжали стрелять, и гоблов ничуть не заботило, что они могут попасть в своих.
— Скронк, гад, где бы ты ни был — атакуй! — а потом заорал я во всю мощь. — Струх! Струууух!
— Я здесь, кровавый бич тварей! — согнувшийся молодой крыс теребил в руках свои странные окуляры.
— Надо что-то сделать с этой пробкой! — указал сечкой в сторону кровавой вакханалии.
— Я… Эээ… Нууу…
— Ты можешь что-то сделать или нет? — в ярости я схватил его за вшивый балахон, расползшийся под моим порывом.
— Молния! Я могу попробовать молнию!
— Давай уже!
Из-за спин гоблов выпрыгнуло пару чудовищ, угодив в самый центр схватки. Выглядели они как большие мясные шары с двумя маленькими, но мускулистыми лапами под туловищем и огромными зубастыми пастями, которыми они тут же перекусили подвернувшихся крыс. С удивлением увидел вцепившихся в их спины зеленокожих.
— Драпаем! Бежим-бежим! — заорал кто-то из крыс и я ударом сечки располовинил первого труса, оказавшегося возле меня.
В это время Струх суетливо, тряся хвостом, развязал кисет и достав щепотку серого камня глубоко втянул его носом. Немедленно его глаза с красного поменяли оттенок на зелёный, он оскалился, мех встал дыбом, а сам издал торжествующий писк. Его мохнатые лапы окутало зеленоватое пульсирующее свечение, и он направил их в небо, с которого практически в тот же миг, без всяких эффектов ударила губительная толстая молния.
Первые ряды гоблинской толпы превратились в груду частично обугленных трупов, вместе с несколькими крысами. В радиусе пяти метров те, кто выжил (мясные шары тоже выжили, хоть и обуглились немного), стояли ошарашенными.
(так мог выглядеть Струх Шип — только без рогов и колокольчика на груди)
— Вперёд, твари! Убивай! Круши! Режь!
Чтобы крысы не сдавали назад — вновь ринулся в бой. Видя такое, крысы вновь пошли в атаку по телам товарищей и гоблинов.
Я рубил сечкой в левой руке, правой рукой стараясь полосовать когтями и даже не стеснялся кусать подвернувшиеся тела, мелькающие перед моей мордой, грызя глотки. Поперхнулся и сплевывая вонючую кровь (конечно не трупы, но мало приятного) пришёл в ещё большую ярость!
Вырвал вместе с лапой булаву у одного и кинул её во второго. Попал, в лицо, разбив его. Парировал удар мясницкого ножа сечкой, а свободной рукой схватил гобла за плечо, проткнув когтями кожаный доспех и кинул его тщедушное тельце в толпу. Я отклонился назад, убирая лицо от взвизгнувшей в воздухе стали, пролетевшей рядом. Меня попытались взять в клещи несколько десятков тварей, пока позади крысы облепили визжащие шары полупрожаренного мяса, визжащих на разные голоса и откусывая от них куски плоти.
На посту зашипел вражеский шаман и на крыс с неба посыпался дождь булыжников, дробя кости и крысы опять побежали, спасаясь от смертоносного дождя.
Я остался наедине с толпой мелких врагов, тыкающих в меня копьями, ножами, тесаками, кидающимися камнями и редкими стрелами.
Пластины бронзового доспеха, найденного в кургане и нашитые на волчью кожу, пружинили под ударами. Я ещё тогда почуял в них частичку искажающего камня, и Хрезкач подтвердил это, сказав что пластины крепки не менее, чем гномья кираса. Вот только этот ламелляр не защищал меня со всех сторон — подмышки, руки, ноги, голова — всё это оказалось под ударами и теперь я шипел каждый раз, когда мне срезали кожу, протыкали кожу.
Я блокировал предплечьем удар ножа и кинулся в лапы тварям, подрубая, как грибам, их колени.
— Тюк! Тюк! Тюк! Тюк! Тюк! — звучал звук каждой срубленной кривой лапы.
Вырвал кинжал из своей ноги и воткнул в глазницу подвернувшегося лупоглазого. Один зубами вцепился в руку и стал моей дубиной, которой я смел ещё двоих прыгнувших на меня.
— Убейте его! — выл и прыгал позади них более высокий и толстый гоблин, чем остальные, весь украшенный перьями, пританцовывая от страха или азарта.
За следующую минуту я просто взмок. Пришлось покрутиться на маленьком пятачке, чтобы они не убили меня, и ждать. Ждать или возвращения убежавшего отряда, или уже Скронка Резака с ТакселемОгнетёсом. Мысль о том, что они меня оставили на убой я рассматривать не хотел.
Толстая зеленая молния ударила в командующего здоровяка позади толпы гоблов, поджарив его так, что жир тут же выплавился из его тела и лужей залил землю под его рухнувшим без звука телом.
Гоблы этого уже не выдержали.
С жалобными воплями они бросились врассыпную, прячась от меня и тех крыс, что по завалу из трупов вновь возвращались в бой сзади меня.
С испуганными воплями они бросились в стороны, толкая и топча своих женщин и детей, котрые до этого стояли вокруг и кидали в меня камни. Убегая, они пытались спасти своё нажитое добро, перебрасывая через стену в другой стороне небольшого двора.
При этом они только потом заметили, что оттуда лезут визжаще-пищащие крысы, которые присоединялись к кровавой оргии во дворе. Отряды Резака и Огнетёса присоединились к бою.
И у гоблов не оставалось другого пути, как либо скидывать оружие, либо умирать…
— Где вас кулчины носили? Чего так долго? — спрашивал я после резни двух своих офицеров, параллельно очищая себя от висящих кусков кишок, сгустков крови и мелких кусочков мяса, похожих на фарш, что прилипли на бронзу и железо секача.