Клан медленно отступал. Медленно, а не быстро драпая только благодаря штурмкрысам, собранным под “страшилой” железным хобгоблинам и прибившимся к тому или иному отряду рядовым клановым бойцам. То и дело где-то раздавался выстрелы из ружей, а значит Беспалый ещё жив и не сбежал. На удивление не видел никакого проявления шамана зеленокожих — его я хотел убить в первую очередь.
А потом плюнул и врубился в ряды врагов, нанося удары направо и налево, с каждым взмахом отрубая лапы, раскалывая головы, нанося страшные раны, так как перед сечками не каждый доспех мог устоять, если приложить достаточно силы.
Внезапный снегопад сошёл на нет и я увидел, что вот уже и вышли мы к одному из очагов сражения.
Ощущение того, что надо поторапливаться, охватило меня. Чем меньше я убью врагов, тем больше эти самые враги убьют мои бойцов. А их у меня и так не слишком много и собирал я и так с мира по нитке! Ещё прибьют Резака — где я такого полезного крысанайду? А если Струха? Полностью послушный молодой колдун, пусть и подсевший на искажающий камень, как на наркотики (и то и другое мучительно убивает — не пользуйтесь). Несмотря на снег и в общем-то холод, было довольно жарко — снежинки не успевали долететь до меня, от жара превращаясь в мелкие капельки. Тело побаливало после полёта по склону, но хвала тем, кто придумал доспех! Кисти и пальцы побаливали, а грязные перчатки из толстой кожи были изорваны собственными когтями. Зацепил зубами и стянул их, чтобы не мешались вообще.
Недалеко оказался Чут с группой, размахивая обломком алебарды и длинным тяжёлым ножом, отмахивался от зеленокожих. В жизни тот ещё увалень, но тут резкий рывок и в его пасти, проткнутый мощными резцами, болтается мелкий вражеский пехотинец! Рывок головой и тот падает в трех шагах, но уже с дырой на теле, а Чут, жуя кусок гоблинского мяса, схватывается со здоровяком и не удержавшись, они катятся в кровавую грязь под ноги.
На моих глазах несколько крыс, изодранные и взъерошенные, вертя головой по сторонам, попытались незаметно юркнуть за камень, размером с городской дом.
— Назад, трусы! Рабами сделаю! Сгною на добыче соли!!!
Мне казалось что кричу я сам себе, потому что в топоте, тяжком дыхании бегущих и прочем шуме все равно никто не слышыт. Но нет, меня слышат и эта троица поворачивает назад. Сражение перешло в неуправляемую фазу развития, когда все зависело уже не от командиров и команд, а только от бойцов, от их решимости, скорости и боевого азарта.
С обеих сторон высыпали все новые группы уставших воинов в изодранных одеждах: кто бы не возвращал/гнал в бой крыс, благодарность моя ему была сейчас безмерна. У кого-то на одежде суматошно звенел колокольчик…
На его бойцов наседают, но удар врагам в тыл и не ожидавшие такого враги ошеломлены — с какой стороны защищаться? Почему враги сзади?!
Меня узнают и крики радости окружают, придают сил. Очередь зеленокожих падать духом и бежать. Даже здоровяки бегут.
Чут всё барахтается в грязи в обнимку с врагом и коротко бью кулаком в затылок мордатого. Чут пользуется тем, что враг обмяк и перерезает ему горло.
— Сильный… Сильный орк… — тяжело поднимается Чут с трупа, с неественно вывернутой лапой. Ааа, вон и кость торчит, открытый перелом.
Я открыл забрало — дыхания не хватало.
— Орки, говоришь… Вот вы какие… — сплюнул кровавую слюну я. Догадывался, наслышан, но вот теперь вижу сам. Вроде мельком видел на Ковчеге, но с такими не довелось драться.
На нашей стороне врагов рядом не осталось, но вот там, где “страшила”, раздавался ещё рев, звон оружия, редкие выстрелы…
— Собираемся! Те, кто может ходить и есть хоть одна целая лапа — сюда! Остальные отползайте в сторону, вон к тому камня. Помогайте друг другу и ждите нас, сейчас дорежем тех гадов и поможем.
Обернулся к стягивающимся хромающим, окровавленным бойцам. В основном крысы, но и сарвуухи. На первый взгляд голов пятьдесят.
— Ну вы и уроды… Такие страшные, что враг при виде вас провалится сквозь землю! Осталось вас им показать!
Я нёс чушь, да. Но я чувствовал, что надо показать свою уверенность, несломленность — мои воины хорош это чувствовали. Какие бы не были слова — главное тот тон, с которым это было произнесено.
Больше не теряя времени, плотной толпой побежали на помощь сражающимся…
Первый попавшийся орк терпением не отличался, и вот уже его тяжелый с остро отточенным лезвием полетел в мою голову. Я прыгнул вперёд, но успел отклониться лишь частично — забрало звякнуло, закрывшись, а голову наполнил звон. Больше он ничего сделать не успел — в воздухе просвистела сечка и со страшной силой рубанула врага по морде. Лезвие пролетело по касательной, разрубив часть лица: нос, щёки, лоб. Я подбежал ближе и так как места не было, ударил локтем ещё раз в морду, прямо в рану. Полуослепший от крови, залившей глаза, с хлюпающим кровью носом и разбитыми губами орк упал в грязь.
Орк рядом, в короткой кольчуге, обнаженными толстыми руками и весь в шрамах и, с коротким топором рубил какого-то гунула, когда меч Явура первым ударом отрубил ему лапу, а вторым — голову. Она упала, но с удивлением наблюдала за изменившим ход сражением.
Атака вернула войску утраченную было отвагу и прекратила панику. Спустя несколько минут подошёл Скронк с последней толпой из отступивших крыс. Он осыпал отступающих воинов проклятиями, грозил всевозможными карами и демонстрировал неукротимую силу своего духа. Не обращая внимания на свистящие вокруг стрелы, он приказал всем собраться в один кулак, плечом к плечу, заводя эти подкрепления с фланга.
Где-то тут же, в строю, присутствовал Сурнур-вожак. Беспалый опёр ружьё на кучу трупов, разложил рядом порохвоницу сам заряжал и палил из ружья
На зеленокожих и орков, уже практически торжествующих окончательную победу, обрушились со всех сторон. Мы, ставшие более многочисленными, не дали вонючкам ни перестроиться, ни развернуться, били в спину топорами, кололи копьями, рубили мечами…
Здесь же встретил и вожака.
Широкоплечий, голова — что мельничный жернов! Самая массивная челюсть из всех орков, с множеством крепких зубов. (Слишком крупные челюсти говорили об удивительной даже для орка драчливости. — прим.) Мускулистые руки — что брёвна, ладонью он мог схватить голову клановго воина средних размеров и раздавить (что он и показал всем), ноги — опорные столбы у пирса. Тело в броне набранной из кусков железа — страшно корявая, но очень толстая.
Он заметил меня. И то, как клановые уступали дорогу:
— Пастукал недомерков и типа крут? Земляная крыса!
— Горный ушлёпок!
Он стукнул топором по щиту, заорал нечто нечленораздельное и бросился в бой. Крысы не собирались помогать мне биться с этой глыбой, это чувствовалось в воздухе — разборки вожаков это священно, пусть бьются раз на раз, если хотят. А ведь бой продолжался. Разбившийся на отдельные схватки, где кто-то кого-то добивал, последний ошалевший сквиг особо не различал кого топтать и рвать, а крысы кидали в него всё, что попадётся острого и тяжелого под лапу. Кучка гоблинов и крыс равными по длине копьями пытались дотянуться друг до друга, и много других подробностей окружало нас.
И когда орк наклонил свою крупную башку, ринувшись на меня, который готовился принять кинуться ему в ноги и подрубить жилы под коленями, у него на виске лопнула кость! Поток перемешанной с мозгом крови и мелких костей брызнул в сторону, а орк-вожак кулем упал на грязь, с метрпроелозив изувеченной черепушкой по инерции. Сквозная дыра в черепе не оставила ему ни одного шанса на жизнь.
Зеленокожие ошеломленно замерли.
— Сдавайтесь, уроды!
Никому из немногочисленных оставшихся здоровяков — орков не пришло в голову сдаться; они сами не щадили пленников и знали, что и им нельзя ждать пощады, после такого замеса. Они пытались отступать тесным строем, плечом к плечу. Они в общем смятении рубили, кололи, бросив коротышек, а пращники кидали в них камни и стрелки с ружьями просто подбегали и в упор разряжали ружья. Ни один доспех не спасал от чудовищной силы ружей. Никто не ушёл, так и лежали вповалку, оттесненные к одной из скал.
Магия? Колдунство? Вот самая мощная магия, которая зависит от гораздо меньшего количества условий!
Если пули побивали орков насквозь, что говорить о мелкоте: там пули пробивали по несколько тел!
— На ножи их! Режь! Убивай! — орали крысы, давя гоблов.
Отчаянный вой заглушал мольбы о пощаде и стоны умирающих гоблов. Побежденные бросали оружие — одни пытались скрыться в пещере, другие, притворяясь убитыми, падали в грязь, третьи замирали в ступоре, а четвёртые, которых было большинство, хныкали и выражали всяческую покорность победителям.
— Сарвуухи! Явур, Сурнур! Догоняйте убегающих! Чем меньше сбежит, тем меньше проблем в будущем!
Оскалившиеся гунулы побежали организовывать преследование. Двужильные!
Выжившие садились и ложились на тела поверженных врагов, обессилено дыша. Кто-то наоборот — из-за голода вскрывал тела, пожирая внутренности. Нельзя сидеть, несмотря на подрагивающие ноги.
— Скронк! Скро-о-о-онк! Где ты, бурый недоносок?
— Я здесь, херршер! — устало, и при этом испуганно отозвался из толпы крыс.
— Дай я тебя обниму! Какая рубка была!
— Ты не сердишься…?
— На что?
— Побежали…
— Ты же не побежал! И многих вернул. Так что ты крут! Где тут нас стрелок… Пальцы обжёг? А неплохо ты морду себе обжёг! Ты тоже молодец, до последнего бился!
— Так ведь мы “пропащие”, не какие-нибудь рядовые…
— Это ты здоровяка подстрелил?
— Нее… У меня там ещё один боец оставался…
— Будут тебе ружья, Беспалый, после такого я расшибусь, но мы достанем кучу стволов и пороха!
Не давая долго отдыхать бойцам, я стал их поднимать.
— Чего расселись? Работа не ждёт! Добыча сама себя не соберёт!
Требовалось оттащить своих раненых в сторону, накормить и напоить их (не забыв про себя). Крысы живучие — была бы еда, а раны затянутся, превратившись в очередной шрам.