– Все равно, это не часть нашей миссии. Ответ «нет». И точка.
Ладно. Вот, значит, как ты намерен со мной обращаться? Тебе недостаточно того, что у меня нет доступа к ПО, что у меня отняли «Блэкберри» и ноутбук? Теперь я даже не имею права на обучение, которым пользуются мужчины в нашем отделе? Дело было не в деньгах – бюджета у нас хватало. Просто Гарри и Фрэнк относились ко мне как к второсортному сотруднику и намеренно ставили мне палки в колеса.
Вернувшись домой, я обратилась к Риду.
– Плюнь на них. Поезжай за свой счет, – ответил он. Мы только что купили дом, и денег у нас было в обрез, но Рид настаивал.
Два месяца спустя я сидела рядом с Джени Фейри, в ее студии, увитой розами (серьезно, там было как в сказке). Выяснилось, что у нас с Джени много общего. Мы обе боялись летать на самолетах, она была вегетарианкой, как я, ее кошку звали Дейзи (мою тоже!), и мы разделяли пристрастие к темному шоколаду и красному вину. Если это не основания для крепкой дружбы, то что?
Однажды, когда она показывала мне одну технику, я упомянула репортаж, который видела лет десять назад.
– Кажется, показывали Музей мадам Тюссо. Как там лепят скульптуры разных знаменитостей. Было очень круто!
Джени молчала; я заметила, что у нее какое-то странное лицо, но пока ничего не поняла.
– Они показывали скульптуру, а рядом – живого человека, и могу поклясться: невозможно было отличить, кто из них где! Жаль, я не помню, о чем конкретно была передача и по какому каналу. Я бы купила запись, чтобы посмотреть ее еще раз.
Очень тихо Джени сказала:
– Это была я.
– Что? – переспросила я, не расслышав.
– В той документалке. Это была я. Я – тот скульптор.
– Да ладно! Ты серьезно? Безумие какое-то!
Я не могла поверить в такое совпадение. Задолго до того, как я попала в ФБР, когда я еще и не помышляла о скульптуре, мне попался тот ролик, где показывали художницу, и вот я сидела в ее студии, в двух шагах от нее, и лепила. Вот как порой работает судьба!
10Значит, война
Однажды утром Кэрол Доббс из отдела связей с общественностью вызвала меня к себе в кабинет. Она была адвокатом и агентом ФБР, а по должности принадлежала к высшему начальству.
– Итак, обсудим тот эпизод «Дейтлайна», в котором ты будешь сниматься. У нас запрос от полицейского участка на переделку лицевой реконструкции, которая выполнялась несколько лет назад. У них появилось несколько зацепок, но попадания пока нет, так что они возвращают череп повторно.
Это была для меня новость. Я ничего не слышала о том, что буду участвовать в «Дейтлайне».
– А, да! Гарри ничего мне не говорил, но, конечно, я согласна.
Хотя Гарри и был моим начальником – и регулярно мне об этом напоминал, – Кэрол была старше его по званию и по должности на несколько порядков. Если она говорила, что я снимаюсь в «Дейтлайне », не мне было ей возражать.
Честно говоря, я предпочла бы спрятаться под стол, лишь бы не сниматься на телевидении. Я терпеть не могу, когда меня фотографируют, и даже не снималась для школьного выпускного альбома, чего моя мама до сих пор мне не может простить. Но когда отдел по связям с общественностью выбирает тебя представлять ФБР на интервью, отказаться нельзя.
Мне нравилась Кэрол. К тому времени мы были знакомы уж несколько лет, и я принимала участие в интервью вместе с ней. Всегда, когда сотрудник ФБР выступает в СМИ, при нем присутствует кто-то из отдела по связям с общественностью. Дело не в том, что они не доверяют своим людям, – скорее это для нашей же (и ФБР) защиты. Никогда не знаешь, о чем репортер может спросить, и офицер из отдела PR присутствует, чтобы вмешаться, если вопрос будет неуместным или провокационным.
Я ничего не знаю про отношения с Россией или мейлы Хиллари, да и, честно говоря, мне на них наплевать. Но в СМИ все трактуют на свой лад – и необязательно это делается намеренно. Всякое бывает.
Вот вам пример. В выходные я работала у себя в саду, и Кэрол позвонила мне с вопросом:
– Ты когда-нибудь забирала череп домой с работы?
То есть вы понимаете, о чем шла речь… не храню ли я у себя в гостиной настоящие человеческие останки!
– О боже, нет, конечно! – воскликнула я в ужасе от такого вопроса.
– Я так и думала, – спокойно ответила Кэрол. – Но мне тут прислали черновик статьи, для которой у тебя брали интервью. Откуда журналистка вообще это взяла, не знаешь?
Нет, я не знала. Это было немыслимо.
– Единственный череп в моем доме – тот, что муж подарил мне на Рождество, и он пластмассовый. Я могла сказать ей об этом.
– Ладно, не волнуйся, мне просто надо было убедиться.
Если порой вам кажется, что сотрудники ФБР на интервью выглядят неживыми и похожими на роботов, то теперь вы знаете почему. Сложно вести себя непринужденно, когда изо всех сил следишь за каждым своим словом. Нам всегда надо быть настороже, чтобы наши слова не восприняли неправильно и не вырвали из контекста. В тот раз кризис удалось предотвратить благодаря политике ФБР.
Кэрол должна была присутствовать вместе со мной на интервью для «Дейтлайн», так что она прислала мне примерные вопросы. Пока мы разговаривали, у меня в голове кое-что сопоставилось.
– Погоди, это тот череп из Аризоны? У женщины были короткие вьющиеся волосы?
– Откуда ты знаешь?
– Хотела бы я сказать, что я гений, но на самом деле большинство судебных художников следят за делами друг друга. Мы ставим Гугл-алерт на черепа и неопознанные останки. Я помню большинство из них, а этот случай особенно, потому что знаю художника.
Кэрол спросила:
– Тогда зачем этому парню переделывать портрет?
– Потому что большинство людей не понимают, как работает лицевая аппроксимация. Ту скульптуру сделали всего два года назад, просто нужный человек еще ее не увидел. Если у нее не было семьи или близких друзей, нужного человека может вообще не быть. Может, ее никогда не опознают – тут ничего не поделаешь.
– Надо же, как печально, – сказала Кэрол. – Я понятия не имела.
– Можно мне воспользоваться твоим компьютером? Я посмотрю тот случай, ладно?
Найти его оказалось минутным делом.
– Прошу, Кэрол, не заставляй меня его переделывать. Понимаю, ФБР хочется поучаствовать в «Дейтлайн», но только не с этим случаем. Я бы здесь ничего не стала менять.
– Нет, конечно, мы не станем. Боже, спасибо тебе. Могло выйти ужасно неловко.
Я вернулась к себе в офис, скрипя зубами. Всего этого можно было избежать, если бы Гарри поподробнее расспросил заказчика о деле, прежде чем за него браться. Как, собственно, и должен был.
Когда какой-то правоохранительный орган обращается к нам за лицевой аппроксимацией, мы должны задать некоторые вопросы, и первый из них: «По этому черепу уже делалась аппроксимация ранее?» Все дело в том, что ФБР не занимается переделками чужих работ. Это также касается ДНК и отпечатков пальцев, потому что, если дело попадет в суд, адвокат защиты может выразить протест: полиция, мол, «перепробовала разные способы», чтобы получить нужные ей результаты.
Единственный вариант, при котором мы соглашаемся на переделку, – если появляются убедительные основания считать, что по делу открылись новые обстоятельства. Например, если художник делал двухмерный портрет пятнадцать лет назад, можно выдвинуть аргумент, что современные 3D-технологии гораздо точнее или привлекают больше внимания общественности, что может привести к опознанию. Бывали также случаи, когда анализ ДНК показывал, что останки принадлежат женщине, а не мужчине, как предполагалось ранее. Тогда аппроксимацию, безусловно, следует переделать.
Было достаточно плохо, что Кэрол пришлось звонить заказчику и отказываться от дела, но оставался еще и вопрос с черепом: Гарри уже велел отправлять его нам, поэтому в этот самый момент его везли в Куантико.
Весь тот эпизод, затраты времени и ресурсов стали казаться еще более вопиющими в свете того, что произошло на следующий день.
Прежде чем вы перейдете к чтению следующей части, я очень вам советую налить себе бокальчик вина (или другого напитка по вашему выбору) и отбросить неверие, потому что то, что произошло дальше, было настолько безумным, настолько невероятным, что, казалось, не могло произойти в профессиональной сфере – тем более в ФБР. Но это произошло. В тот момент в кабинете присутствовал третий человек, а снаружи находился полный офис людей, которые все слышали, и впоследствии в трех подписанных официальных заявлениях подтверждалось: «Да, все произошло, как говорит Лиза, и я заверяю это своей подписью».
Как часто начинаются подобные кошмарные истории, у меня зазвонил телефон, и звонок оказался от Гарри.
– Сейчас же зайди ко мне в кабинет. И позови Уэйда.
Когда мы вошли, он уже был на взводе. Мы с Уэйдом переглянулись, не понимая, что происходит. Обычно Гарри приглашал на подмогу Фрэнка, но в тот день Фрэнка не было в офисе, а Гарри не терпелось скорее меня унизить.
Крутнувшись передо мной на своем кресле, как детектив во второсортном триллере, он спросил:
– Почему Кэрол говорила вчера с тобой, а не со мной? Я – твой начальник.
О-о, когда он напоминает нам, что он – начальник, ничего хорошего не жди.
Я осторожно ответила:
– Не знаю. Я получила от нее сообщение зайти и зашла.
– Но почему она вызвала тебя?
– Гарри, я не знаю. Она оставила сообщение зайти к ней как можно скорее, и я подчинилась.
– Но я все равно не понимаю, почему она вызвала тебя, а не меня. Она должна обращаться ко мне! Я начальник!
Он распалялся и говорил все громче.
– Я понимаю, но она – агент. Она на особом положении.
– Но начальник здесь я, а не ты. Она должна была позвонить мне, – рявкнул он. – Почему не позвонила?
Я старалась не показывать своего раздражения от смехотворности этой перепалки, поэтому пожала плечами и сказала:
– Честно, я не понимаю, что отвечать. Я не знаю.