Прошло двадцать шесть лет, прежде чем семья получила новости о пропаже Лили в мае 1996 года. Полицейские сообщили, что группа охотников наткнулась на скелетированные останки на заброшенном кирпичном заводе, всего в трех милях от дома Хадсонов. Анализа ДНК в те времена не проводили, но после изучения отчета патологоанатома полиция пришла к выводу, что это Лили. Некоторые члены семьи с этим смирились, но Грета не верила, что они действительно похоронили ее мать, и сомневалась, что она вообще мертва.
В 2009 году Грета прочла о новых возможностях ДНК-анализа и убедила следователей заново открыть дело ее матери. Тело, пролежавшее в земле тринадцать лет, эксгумировали и получили образцы ДНК для сравнения с образцами, взятыми у членов семьи. На следующий год результаты подтвердили то, что Лили подозревала с самого начала: похороненная женщина не была ее матерью. Получалось, что Грета Хадсон до сих пор может быть жива. И если похоронили не ее, то кого?
Совпадений с ДНК в существовавших на тот момент базах не обнаружили, и следствие зашло в тупик в своих попытках опознать эксгумированное тело. Ему присвоили единственное имя, какое могли, Джейн Доу, и придали номер дела, UF526. Наконец полиция решила, что лицевая аппроксимация – единственная оставшаяся мера. Они знали, что результатов придется ждать долго. В конце концов, тело пролежало неопознанным более десятилетия. Остался ли кто-то, кто может ее опознать? Тем не менее полицейские должны были сделать все возможное, прежде чем перезахоронить покойную с именем «Джейн Доу» на могильном камне. Терять было нечего, и полиция отправила останки UF526 в лабораторию ФБР в Куантико, Виргиния.
Изредка полицейские доставляют улики в лабораторию ФБР лично, но в большинстве случаев их отправляют через FedEx или другие коммерческие почтовые службы. Снаружи ничто не говорит о содержимом пакета – оно и к лучшему. К нам на исследование поступают черепа, отрезанные конечности и даже цельные трупы. Джейн Доу UF526 прибыла в виде преимущественно скелетированных останков, обернутая в пузырчатую пленку, в контейнере из пенопласта с охлаждением, в сопровождении копии исходного полицейского рапорта и запроса на лицевую аппроксимацию.
Первая остановка – это всегда антропологический отдел, где череп осматривают и составляют специализированный отчет для лицевой аппроксимации. Для меня это очень важная стадия процесса, потому что я не могу начать работу, пока не знаю возраст, пол, телосложение и расовую принадлежность человека, лицо которого буду реконструировать.
Антропологи основывают свои выводы на сохранившихся останках, поэтому чем больше костей найдено, тем выше точность. На пол указывают кости таза. У женщины таз шире, чем у мужчины, поскольку он приспособлен для деторождения. Если таз не был найден, антрополог полагается на особенности черепа и других костей, устанавливая пол. Мужской череп обычно крупнее, с более выступающими надбровными дугами, а женский – меньше по размерам, более гладкий, и надбровные дуги у него не такие выраженные. По черепу пол можно установить с вероятностью 90 %.
Рост определяется по бедренной кости – самой длинной в человеческом теле. Антрополог может сказать, был человек крупным и мускулистым или хрупким и тонкокостным. Кости продолжают расти в зависимости от нагрузки, которая на них приходится, поэтому у бодибилдера или строительного рабочего они прочнее, а связки более развиты, чем у пианиста.
Человеческий череп состоит из двух частей – черепной коробки и нижней челюсти; всего в нем двадцать две кости. Восемь относятся непосредственно к черепной коробке (это округлые части сверху, по бокам и на затылке), а еще четырнадцать образуют лицо. К лицу относятся глазницы, нос (назальная апертура) и верхняя челюсть с зубами. Нижняя челюсть образует подбородок; в ней же располагается нижний ряд зубов.
Происхождение определяется по форме черепа, равно как и по другим обнаруженным останкам. Возраст тоже устанавливается по черепу, поскольку с течением лет швы в черепе костенеют и сливаются, так что становятся менее различимы. Череп двадцатилетнего юноши будет заметно отличаться от черепа семидесятилетнего старика. Степень изношенности зубов также указывает на возраст человека.
К сожалению, по делу UF526 антропологи могли сказать немного: женщина, белая, рост от 150 до 165 cм, плотного телосложения, от пятидесяти пяти до восьмидесяти пяти лет. Приблизительность объяснялась состоянием останков: тело, брошенное под открытым небом, быстро разлагается, а тот труп нашли спустя много лет после смерти. Первыми на него предъявляют права падальщики, а то, что остается после них, растаскивают мелкие грызуны и разносит ветер и осадки.
Череп UF526 был поврежден, но лицевые кости остались нетронутыми. Иногда пропадают значительные части лица, и тогда приходится решать, стоит ли вообще пробовать лицевую аппроксимацию. Если половина лица сохранилась, можно скопировать ее и «перевернуть», чтобы восстановить недостающую. Конечно, результат получится неидеальным, потому что лица несимметричны, но попытаться стоит.
Лучшее, что можно сделать, чтобы сохранить улики, – не трогать их; вот почему все лицевые аппроксимации в ФБР выполняются по полимерным копиям, отлитым на 3D-принтере. Я прикасаюсь к настоящему черепу лишь в самом начале процесса, далее он хранится в той же упаковке, в какой к нам прибыл.
Антрополог делает компьютерную томографию черепа и передает данные в отдел моделирования. У ФБР есть промышленные 3D-принтеры, которые отливают точную копию, нанося жидкий полимер слой за слоем. Поскольку количество данных, необходимых для передачи всех нюансов черепа, очень велико, печать может занять до суток. Когда полимерная копия готова, антрополог передает ее мне, и я приступаю к работе.
Изучив отчет антрополога, я беру череп и просто рассматриваю. Я не тороплюсь, изучаю череп с разных углов, размышляя об антропологических данных и отмечая кое-что сама. Например, одна щека выдается вперед сильнее второй, или подбородок заостренный, или левый глаз немного выше правого. Мы с антропологом смотрим на один и тот же череп, но трактуем информацию по-разному. Антрополог измеряет и сравнивает углы и расстояния, я же представляю себе формы, складки кожи и плоть.
Поработав с большим количеством черепов, я наизусть заучила среднюю толщину тканей, но на всякий случай у меня есть постер с данными – он висит на стене в моем кабинете. Я могу свериться с ним, если мне кажется, что толщина выходит за анатомические границы.
Моя скульптурная студия в ФБР вовсе не была нарядной – она походила на самую обычную лабораторию с лампами дневного света, металлическими стеллажами и промышленных масштабов столами для осмотра. Как большинство художников, я использую целый спектр различных инструментов, но полагаюсь в основном на несколько своих «рабочих лошадок». Мои любимые – те, которые я усовершенствовала сама, например инструмент с петлей на одном конце и маленьким мастихином на другой. Я также пользуюсь обычными предметами домашнего обихода вроде старой зубной щетки, которой смешиваю глину, или металлической лопатки для разглаживания больших площадей, например скальпа и лба.
Прежде чем приступать к лепке, я должна прикрепить нижнюю челюсть к копии черепной коробки. В жизни их соединяют мышцы и связки; после смерти это делается клеевым пистолетом. Люди обычно представляют себе скелеты целиком: достаточно разок посмотреть детский мультик, и этот образ навсегда запечатлевается в голове. Но, конечно, кости держит на месте хрящевая ткань. Когда она разрушается и скелет разваливается, части могут оказаться где угодно. Вот почему мы зачастую получаем для аппроксимации только черепную коробку. В какой-то момент челюсть отделилась от черепа, и ее утащили падальщики, а может, смыла вода.
Мы с Крисом неоднократно работали с черепами без нижней челюсти и добивались успеха. Однако отсутствие челюсти – это большой минус, потому что у вас в буквальном смысле не хватает половины лица. Вы не можете сказать, был у человека массивный квадратный подбородок или маленький треугольный. Единственное, что возможно сделать в такой ситуации, – следовать правилам пропорции, то есть добиться соответствия нижней и верхней частей лица. Гарантий нет, но это наилучший выход.
Я перевернула череп UF526 набок и добавила клочки ваты между черепной коробкой и нижней челюстью – они имитировали синовиальную жидкость, смазывающую сустав. Без этой прокладки челюсть не встанет на место должным образом. Когда челюсть установлена и я довольна прикусом, я закрепляю копию на стойке для лепки, следя за тем, чтобы она стояла ровно в горизонтальной и вертикальной плоскостях, а череп смотрел прямо на меня. После этого я клеевым пистолетом закрепляю маркеры толщины ткани (я пользуюсь ватными палочками) на подбородке, щеках, надбровных дугах и т. д.
Обычно каждую скульптуру я начинаю, вставляя глазные яблоки. Это всегда делается методом проб и ошибок, потому что глаза следует установить правильно в трех измерениях. Я заполняю орбиты глиной, оставляя примерно по сантиметру с краев, чтобы у меня было пространство для маневра. Потом я ввожу палец внутрь глазной орбиты и нащупываю небольшой выступ – так называемый скуловой бугорок. К нему крепятся глазные связки, и искусственный глаз должен располагаться на три миллиметра выше с учетом толщины тканей.
Средний диаметр человеческого глаза – 23 мм, и обычно я использую протезы точно такого же размера. Однако глазные орбиты у UF526 были очень большими по сравнению с остальным лицом, поэтому я рассмотрела возможность использования протезов побольше, 26-миллиметровых. Когда я только начинала заниматься лицевыми аппроксимациями, я даже не задумывалась над такими микроскопическими деталями. Но с годами я стала обращать внимание, что орбиты побольше зачастую приводят к более выпуклым и выразительным глазам, а небольшие – к глазам маленьким и глубоко посаженным. Правда, с учетом невысокого роста Джейн Доу я решила придерживаться золотой середины.